Роберт Уильямс - Корень всех зол

• Название: Корень всех зол
• Автор: Роберт Уильямс
• Жанр: Современная проза
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-699-65207-5

Дональд Бейли — не трудный подросток, а просто-напросто несчастливый. Совершив непоправимый поступок, он потерял доверие друзей, любовь матери и собственный покой. Что ему осталось? Бежать от прошлого? Или запереть на замок любые воспоминания и жить настоящим, не заглядывая в будущее? Но после переезда на новое место у него снова появятся друзья и знакомые. И сбежать от них в другой город или даже в далекие миры, созданные подростковым воображением, ему не удастся. Теперь Дональду придется взглянуть в лицо своему прошлому и своим страхам.

---

Мне казалось важным вернуться туда, где все случилось, и посмотреть — не найдется ли там чего-нибудь, что подтвердит слова полицейских или, наоборот, укрепит мои подозрения. Если то страшное, о чем мне говорили, правда, на месте не могло не остаться следов.

Попасть туда было не так-то просто — теперь мама не выпускала меня из дома одного, а когда мы шли куда-нибудь вдвоем, то сразу за калиткой поворачивали направо, в противоположную сторону. Хотя все нужное нам располагалось под холмом, сперва мы с четверть мили тащились вверх по Хоторн-роуд, там проулком выходили на Кемпл-стрит и уже потом спускались в город, огибая тот дом, возле которого случилось несчастье. Это занимало у нас лишних минут двадцать, но я и пикнуть не смел. Я ничего не говорил, даже когда мы возвращались откуда-нибудь уставшие и до дома было рукой подать, а приходилось еще делать здоровенный крюк. После того дня, что бы я ни сказал, мама могла в ответ сорваться на крик или удариться в слезы, и я быстро усвоил, что лучше помалкивать. От слов только хуже.

Постепенно у меня созрел план. Нужно дождаться, когда мама ляжет спать, и где-нибудь через час можно будет выскользнуть из дома, прибежать туда и хорошенько все осмотреть. Но в первый раз я заснул и проспал до самого утра, когда мама подняла меня в школу. То же повторилось и на следующий день. Тогда я пошарил по кухонным ящикам, пока мама была в душе, и отыскал старый пластиковый таймер для готовки в виде цыпленка. Услышав, что мама легла, я поставил его на один час и сунул под подушку. Как и следовало ожидать, я опять заснул, но приглушенное жужжанье под головой разбудило меня. Выключив таймер, я прокрался к маминой двери и прислушался. Изнутри доносилось только размеренное дыхание, и мне стало понятно: вот он, мой шанс. Переодеваться я не стал — я ведь ненадолго. Прямо в пижаме, только надев школьные ботинки, я выскользнул из дома с фонариком в руке.

Было около полуночи. Темень стояла такая, какой я никогда не видел, и улица, на которой я вырос, предстала передо мной совершенно незнакомой — как зимой, когда ее укутывал толстым слоем снег. Оглушенный, я на мгновение застыл у калитки, не решаясь потревожить тишину и неподвижность, царившие снаружи, но секунду спустя уже скользил невидимой тенью сквозь черноту и безмолвие. Через несколько минут я был внизу, у дома номер пять. Направив фонарик на тротуар, я принялся искать следы крови. Пятно света перемещалось туда-сюда, выхватывая то кусок дороги, то бордюр; я двигался все дальше и дальше, думая, что ошибся с местом, но темных пятен видно нигде не было. Я поднял фонарик и осветил дорожку к двери дома — тоже ничего. Я не находил этому объяснения. Если то, что мне говорили, правда, крови не могло не остаться. Я поднял глаза от земли и внимательно огляделся кругом. Прямо впереди была дорога, уводящая в город. На противоположной стороне улицы высились богатые особняки, к широким дверям которых вели крутые ступени. Позади, там, откуда я пришел, улица поднималась к моему дому. И наконец, — я завершил оборот — дом, где жил тот пацаненок. Ни малейшего доказательства слов полицейских. Ничто не говорило о том, что здесь случилась беда.

Вне себя от радости, я почти поверил, что взрослые и впрямь морочат мне голову. Я уже хотел вернуться домой, забраться в кровать и еще раз тщательно все обдумать, как вдруг заметил открытки в окне. Одна из них соскользнула по стеклу и перевернулась обратной стороной, так что были видны строчки. Сперва я не собирался подходить к дому, но теперь понял, что должен прочитать, что там написано. Как можно тише я приоткрыл калитку и, стараясь не шуметь, прокрался по дорожке к окну. Прижавшись лбом к темному стеклу, я посветил фонариком и прочел:

«Милые Бекки и Йен, примите наши глубочайшие соболезнования.

Никакими словами не выразить, что мы чувствуем. Он теперь с ангелами на небесах.

Любящие вас,

Эмма, Крис и Имоджен»

В ту секунду это стало для меня реальностью. Я все еще не понимал, как такое могло случиться, зато теперь знал, что мне сказали правду. Повернувшись, я шагнул обратно к калитке, чтобы отправиться домой, но тут сверху ударил свет, и я оказался будто на сцене. Мне бы сразу выбежать на улицу, и только меня и видели, а я, бросившись было в панике к выходу, на полдороге застыл в нерешительности — может, лучше спрятаться у стены? В этот самый момент, когда я торчал прямо посреди участка, в окне второго этажа отдернулись шторы, и я увидел отца того мальчика. Какое-то время он потрясенно смотрел на того, кто две недели назад убил его двухлетнего сына, а я смотрел на него в ответ. Потом я повернулся и побежал.

Глава 2

После всего случившегося я изменился. Мама говорит, что я «ушел в себя», но, по-моему, наоборот, я как раз пытался от себя сбежать. Я называл это «исчезанием» и быстро в нем наловчился. Впервые я проделал это всего через несколько дней после той, последней, беседы в полицейском участке. Теперь, по прошествии времени, я понимаю, что для первого раза задумано было крутовато, но тогда я вообще не особо представлял, к чему стремлюсь, не то что сейчас. Я хотел просто сбежать от маминых истерик и той непроглядной черноты, в которую погрузился наш дом со дня первого визита полиции.

На идею меня натолкнул писатель, побывавший у нас в школе. Он встречался с нашим классом, рассказывал о том, как он сочиняет, о своих книгах… Ни он сам, ни его истории мне особо не понравились, только одна вещь застряла в памяти. Он говорил, что иногда проводит целые дни как будто в другом мире, что, когда он начинает писать и фантазировать, все вокруг словно исчезает, и если дело идет как надо, выдуманное им становится для него более реальным, чем действительность. Я тоже так хотел — хоть ненадолго перенестись, как по волшебству, куда-нибудь подальше отсюда. Пусть я не писатель, но исчезать — мысленно — наловчился не хуже.

В тот первый раз моя кровать была космическим кораблем, и я летел к Нептуну. Я был тогда просто повернут на космосе — и книги в библиотеке брал только про это, и в «Улыбке» рисовал одни звезды и планеты с ракетами, после любого фильма или передачи ходил под впечатлением несколько дней. Помню, мы должны были отправиться на школьную экскурсию к знаменитому телескопу Пилчарда, в который, если повезет, можно увидеть другие галактики. Я буквально считал дни до поездки, а в итоге, когда оставалось уже всего ничего, мы с мамой уехали в другой город. В последний мой день в клифтонской школе мама передала со мной записку с просьбой вернуть сданные за экскурсию деньги. Никогда еще я не испытывал такого ужасного разочарования. Мне казалось, этого просто не может быть — как будто ничего не значит, что я столько ждал и надеялся. Я все думал, что в последнюю минуту кто-то вмешается и восстановит справедливость. Когда ничего не произошло и стало понятно, что гигантского телескопа и далеких галактик мне не видать, я закатил маме концерт.

— Господи, Дональд, неужели это из-за той дурацкой экскурсии? После всего, что случилось, ты переживаешь, что не попал в какую-то несчастную обсерваторию?

Да, именно из-за этого я и переживал. Так нечестно — через пару дней мои одноклассники, которых космос, в отличие от меня, не очень-то и волнует, погрузятся в автобус, а я столько мечтал увидеть звезды, и все зря!.. Ужасно несправедливо, и как мама не понимает?! Сейчас меня самого передергивает — месяца не прошло, как по моей вине погиб маленький ребенок, а я рыдал, что не попаду на экскурсию к телескопу. Но тогда это значило для меня куда больше. Космос приносил мне успокоение. Меня завораживала сама мысль о том, что где-то там, невыразимо далеко от обыденной реальности, движутся огромные каменные или газовые шары планет, что в тот самый миг, когда я сижу в классе, они летят через пространство, такие чуждые всему земному, такие отстраненные. На их фоне все, что происходит вокруг, казалось неважным. Что бы ни случилось тут, внизу, там, наверху, не будет иметь ни малейшего значения. От этих мыслей жить становилось чуть легче. Вот почему я так расстроился, когда не попал на ту экскурсию, только тогда я еще не мог этого объяснить, и мое поведение лишний раз доказало, что я «бесчувственный дьяволенок».

Больше всего из планет мне нравился Нептун, сам не знаю почему. Вообще-то мне все планеты были интересны, но он оставался самым-самым. Другими я тоже, бывало, увлекался на время, однако главное место в моем сердце занимал именно Нептун — может быть, из-за голубой окраски. Голубой был моим любимым цветом, а три — любимым числом. О космосе я знал все — о ракетах, о том, как тренируются астронавты, знал, что они едят, как ходят в туалет, где спят. Я был полностью готов. Мне так не терпелось воплотить свой замысел, что я отправился в кровать на полчаса раньше положенного. Я лежал в постели и не мог дождаться, когда окончательно стемнеет и можно будет начать обратный отсчет до старта. Запуск прошел без сучка без задоринки, и скоро я, покинув орбиту Земли, плыл между планет, маша им рукой. Юпитер, как и писали в книге, поражал своими размерами, кольца Сатурна тоже производили впечатление. Вот, наконец, показался голубой серпик Нептуна — я был почти у цели. Следующие несколько ночей я вновь и вновь переживал это путешествие, сам, без уговоров, рано ложась спать. И прежде чем заснуть, я уносился далеко от Клифтона, от всех его жителей, от того, что случилось. Я натягивал пижаму сразу после ужина и с нетерпением ждал, когда можно будет забраться в кровать.