Алипио Ривера - На носу у каймана. Воспоминания сельского врача

• Название: На носу у каймана. Воспоминания сельского врача
• Автор: Алипио Ривера
• Издательство: Радуга
• Жанр: Современная проза
• Год: 1986

Книга известного на Кубе деятеля медицины, профессора Высшего института медицинских наук является взволнованным свидетельством непосредственного участника послереволюционного переустройства в кубинской «глубинке». «На носу у каймана», то есть в провинции Ориенте, ведется бой не только за здоровье крестьян, но и за то, чтобы в их сознании произошел перелом. Врачи в это тревожное время часто с оружием в руках отстаивали завоевания революции.

---

Такому невежде, как я, кажется вполне нормальным, что телевизионные волны сюда не доходят, но, почему не доходят волны кубинских радиостанций, я не понимаю. И не только длинные, но и короткие, на которых ведут передачи несколько гаванских радиостанций.

Зато, кроме местной станции «Радио Баракоа», здесь можно принимать Мексику, Соединенные Штаты, Гаити, Санто-Доминго и Пуэрто-Рико. Таким образом, получалась парадоксальная ситуация — товарищи, которые находились в самых отдаленных и недоступных горных районах, были гораздо лучше нас осведомлены о положении дел в стране. Я часто вспоминаю, как Фелипе Родилес называл Баракоа «призрачным городом». Он и Рохас Очоа работали в Пуриалес-де-Каухери, в горах, на границе между Гуантанамо и Баракоа, однако они могли слушать радиостанции Сантьяго и Гаваны и потому были гораздо лучше информированы.

Однажды Родилес приехал, когда мы завтракали в отеле «Мирамар», и был удивлен, обнаружив, что нам ничего не известно о важнейших политических событиях, происходивших в стране в те дни. Он нахмурился, поправил указательным пальцем очки и, глядя в сторону набережной, мрачно сказал:

— Да что же это за город такой? Я всегда считал, что его надо взорвать и построить новый на южном берегу…

Дождь идет уже целый месяц, дождь кошмарный, однообразный и беспросветный, который бывает только в Баракоа. Он не прекращается ни на минуту, не переходит в изморось, не обрушивается ливнем. Это ровный, монотонный, безнадежный дождь, который льет вот уже месяц днем и ночью. Мы совершенно отрезаны от мира, даже телефонная и телеграфная связь нарушена, и с остальным островом мы можем связаться только с помощью радиостанции ИНРА, находящейся в конторе этой организации в Баракоа. Она обозначается шифром O-27, что означает двадцать седьмую зону Ориенте, и дает нам возможность установить связь с Сантьяго, Гран-Тьерра, Моа и другими населенными пунктами провинции.

Дождь идет уже тридцать два дня. Женщины, лишенные возможности выходить из дому, близки к истерике, да и все мы постепенно превращаемся не то в лягушек, не то в рыб.

Педро, наш ортопед, с женой и маленькой дочкой, Сесилия и я переехали на улицу Мариана Грахалес в дом номер один. Здесь жил капитан Чаин, руководитель районного отделения ИНРА. Он уступил нам этот дом, понимая, что нам он нужнее. Это большой угловой дом, фасад его отделан шпунтованными досками, а полы выложены мозаикой. Галерея, большая гостиная, две спальни, столовая и ванная комната. Возле галереи растут розы, а слева от дома — орхидеи. В задней части дома помещаются еще две маленькие спальни, кухня, маленькая ванная комната и патио с цементным полом. Из патио видна внушительная громада Кастильо Сангили. Дом стоит у подножия холма, где расположен Кастильо Сангили, казарма Вооруженных сил, главный пост которых находится на боковой улице, чуть повыше нашего дома.

Мы с Сесилией заняли комнату с окнами на улицу, а через те, что расположены в левой стене дома, доносится опьяняющий запах орхидей. Обстановку, кроме кроватей, составляют два кресла, несколько стульев и письменный стол, собственность Чаина, который отдал его в наше распоряжение.

Этот письменный стол — самый необходимый у нас предмет обстановки: на нем мы едим, пишем, разбираем и собираем винтовку в дни военной подготовки, обследуем больных, когда они приходят на дом, играем в домино — словом, используем его для самых различных целей. Непрерывный дождь гораздо больше докучал нашим женам, чем нам, — они оказались прикованными к дому, мы же, несмотря на плохую погоду, работали как обычно.

Сегодня воскресенье, мы не дежурим, и жена ортопеда сказала, что пойдет погулять, пусть хоть промокнет до нитки и простудится. Не знаю, может быть, она просто пошутила, но вдруг мы все загорелись, решили прогуляться, пусть даже и под проливным дождем.

Из Хамаля, деревни возле Баракоа, к нам приехал тамошний врач, Тони. Пока они вместе с Педро готовились к вылазке, кто-то осторожно, даже робко постучал к нам в дверь.

Открыв, я увидел крестьянина, высокого, с бронзовой кожей, худым лицом и черными глазами. Одет он был в потрепанные рубашку и штаны. Из-под его широкополой шляпы из ярея выбивались пряди гладких черных волос. Он промок насквозь, вода ручьем стекала по шляпе и одежде к босым ногам. В правой руке он держал перевязанный веревкой мешок, в котором, видимо, была какая-то еда или фрукты. Вид у него был торжественный и печальный — во всяком случае, мне так показалось. Возможно, потому, что одет он был бедно.

— Я продаю фрукты, — пробормотал он, — и вот подумал… может, вам надо…

— Какие фрукты? — спросил я и тут же перебил себя: — Да не стойте вы здесь, не к чему промокать еще больше, заходите в дом…

— Мушмула… Очень хорошая, вот я и принес вам немного.

Я заглянул в мешок и крикнул:

— Сесилия! Хочешь мушмулы?

В Баракоа фруктов хватало и купить их не представляло никакого труда, но мне показалось, что мы должны помочь этому бедному человеку.

Моя жена была того же мнения, я это понял по ее глазам. Она снова пригласила крестьянина в дом, однако он и ей ответил отказом:

— Нет-нет, вы не беспокойтесь…

— Ну ладно, дайте на двадцать сентаво. Почем вы продаете?

— Я продаю мешок, сеньора, за два песо.

— Для нас это слишком много… Ладно, дайте на сорок сентаво…

Дождь хлестал по шляпе и по телу крестьянина, а он, тупо уставившись на жену, монотонно бубнил:

— Берите за песо и девяносто сентаво…

— Да нет же, дайте мне на сорок сентаво, — возразила Сесилия.

— Песо восемьдесят пять…

— За что песо восемьдесят пять? — вмешался я.

— Песо восемьдесят пять за весь мешок…

— Я же сказал вам, что для нас это слишком много. Ну хорошо, дайте на шестьдесят сентаво.

— Песо шестьдесят…

Я смотрел на этого человека, который, казалось, не слышал, что ему говорят, а только все сбавлял по пять-десять сентаво за свой мешок, который хотел продать сразу.

— Ну хватит, давайте на шестьдесят сентаво, — соглашается жена.

— Песо пятьдесят…

— Послушайте, — Сесилия начала раздражаться, — разве вы не понимаете, что нам не нужен весь мешок?

— Песо двадцать…

— Но послушайте…

— Песо…

Мы с Сесилией переглянулись. Я сказал, чтобы он внес мешок, и вытащил из бумажника пять песо.

— Знаете, у меня нет… — начал он, но тут перехватил взгляд жены. Он пристально посмотрел на нас, потом с удивлением на уже совершенно промокшую в его руках бумажку. — Знаете… — снова пробормотал он, хотя уже все понял.

Он опять посмотрел на меня, на жену, снова, будто не веря себе, взглянул на бумажку, словно боялся, что это сон, потом, торопливо и едва слышно пробормотав «спасибо», пошел по тротуару, раза два или три украдкой оглянувшись, пока не завернул за угол.

Мы сели в джип, в котором за нами заехал товарищ из ИНРА. Дождь лил не переставая, пока мы ехали в Тоа и в «Игрек», а у меня из головы все не выходил этот крестьянин с мушмулой.

Дороги были залиты, особенно в низких местах. Поездка наша чуть не сорвалась, но мы решили ехать по грунтовой дороге, которая поднимается в горы возле Тоа, так как по равнине из-за наводнения ехать было невозможно. А на возвышенности почва еще не очень раскисла, воды там было меньше, и наш джип не буксовал. По дороге мы видели банановые пальмы, склонившиеся почти до земли — настолько тяжелы были грозди бананов и настолько размокла земля.

И вот наконец внизу, между холмами, — высоко поднявшиеся и шумно бурлящие воды Тоа. Мы ехали дальше и любовались ими, когда вдруг перед нами предстал огромный водопад: поток шириной около ста метров устремлялся с выступа на высоте пятидесяти-шестидесяти метров на участке. Прекрасное, величественное зрелище.

— Почему на уроках географии нам никогда не говорили об этом пороге, или водопаде, или как там его называют? — спросила жена ортопеда.

— А его нет на картах, — ответил я ей. — Нуньес Хименес[7], верно, никогда здесь не бывал…

Мы вышли из машины, чтобы как следует рассмотреть это чудо природы… Проехав еще немного вверх по дороге, мы согласились, что пора возвращаться, было уже поздно.

Никому ничего не сказав, я решил достать хороший фотоаппарат, можно даже взять у кого-нибудь на время, и сфотографировать эту красоту. Ведь никто не знает о таком чуде!

На обратном пути, промокнув до нитки, мы подобрали возле дороги гроздь зеленых бананов и привезли ее в гостиницу «Мирамар».

— Рене, пожалуйста, приготовьте обед, только без рекламных трюков, и попросите повара зажарить нам эти бананы, — сказал ортопед.

Мы видели водопад, а значит, несмотря на дорожные страхи и проливной дождь, прогулка удалась.

Уже три дня, как небо прояснилось. Вчера прилетел самолет и привез нам письма, газеты, новости. Мы были поражены, узнав о том, сколько событий произошло в стране за эти три-четыре недели.