Уильям Голдинг - В непосредственной близости

• Название: В непосредственной близости
• Автор: Уильям Голдинг
• Издательство: Астрель
• Жанр: Современная проза
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-271-42551-6

Одно из самых совершенных произведений английской литературы. «Морская» трилогия Голдинга. Три романа, посвященных теме трагического столкновения между мечтой и реальностью, между воображаемым — и существующим. Юный интеллектуал Эдмунд Тэлбот плывет из Англии в Австралию, где ему, как и сотням подобных ему обедневших дворян, обеспечена выгодная синекура. На грязном суденышке, среди бесконечной пестроты человеческих лиц, характеров и судеб ему, оторванному от жизни, предстоит увидеть жизнь во всем ее многообразии — жизнь захватывающую и пугающую, грубую и колоритную. Фантазер Эдмунд — не участник, а лишь сторонний наблюдатель историй, разыгрывающихся у него на глазах. Но тем острее и непосредственнее его реакция на происходящее…

---

— Да вы счастливчик, Виллер. Вас подобрали, и теперь все позади. Скажите Бейтсу, что его услуги мне более не потребуются.

Виллер замер. Он открыл было рот, но смолчал, слегка поклонился и вышел. Я вздернул рукава сорочки и попытался смыть кровь с лица и рук. Покончив, я в изнеможении рухнул на парусиновый стул. Становилось ясно, что придется провести это странное время на положении раненого; все казалось сном. Я попытался понять, что означают сегодняшние новости — и не смог. Война, за исключением краткого и лживого перемирия в 1808 году, была единственным привычным для меня состоянием. Война кончена, все изменилось, но я не мог заполнить пустоту ничем, что имело бы для меня значение. Пытался представить Людовика XVIII на французском троне — и не смог. Пробовал думать о процветании старого режима — теперь его уже можно назвать новым! — и не верил, что ему дано когда-либо возродиться. Здравый смысл, политическое просвещение этого не стерпят. Слишком сильно военные катастрофы изменили положение в мире… и положение самой Франции: уничтоженные великие роды, поколение, вкусившее сперва соблазнов невиданной свободы и равенства, затем тягот тирании и бедности; нация, обескровленная постоянными призывами на военную службу… Новый мир, рождение которого наши матросы приветствовали столь шумно, — это печальный мир. Вот какова была моя невольная мысль. Но в голове звенело, и хотя в такую минуту о сне и думать нечего, я не знал, хватит ли у меня сил, чтобы подвергнуться еще и испытанию всеобщим весельем. Я еще раз попробовал осознать действительность — поворотный пункт в истории, одно из величайших мировых событий, мы стоим на пороге… и так далее — но все без толку.

Голова моя стала ареной смешения образов и мыслей. Большая гора пушечных ядер, вроде той, мимо которой я карабкался по палубе, предстала перед мысленным взором, как олицетворение миллионов тонн старого железа, лежащего во всех концах цивилизованного мира, — железа, которое отныне никому не нужно: ржавеющие пушки, годные лишь на то, чтоб об них чесались коровы; мушкеты и пули, продаваемые на сувениры; сабли… Моя замечательная сабля, а также прочий металл, коему не было конца. Да еще корабли, которые только что построили, но так и не спустят на воду.

Должен признаться еще в одном, весьма необычном в подобных обстоятельствах чувстве, а именно в чувстве страха. На какое-то время реальность происходящего проникла в смятенное сознание. Я испытал не просто сильный страх, как тот, что заставил мои ноги прирасти к палубе, когда я слышал первый в жизни боевой, как считал, залп, но страх куда более всеобъемлющий, почти вселенский страх перед перспективой мира! Народы Европы и наш народ отныне свободны от простого и понятного долга сражаться за короля и державу. Вот оно — продолжение той самой свободы, что повергает страны в пучину хаоса! Я говорил себе: «Политические слои общества должны это приветствовать, поскольку отныне ход событий решается не смертельным звоном мечей — нет, настал черед политиков, наш черед, мой!» Но миг осмысления прошел, и в голове моей снова все смешалось. По правде сказать, я, помнится, некоторое время просто плакал.

Притом я слышал, как смеются и болтают дамы, проходя мимо моей двери на шкафут. Мисс Грэнхем воскликнула громким голосом: «А юбка, юбка — ни починка, ни стирка не спасет!» Я поднялся и пошел на шкафут, где было много света и людей, предававшихся истерическому ликованию. Наши корабли прикрепили друг к другу тросами; «Алкиона» была ниже нас на высоту палубы.

Маленькое пространство нашего мирка расширилось. Как много собралось людей! Великий боже, да у самого китайского императора не столь населенное и суматошное государство! Но завал наших бортов держал людей на расстоянии нескольких футов. Офицеры пребывали в состоянии сурового недовольства поведением матросов, а унтер-офицеры впервые у меня на глазах всерьез орудовали линьками. Вот такой скверный эффект возымело ожидание послабления вкупе с несколькими минутами полнейшего отсутствия дисциплины.

Я решил, боюсь, довольно эгоистично, что можно вздохнуть спокойно и отдаться на волю здравого смысла. Я взобрался на шканцы, затем на ют. Капитан Андерсон стоял у левого борта со шляпой в руке. Сэр Генри Сомерсет, джентльмен корпулентный и с лицом несколько красноватым, повис на бизань-вантах «Алкионы» и находился на одном уровне с нашим капитаном. Обеими ногами сэр Генри упирался в две выбленки, на третьей сидел, за четвертую держался правой рукой, а в левой у него была шляпа. Он говорил:

— …в Индию с чрезвычайным донесением и, вероятно, прибудем туда с новостями, как раз вовремя, чтобы предотвратить изрядное сражение. Черт побери, сэр, если я в том преуспею, стану самым непопулярным человеком к востоку от Суэца!

— А что флот, сэр?

— Дьявол, не прошло и дня, как спустили приказ законсервировать еще дюжину судов или около того. На улицах полно моряков, которые попрошайничают в ожидании жалованья. Никогда не думал, что у нас на кораблях столько мошенников! А мы-то и знать не знаем. Но вот вам мир, будь он проклят! А кто этот джентльмен?

Капитан Андерсон, держась рукой за поручень, как раз там, где его почти разрубил клинок Девереля, представил меня. Он упомянул о моем крестном, его брате и перспективах моей карьеры.

Сэр Генри был приветлив, выразил надежду на дальнейшее знакомство и пообещал представить меня леди Сомерсет. Капитан Андерсон прервал наш обмен любезностями со свойственным ему отсутствием savoir faire9 и, в свою очередь, выразил надежду, что покуда нет ветра, мы сможем наслаждаться обществом сэра Генри и леди Сомерсет, но теперь пора, ему по крайней мере, поставить матросов на якорь и завязать мертвым узлом. Сэр Генри согласился, скользнул по вантам с привычной ловкостью бывалого моряка и заговорил с офицерами у себя на палубе.

Капитан Андерсон крикнул во всю глотку:

— Мистер Саммерс!

Бедняга Саммерс бегом, словно гардемарин, бросился наверх. При свете огней с обоих судов я увидал, что его обычно невозмутимое лицо пылает и покрыто потом. Спеша явиться на зов капитана, он расталкивал тех, кто попадался ему на пути. Я решил, что это некрасиво и недостойно его.

— Мистер Саммерс, у нас самовольные отлучки!

— Знаю, сэр, и стараюсь, как могу.

— Так старайтесь старательней! Посмотрите туда — и вот туда! Черт побери, у нас как в курятнике, после того, как там лиса погостила!

— Сэр, они от радости…

— От радости? Да это бесчинство! Можете сказать, что тот, кто вернется с «Алкионы» последним, получит дюжину ударов. Не сомневаюсь, то же самое прикажет у себя сэр Генри.

Саммерс отсалютовал и убежал. Андерсон послал мне слегка оскаленную гримасу и, заложив руки за спину, затоптался взад-вперед вдоль левого борта шканцев, с кислым видом поглядывая в разные стороны. Один раз он остановился у передних поручней и взревел. С полубака ответил Саммерс, в отличие от капитана, воспользовавшись рупором.

— Мистер Аскью убрал порох и фитили. Разряжаем пушки, сэр.

Капитан Андерсон кивнул и возобновил необыкновенно быструю прогулку. На меня он не смотрел, и я счел за лучшее удалиться. Добравшись до шкафута, я, во всяком случае частично, понял причину озабоченности нашего угрюмца. Матросы смеялись слишком непринужденно. Было понятно, что кто-то из них неведомым способом раздобыл спиртное. Действие Ньютонова закона, если именно оно — а что же еще? — привлекло друг к другу корабли, кои не намеревались сближаться, задало нашему Несгибаемому Флоту — это мое собственное название для Королевского флота — кое-какие задачи, о которых не пишут в книгах. Я своими глазами видел, как с одного корабля на другой летела бутылка, и как она исчезла среди моряков, которые охраняли мостик, или вернее сказать, сходни между судами; и хотя я наблюдал за бутылкой так пристально, как только позволяла гудящая голова, бутылка больше не появилась. Она исчезла навсегда, таинственным образом, подобно колоде карт в руке фокусника. Я задумался о том, насколько сходни упрощают запретные сношения между экипажами.

Неразбериха продолжалась: через прорыв открылся путь и для общественных сношений, и для воровства. Я никак не мог угомониться. Несмотря на гудящую голову и телесную усталость, мысль о койке была невыносима. Какой тут сон, когда дыра в горячем тумане тропиков освещена словно ярмарка и так же шумит? Я помню, как пребывая в оцепенении, все собирался что-то сделать, но не мог сообразить, что именно.

Мне захотелось выпить, и я нырнул в коридор, но меня едва не сбил с ног какой-то юнец, выскочивший навстречу. За ним шли Филлипс, Виллер и еще один человек; увидав меня, они отступили. Мне показалось, что персона Филлипса издает слабый аромат, но не рома, а бренди. Он обратился ко мне, стараясь не дышать:

— Этот негодник с «Алкионы», сэр. Вам бы лучше запереть все хорошенько.