Ричард Матесон - Корабль смерти, Стальной человек и другие самые невероятные истории

• Название: Корабль смерти, Стальной человек и другие самые невероятные истории
• Автор: Ричард Матесон
• Издательство: Эксмо : Домино
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2011
• ISBN: 918-5-699-41148-9

Ричард Матесон отдал литературе пятьдесят лет, был удостоен самых престижных премий и приобрел репутацию «разрушителя жанров». В его произведениях самым невероятным образом соединились мистика, хоррор, фэнтези, фантастика и даже детектив. Его считает своим учителем «король ужасов» Стивен Кинг. По его рассказу «Дуэль» снял свой первый полнометражный фильм Стивен Спилберг. Культовый роман «Я — легенда» был экранизирован дважды и послужил образцом для писателей, разрабатывающих «вампирскую» тему.

Многие рассказы, вошедшие в этот том, впервые изданы на русском языке.

---

— Я знаю, — продолжал он, — Мы будем использовать его в качестве пепельницы.

— Джон, прекрати!

Она подалась вперед, и Питер услышал, как она зарыдала. Он смотрел на мать красными глазами машины, внутри которой теперь жил.

— Неужели ты н-не мог сдел-лать его не таким… таким…

— Таким уродливым?

— Я…

— Рут, я говорил тебе, как он будет выглядеть. Ты пропустила мои слова мимо ушей. Все, о чем ты думала, — как снова запустить в него свои коготки.

— Я не думала, не думала так, — рыдала она.

— Разве ты отнеслась с уважением хотя бы к одному-единственному его желанию? — спрашивал ее муж. — Хоть раз? Когда он хотел писать, разве ты ему позволила? Нет. Ты подняла его на смех. Будь практичнее, милый, сказала ты ему. Идея прекрасная, но мы должны мыслить практично. Твой отец обеспечит тебе в колледже надежную позицию.

Она молча покачала головой.

— Когда он хотел переехать в Нью-Йорк, разве ты его отпустила? Когда он хотел жениться на Элизабет, ты ему разрешила?

Сердитые слова отца повисли в воздухе, а Питер смотрел на темный кампус справа. Он думал, мечтал о симпатичной темноволосой девушке со своего курса. Вспоминал тот день, когда она заговорила с ним. Об их прогулках, походах на концерты, нежных взволнованных поцелуях, робких, застенчивых ласках.

Если бы только он мог зарыдать, выплакать это.

Но машина не может плакать, у нее нет сердца, которое могло бы разорваться.

— Год за годом, — голос отца вернул его к действительности, — ты уже тогда превращала его в машину.

И разум Питера нарисовал длинную, выложенную через кампус овалом дорожку. Дорожку, по которой он столько лет ходил на занятия и с занятий, крепко зажав в руке портфель. Темно-серая шляпа на лысеющей голове, лысеющей в двадцать восемь лет! Тяжелое пальто зимой, серый твидовый костюм осенью и весной. Жатый льняной костюм в жаркие месяцы, когда шел летний семестр.

Ничего, кроме гнетущих дней, тянувшихся бесконечно.

Пока он сам не положил им конец.

— Он по-прежнему мой сын, — услышал он голос матери.

— Неужели? — насмешливо спросил отец.

— Его разум жив, а разум человека — все, что у него есть.

— А как же тело? — продолжал муж. — Как насчет его рук? Это же просто две клешни с крюками. Станешь ли ты держать его за руки, как раньше? Эти металлические руки с заклепками, позволишь ли ты ему раскинуть их и заключить тебя в объятия?

— Джон, прошу тебя…

— Что ты будешь с ним делать? Задвинешь его в чулан? Будешь прятать его, когда придут гости? Что ты станешь…

— Я не хочу об этом говорить!

— Тебе придется говорить об этом! А как насчет его лица? Будешь его целовать?

Она задрожала, и ее муж вдруг прижался к бордюру и резко затормозил. Он схватил ее за плечи и с силой развернул к себе.

— Посмотри на него! Ты сможешь целовать его металлическое лицо? Это — твой сын. Разве это — твой сын?

Она не могла поднять глаза. Это стало последним ударом по сознанию Питера. Он понял: она любила вовсе не его разум, не его личность, не его характер. Она обожала живого человека, то тело, которое она могла направлять, руки, которые она могла пожимать, реакции, которые она могла контролировать.

— Ты никогда не любила его, — говорил жестокие слова отец. — Ты им владела. Ты его уничтожила.

— Уничтожила! — простонала она в тоске.

После чего они оба в ужасе обернулись. Потому что машина сказала:

— Да. Уничтожила.

Отец смотрел на него во все глаза.

— Я думал… — произнес он едва слышно.

— И теперь я обрел форму того, чем был всегда, — сказал робот. — Прекрасно поддающаяся управлению машина.

Шестеренки в горле вертелись.

— Мама, отвези домой своего мальчика, — сказала машина.

Но доктор Диафилд уже развернул машину и ехал обратно в лабораторию.

Легион заговорщиков

© Перевод Е. Королевой

А еще был человек, который непрерывно шмыгал носом.

Он садился в автобусе рядом с мистером Джаспером. Каждое утро он с кряхтением поднимался по ступенькам через переднюю дверь и, покачиваясь, двигался по проходу, чтобы шлепнуться на сиденье рядом с худосочным мистером Джаспером.

И — шмыг! — начинал он, внимательно изучая утреннюю газету, шмыг, шмыг!

Мистер Джаспер терпел. И не понимал, почему этот человек так упорно садится рядом с ним. Были ведь и другие свободные места, однако тот неизменно оседал неуклюжей тушей на соседнее место и хрюкал несколько километров пути и зимой и летом.

Вряд ли это простуда. Иногда по утрам в Лос-Анджелесе бывает зябко, это правда. Однако утренняя прохлада никак не могла вызвать подобного бесконечного шмыганья, словно весь организм этого типа поражен пневмонией.

И от этого мистер Джаспер выходил из себя.

Он предпринял несколько попыток выбраться из радиуса действия этого шмыганья. Прежде всего, он пересел на два ряда ближе к концу салона, чем обычно. Человек последовал за ним. Ясно, резюмировал едва ли не дымящийся от ярости мистер Джаспер, этот тип привык сидеть около меня и просто не заметил, что я сменил место.

На следующий день мистер Джаспер сел с другой стороны от прохода. Он раздраженно наблюдал, как толстяк, пошатываясь, бредет к нему. Потом все его внутренности напряглись, когда облаченная в твид туша плюхнулась рядом. С выражением крайнего омерзения на лице он уставился в окно.

Шмыг! — продолжил тип, ша-мыг! И вставные челюсти мистера Джаспера сомкнулись в фарфоровом бешенстве.

На следующий день он сел в самом конце салона. Человек сел рядом. Еще через день он сел сразу за водителем. Человек сел рядом. Мистер Джаспер просидел, чувствуя, как подходит к исходу терпение, пять с половиной километров. Наконец, взвинченный сверх всякой меры, он развернулся к толстяку.

— Почему вы меня преследуете? — Голос его жалобно дрожал.

Человек был застигнут посреди хрюка. Он уставился на мистера Джаспера, разинув рот, ничего не понимающими, коровьими глазами. Мистер Джаспер встал и прошел через весь автобус. Там он остановился, схватившись за верхний поручень, глаза его горели. Он вспоминал взгляд, каким посмотрел на него этот шмыгающий носом идиот. Господи, он глядел с таким негодованием, как будто бы это с мистером Джаспером что-то не так!

Что ж, по крайней мере, сейчас он далеко от этих хлюпающих ноздрей. Сжатые мышцы благодарно расслабились. Он с облегчением вздохнул.

После чего мальчишка, стоявший рядом с мистером Джаспером, двадцать три раза просвистел припев «Дикси»[11].

Мистер Джаспер торговал шейными платками.

Работа, связанная с нескончаемыми придирками клиентов, работа, гарантированно выводящая из себя любого, кроме самых уж непробиваемых личностей.

Он же относился к числу самых впечатлительных.

Ежедневно его одолевали раздражительность, беспокойство и женщины. Женщины, которые неторопливо прохаживались, примеряя шарфы из шерсти, хлопка или шелка, и уходили, так ничего и не купив. Женщины, которые атаковали его уязвимый разум вопросами и капризами и не оставляли при этом денег — лишь выведенного из равновесия мистера Джаспера, еще на шаг приблизившегося к неминуемому взрыву.

С очередной клиенткой у него в голове обнаруживался целый арсенал блистательных колкостей, каждая из которых была острее предыдущей. У мистера Джаспера попросту вскипали мозги от желания выпустить комментарии на свободу, позволить им пролиться кислотными потоками с языка и выплеснуться обжигающими струями прямо в лица этим женщинам.

Но неизменно поблизости маячил призрак администратора или заведующего отделом. Призрак проносился по его сознанию и властно отодвигал со своего пути жаждущий высказаться язык; от нерастраченной ненависти у мистера Джаспера напрягались даже кости.

А еще были женщины из магазинного кафетерия.

Они болтали во время еды и курили, вдувая облака никотина в его легкие в тот самый миг, когда он пытался влить ложку томатного супа в траченный язвой желудок. Пуф! — делали дамы и махали изящными ручками, чтобы прогнать дым.

Дым летел к мистеру Джасперу.

Глаза начинало щипать, и он отгонял дым обратно. Женщины снова гнали дым на него. Дым носился туда-сюда, пока в итоге не таял или же не получал подкрепления от новых, еще более сильных выхлопов. Пуф! И между взмахами рук, манипуляциями с ложкой и глотательными движениями мистера Джаспера мучили спазмы. Полный дубильной кислоты чай едва ли помогал потушить разгоравшийся в желудке пожар. Мистер Джаспер дрожащими пальцами отсчитывал сорок центов и возвращался к работе. Распадающийся на части человек.

Возвращался, чтобы остаток дня выслушивать жалобы и отвечать на вопросы, выполнять требования клиенток и подчиняться указаниям девчонки, которая стояла за прилавком вместе с ним и жевала резинку так, словно хотела, чтобы ее чавканье услышали народы Аравии. Это чавканье, щелканье и причмокивание заставляли внутренности мистера Джаспера содрогаться. Он замирал подобно обломкам каменной статуи и еле сдерживал рвущееся наружу шипение: «Прекрати сейчас же издавать эти мерзкие звуки!»