Эдуард Арбенов - Берлинское кольцо

• Название: Берлинское кольцо
• Автор: Эдуард Арбенов
• Жанр: О войне
• Год: 1969

«Берлинское кольцо» — продолжение рассказа о советском разведчике Саиде Исламбеке, выполнявшем в годы Великой Отечественной войны особое задание в тылу врага. Времени, с которого начинается повествование романа «Берлинское кольцо», предшествовали события первых лет войны. Чекист Саид Исламбек, именуемый «26-м», по приказу центра сдается в плен, чтобы легально пробраться в «филиал» Главного управления СС в Берлине — Туркестанский национальный комитет. В первой книге о молодом чекисте «Феникс» показан этот опасный путь Исламбека к цели, завершившийся победой.

Победа далась не легко. Связной, на встречу с которым шел «26-й», был выслежен гестапо и убит. Исламбек остался один. Но начатая операция не может прерваться. Нужно предотвратить удар по советскому тылу, который готовит враг. Саид Исламбек через секретаря и переводчицу Ольшера Надию Аминову добывает секретный план шпионажа и диверсий и копирует его. Новый связной Рудольф Берг помогает переправить документ в центр. Обстановка складывается так, что завершение операции возможно только иеной жертвы: необходимо убедить немцев, что документ еще не побывал в руках разведчиков и что они только охотятся за ним, иначе план диверсии будет изменен и советские органы безопасности не смогут принять меры защиты. Исламбек идет на жертву. В доме президента ТНК он открывает себя и падает под пулями гестаповцев.

В центр поступает короткое донесение из Берлина: «Двадцать шестой свой долг перед Родиной выполнил…»

---

Мы получили ключи от номера и вместе с ними открытку — официальную, очень скучную по виду, но потрясающе неожиданную. Сотрудник архива сообщил, что наткнулся на документ, интересующий нас. Документ! Иначе говоря, приговор Саиду Исламбеку. Или что-то другое, связанное с ним. Впрочем, другое вряд ли окажется среди папок с бумагами особой коллегии берлинского суда. Все-таки, видимо, приговор.

Мы не поднимаемся в номер, хотя отпахнутые дверцы лифта и золотистый свет плафона в глубине манят нас, а бросаемся к телефону и звоним — еще есть время, рабочий день не окончен — в архивное управление. Предупредительный Хорст Ремпель начертил в уголке открытки свой адрес и номер телефона.

Смертный приговор унтерштурмфюреру Саиду Исламбеку был вынесен в полдень 18 октября 1943 года, точнее в 13 часов 40 минут, на коротком заседании особой коллегии берлинского суда. Обычная церемония не соблюдалась, вся процедура свелась к чтению протокола, составленного месяц назад секретарем суда по традиционному стандарту с учетом материалов и заключения следствия и короткой записки Курта Дитриха, адресованной прокурору. Эта записка, собственно, и определила такую странную для военного времени отсрочку рассмотрения дела государственного преступника. Дитрих просил подготовить текст решения суда, но оформить приговор лишь после его звонка. С некоторых пор политические дела не рассматривались, а лишь оформлялись. Могли, впрочем, и не оформляться, кто стал бы требовать отчета от гестапо или управления СС по поводу исчезновения того или иного подследственного, но коменданты внутренних тюрем без бумажек не могли вести учета арестованных, и, следовательно, требовать от начальника караула ответа в случае пропажи подопечного. Докажи потом, что он расстрелян, просто сбежал. А это уже халатность караульной команды, заслуживающая довольно сурового наказания. Поэтому приговоры все же писались и статьи применялись в соответствии с рекомендацией начальника отдела той инстанции управления имперской безопасности, которая вела следствие. Он решал, кто должен жить в это страшное время, а кто — умереть.

После чтения протокола, очень лаконичного и строгого по форме, секретарь особой коллегии штурмшарфюрер Гольтц протянул текст приговора председателю суда штандартенфюреру Вальтеру, затем: члену коллегии зондерфюреру Ландеру и представителю обвинения судебному советнику Денхардту. Первые двое поставили свои подписи не глядя, а прокурор внимательно прочел последние строки, где говорилось, что подсудимый унтерштурмфюрер Саид Исламбек, уроженец города Коканда, проживавший в Берлине, на Шонгаузераллей в доме номер пятьдесят семь обвиняется в преступлении против интересов Германии и ее вооруженных сил и приговаривается к смертной казни. На мгновение Денхардт задумался, неизвестно почему вытянул губы, будто хотел спросить о чем-то секретаря, но не спросил и не торопясь вывел свою фамилию в самом низу листа, на заметном расстоянии от подписи председателя и члена коллегии. Сказал, не обращаюсь ни к кому:

— Он уже расстрелян…

Секретарю показалось, что прокурор спрашивает. Несколько смущенный, даже растерянный, словно по его вине нарушен порядок, штурмшарфюрер стал оправдываться:

— Кажется, нет… Во всяком случае, ничего по телефону не говорилось… Так я понял.

И еще больше смутился. Тогда старый, обрюзглый, уставший от своей вечной боли в правом боку, штандартенфюрер Вальтер досадливо произнес:

— Исчез… во время транспортировки… Об этом господину советнику должно быть известно по официальному извещению. Между прочим, за поимку беглеца было установлено вознаграждение.

— Вот как! — несколько удивился прокурор. — Я об этом что-то не слышал… Впрочем, столько дел…

Итак, приговор вынесли спустя полгода после событий на Берлинском кольце.

Над этим следовало задуматься. Для чего Курту Дитриху, ведшему дело Саида Исламбека, понадобилась бумажка, скрепленная подписями судебных чиновников, уже ничего не значащая, никого не трогающая. Или здесь проявилась обычая педантичность немецкой бюрократии: исчез человек и его надо списать. Но Исламбек исчез не по собственной инициативе. Начиная от Фриденталя, от формирования диверсионной группы, до прыжка на Берлинер ринге и ночного происшествия в лесу — все было продиктовано кем-то по заранее продуманному плану, и диктовал, судя по фактам, не кто иной, как Рейнгольд Ольшер. А действия Ольшера не могли остаться неизвестными штурмбанфюреру Дитриху. Просто так не возьмешь из гестапо подследственного, не повезешь его на Берлинское кольцо. И даже не убьешь без ведома и санкции Дитриха.

Значит, Курт Дитрих все знал и, конечно, читал извещение о выдаче трех, а затем и пяти тысяч марок за опознание беглеца, если не редактировал собственноручно. И вот этот же Дитрих через полгода звонит в особую коллегию и требует оформления приговора.

Требует, но не беспокоится о получении документа: все экземпляры остались в канцелярии суда, хотя две копии должны были попасть в место заключения для исполнения приговора. Вот почему, видимо, Берг не знал о заседании особой коллегии и о вынесении приговора. Но он знал другое…

Штурмбанфюрер Дитрих 16 октября позвонил в Главное управление СС и потребовал доктора Ольшера.

— Наши с вами отношения по известному делу, господин гауптштурмфюрер, завершились, и я не собирался вас больше беспокоить. Но одно обстоятельство вынуждает меня снова обратиться в «Тюркостштелле»…

Кто знал Ольшера 1941 и даже 1942 года, знал его тайную борьбу с Дитрихом из-за влияния на Туркестанский национальный комитет, его победы и поражения, мог бы представить себе ехидную усмешку начальника восточного отдела. Гауптштурмфюрер любил язвить и делал это не без блеска. Год назад Ольшер был недосягаем ни для гестапо, ни для Восточного министерства, где сидел давний противник капитана барон Менке. Ольшер жил и действовал под крылышком самого Шелленберга. Энергичный и хорошо чувствовавший пульс времени начальник «Тюркостштелле» поставлял для Туркестанского легиона и для лагерей особого назначения, подчиненных Шелленбергу, в нужном количестве живой материал. Поставки бригадефюрер оплачивал вниманием и заботой о новоиспеченном капитане. Самый высокий взлет Ольшера выпал на начало тотальной войны, объявленной Гиммлером, когда потребность в человеческом материале утроилась.

— Нужны люди! Много людей, — требовал фюрер СС и начальник германской полиции.

Ольшер дал их Гиммлеру. Перед старательным капитаном открывалась дорога к новым, более высоким должностям, и он смело пошел бы по ней, никого не щадя и не замечая. Но роковая история с документом, похищенным прямо в управлении СС, испортила карьеру Ольшера, бросила его под ноги врагов и завистников. Гауптштурмфюрер стал пугливым и осторожным. Любой звонок пугал его, особенно после убийства унтерштурмфюрера на Берлинер ринге. Мгновенная бледность обливала сухие щеки Ольшера, и глаза под золотыми ободками очков гасли. А тут еще звонок из гестапо!

Как всякий, ждущий несчастья, он заранее готовил себя к защите от него, принимал облик обреченного. Убежденный реалист во всем, что касалось человеческих отношений, Ольшер вдруг стал верить в сердечность своих противников, ему припомнились существовавшие когда-то чувства жалости и сострадания к ближнему, зародилась надежда на чужую доброту. Этими чувствами, вопреки логике, он наделил и Дитриха. Поэтому Ольшер откликнулся на звонок гестаповца тихим, упавшим и даже грустным голосом:

— Я слушаю вас, господин штурмбанфюрер.

Это было ново для Дитриха. Неожиданно. Секунду озадаченный гестаповец переваривал эту неожиданность, соображал, как отнестись к перемене, произошедшей в Ольшере. Решил сохранить обычный усталый и скучный тон.

— Мой подопечный унтерштурмфюрер Исламбек просит свидания с начальником «Тюркостштелле».

Расшифровывать и уточнять Дитрих не собирался, это не входило в его планы. Он звонил Ольшеру не для того, чтобы облегчить участь заключенного или содействовать лучшему проведению следствия, ему нужно было высветлить самого Ольшера, нащупать тайну, в существовании которой гестаповец не сомневался. Официально известив гауптштурмфюрера о желании Исламбека его увидеть, Дитрих приготовился слушать и анализировать. Он замер у трубки. Гестаповский ас умел читать человеческие мысли на расстоянии. Умел угадывать страх, смятение, отчаяние. Секунды, даже доли секунды, нарушавшие ритм в ту или иную сторону, мгновенно расшифровывались Дитрихом как тире-точки-тире. И он угадывал по ним состояние собеседника, составлял план действия, намечал следующий шаг.

Ольшер знал Дитриха — эту почти животную чувствительность, этот лесной слух. Поэтому тон и пауза должны были быть точными, артистически выверенными. Печаль уже излишня — разговор пойдет об Исламбеке.