Евгений Шалашов - Десятый самозванец

• Название: Десятый самозванец
• Автор: Евгений Шалашов
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-4444-0848-3

Имя Тимофея Акундинова, выдававшего себя за сына царя Василия Шуйского, в перечне русских самозванцев стоит наособицу. Акундинов, пав жертвой кабацких жуликов, принялся искать деньги, чтобы отыграться. Случайный разговор с приятелем подтолкнул Акундинова к идее стать самозванцем. Ну а дальше, заявив о себе как о сыне Василия Шуйского, хотя и родился через шесть лет после смерти царя, лже-Иоанн вынужден был «играть» на тех условиях, которые сам себе создал: искать военной помощи у польского короля, турецкого султана, позже даже у римского папы! Акундинов сумел войти в доверие к гетману Хмельницкому, стать фаворитом шведской королевы Христиании и убедить сербских владетелей в том, что он действительно царь.

Однако действия нового самозванца не остались незамеченными русским правительством. Династия Романовых, утвердившись на престоле сравнительно недавно, очень болезненно относилась к попыткам самозванцев выдать себя за русских царей… И, как следствие, за Акундиновым была устроена многолетняя охота, в конце концов увенчавшаяся успехом. Он был захвачен, привезен в Москву и казнен…

---

— Ничего себе! — присвистнул Тимофей. — Цельную корчагу… Так ее всю жизнь копить можно, да хрен накопишь. Это же… охрененные деньги.

— Как же, всю жизнь, — хмыкнула Маланья. — Прошка, да он уже полкорчаги накопил. Он каждый ефимок, ровно девку, облизывает…

— Сколько же там твоих-то денег будет? — осторожно поинтересовался парень, прикидывая, под сколькими мужиками пришлось побывать Маланье. Ладно, если Прокоп менял ефимки по тридцать копеек. А ежели по шестьдесят?

— А я считала? — отмахнулась она. — Иной раз с двумя-тремя сразу. Бывало, прямо в санях подол задерут да в очередь меня и жучат, как кобели сучку…

— М-да, — только и сказал Тимофей.

— Ну, что, как я тебе? — со злым смешком спросила Маланья. — По-прежнему хочешь, чтобы я с тобой поехала? А не забоишься, что вот возьму да и соглашусь? И что дальше будет? Будешь меня всю жизнь попрекать, как я подол задирала за денгу да за копейку…

— Глупая ты, — провел Тимоха ей ладонью по щеке. — Нет тут твоей вины. Эх ты, баба-кошка…

Не кручинься, глупая кошка, коли мысли дурные взбредут,
Ты прижмись покрепче к Тимошке, вот, гляди, я с тобою тут.
Помурлычь мне тихонько на ушко, станет легче тебе и мне.
Обними меня мягкой лапкой, расскажи о своей беде.

И беда-подлюга отступит, вот была она, и вот — нет,
Разговор твою боль притупит, хочешь, дам я такой совет?
Чтобы жить нам с тобою долго, чтобы жить нам с тобой в любви,
Обними меня, баба-кошка, в сон, как в сказку, со мной уйди.

Маланья, уткнувшись в плечо Тимофея, выла, заливая слезами и его самого, и постель, и шубу. А тот молча лежал рядом, не мешая бабе. Наконец, наревевшись досыта, Маланья уснула…

…Убедившись, что женщина спит, Тимофей встал и оделся. Вышел, осторожно прикрыл за собою дверь и прошел через сени в зимник. У печки запалил от уголька лучинку и огляделся…

В передней, где шел «пир», стало еще гаже: вместо двух пустых посудин стояло четыре, а пол, застланный соломой, был завален огрызками, корками и еще чем-то липким. Оба собутыльника валялись на грязной соломе и храпели. А запах! К «ароматам» еды, перегара прибавился еще и стойкий запах мочи. Кажется, Костка и Прокоп даже не удосуживались выходить из избы.

«Как это Маланья сюда приходит да еще и стряпает? Угореть же можно!» — подумал Тимофей, прихватывая охотничий рожон из угла и подходя к спавшим мужикам.

— Прокоп, а Прокоп, — тихонько позвал хозяина Тимофей.

— У, — нехотя отозвался тот, не поднимаясь с пола. — Чево надо?

— Вставай, — сказал Акундинов, тыкая в зад хозяина тупым концом его же собственного рожна.

— Пшел на х… — отозвался тот пискливым голоском, ставшим с перепоя еще тоньше.

— Добро у тебя уводят, — сказал Тимоха страшным шепотом. — Вон, корчагу с серебром понесли… А сейчас и тебя жизни лишат…

— Где? Кто? — завизжал Прокоп, вскакивая так резво, будто-то бы и не пьяный вовсе. — Кто лишает?

— Да я и лишу! — отозвался Тимофей, всаживая в живот хозяина наконечник…

Прокоп, получивший в брюхо две пяди железа, умер не сразу… Он низко, как-то утробно зарычал. Не по-бабьи, а прямо как раненый медведь. Протянув руки, показавшиеся Тимохе медвежьими лапами, попытался было ухватить убийцу за горло, но тот крепко держал черенок. Умирая, мужик попробовал было насадить себя на острие поглубже, чтобы сгрести обидчика в охапку и придушить, но мешала перекладина. А на охотничьем рожне она для того и сделана, чтобы медведь не притянул охотника к себе…

Наконец изо рта Прокопа хлынула кровь, он захрипел и резко повалился на пол, едва не уронив убийцу. Тимофей все-таки сумел удержаться и даже не выпустил из рук древко. «Тьфу ты, черт! — ругнулся он мысленно. — Чуть в крови не испачкался! Замывай потом». Для верности наступил ногой на перекладину и постоял немного… Плохо, что свет от лучины не позволял рассмотреть глаза Прокопа, так как те сразу бы подсказали — умер или нет. Но вроде бы умер.

Акундинов перекрестился, оставил рожон в теле убитого и пошел в светелку. Не зажигая свечу, на ощупь дошел до постели.

— Маланьюшка, солнышко, вставай, — нежно потрогал он плечо подруги.

— Ой, Тимошенька, подожди чуток, устала я, — сонно улыбнулась баба, укладывая руку себе под щеку. — Дай еще чуточку посплю! Петух скоро заорет, вставать нужно будет, скотину обряжать да вас поить-кормить.

«А действительно, чего бабу-то раньше времени беспокоить? — подумал вдруг Тимофей. — Пусть выспится. Да и самому еще поспать можно». Скинул с себя порты и рубаху, забрался в постель и тотчас же заснул…

Сон был прерван воплем, донесшимся из зимника. Первой проснулась Маланья. Прислушавшись к крикам, она стала тормошить мужика:

— Тима, слышь, орет кто-то.

— Костка это орет, — недовольно пробурчал Акундинов, поворачиваясь на другой бок. — Пусть…

— Слышь, Тимоша… — не унималась баба. — А чего он орет-то как резаный? Может, Прокоп его изобидел чем?

— Орет он, потому что мужика твоего убили, — сказал Тимоха, окончательно просыпаясь.

— Как убили? — привстала Маланья на постели. — Когда? Кто?

— Я и убил, — покаялся Тимофей, слегка приподнимаясь. — Ночью пошел в избу да рожон в него и воткнул…

— Тимошенька, да ты что? Ты что же, шутки шуткуешь? — обмерла баба, не зная, верить или не верить.

— Какие там шутки-то, — буркнул Акундинов, просыпаясь и натягивая штаны. — Пойдем, сама увидишь.

Маланья, соскочив с постели, как была в одной рубахе, так и побежала в избу. Там перед телом Прокопа стоял на коленях Костка и выл: «Ой, убили! Ой, убили!» Завидев вошедших, Конюхов бросился на колени и заголосил: «Не я это, не я! Я проснулся, чтобы до ветру сходить, да решил у Проньки зелена вина попросить. Глянь — а он мертвый уже, а из пуза копье торчит!»

Ошалевший от страха мужик бился головой об пол и причитал: «Не я это! Не я!»

— Да знаю, что не ты, — прикрикнул на него Тимофей. — Хватит орать-то!

— Тимоша, да кто же это его убил-то? — спросил Костка, размазывая грязные слезы по бороде.

— Я и убил, — ответил Тимофей, раздумывая, а не дать ли приятелю по шее, чтобы тот не орал?

Маланья, упав рядом с телом мужа, стала кататься по грязному полу, причитая: «Соколик мой ясный! Да на кого же ты меня оставил-то? Да как же мне без тебя жить-то теперь!» С большим трудом рвущуюся и обезумевшую бабу удалось оторвать от трупа и посадить на лавку.

«Всегда так! — подумал Тимоха с досадой. — И худ свой, да не бей при мне! Пока был муж живой, так хуже его не было. А как мертвый, так свет на нем клином сошелся… Эх, бабы!»

Костка, обрадованный тем, что это не он убийца, стал соображать — что делать дальше.

— Тимофей, — строго посмотрел он на друга. — У тебя водка осталась?

— Какая тебе водка? — злобно рыкнул было Акундинов. — И так уж из ушей лезет…

— Это не мне, а ей, — показал тот на бабу, а потом умоляюще попросил: — Ну и мне бы чуток…

Костка, налив себе чарочку, опрокинул ее в рот, а потом, налив другую, не сильными, но звонкими ударами по щекам стал приводить в чувство Маланью.

— Ну-ко, выпей! — подсунул он ей чарку прямо под нос. Когда же баба стала отпихиваться, скомандовал злобным шепотом: — Пей, дура, кому сказано!

Подчинившись приказу, женщина выпила до дна. Потом, немного придя в себя, спросила:

— Тимошенька, да зачем же ты так? Чай, ведь живая душа…

— Не душа это живая, а паскудник, — глухо ответил Тимофей. — И вины я за собой не чую. Говорю тебе — поехали.

— А он как же? — кивнула баба на труп мужа. — Неприбранный да непохороненный? Что же его без отпевания бросать тут, как собаку какую?

— Найдется кому и отпеть, и похоронить… А тебе — уехать нужно.

— А хозяйство наше, а скотина? — не унималась баба. — Куда же мне ехать-то? И зачем ехать-то?

— А знаешь, голубушка, что с тобой будет? — встрял в разговор Конюхов. — За убийство-то мужа живьем в землю закопают.

— Так ведь не я убивала, — пролепетала баба. — Не с меня и спрос…

— Конечно, не ты! — согласился Конюхов. — Но решат, что ты надоумила!

Ох уж Костка! Пьян, да умен…

— Как же я надоумила-то? — не понимала Маланья. — Чего тут доумить-то? Зачем мне мужика-то своего убивать?

— Вона, как заговорила, — горько усмехнулся Тимофей. — Пока жалилась, а я тебе в любви клялся, так все хорошо было. Говорила же ты, что муж у тебя — сволочь последняя? Так ведь? А я что, слушать должен да помалкивать, как этот поганец тебя всю жизнь обижал?

— Подожди, Тимоша, — стала что-то понимать баба. — Так ты его из-за меня убил?

— А из-за кого же еще? — чуть не заорал Тимофей, проклиная бабью тупость и скудоумие. — Мне-то его на кой ляд убивать было? Мы бы с Косткой пожили бы тут еще да поехали куда глаза глядят. Жалко мне тебя, дуреху, стало…