Федор Раскольников - Гибель Черноморского флота

• Название: Гибель Черноморского флота
• Автор: Федор Раскольников
• Жанр: Историческая проза

- видный русский революционер, большевик с 1910 г., активный участник гражданской войны, государственный деятель, дипломат, публицист и писатель. Внебрачный сын священника Ф. Петрова (официальная фамилия Ильин — фамилия матери). После гражданской войны на дипломатической работе: посол (полпред) СССР в Афганистане, Эстонии, Дании, Болгарии. В 1938 г. порвал со сталинским режимом. Умер в Ницце.

---

Среди матросских команд, навербованных из рабочих и крестьян, контрреволюционеры являлись редкими одиночками. Но отсталые элементы плелись на поводу у реакционного офицерства и, отстаивая уход в Севастополь, объективно играли контрреволюционную роль. У одних матросов там были жены, другие, обманутые Тихменевым, думали, что, идя в Севастополь, они лояльно выполняют веление Совнаркома. Объявились и шкурники. Проворно связав свои вещи в огромные узлы, мешки и матросские кисы, они бежали на берег, хладнокровно покидая корабли на произвол судьбы. Контрреволюционеры, провокаторы и германские агенты шныряли по кораблям и по городу, растлевая матросов своей пропагандой, подкупом и вином.

Среди бывших морских офицеров — титулованных аристократов и дворян, занесенных в шестую бархатную книгу, — преобладало отвратительное и мерзкое контрреволюционное мнение, что «немцы — сравнительно меньшее зло, чем большевизм». Эта худшая часть офицерства, растерявшая в революции все моральные принципы, безумно стремилась в оккупированный германскими войсками Севастополь, чтобы вырваться из «советского ада».

Но многие офицеры желали вернуться в Севастополь только потому, что там остались их семьи, не успевшие эвакуироваться. В глубине души они сознавали, что, сдавая военные корабли германскому империализму и тем самым усиливая его боевую мощь, они совершают низкое, гадкое и подлое дело, которое нельзя назвать иначе как изменой, но свои личные и семейные дела они ставили выше интересов пролетарского государства.

Была и иная часть офицерства, считавшая позором передачу флота именно Германии, высказывавшаяся за потопление судов лишь из чувства привитого с детства и обостренного долгой империалистической войной традиционного патриотизма. И только небольшая кучка энергичных людей из младшего комсостава вместе с коммунистическим авангардом краснофлотских команд сознательно, всей душой стояла за потопление флота во имя того, чтобы он не достался ни одной империалистической стране.

На каждом корабле велась ожесточенная классовая борьба. Сторонники и противники потопления флота ежедневно с пеной у рта спорили на койках и рундуках каждого матросского кубрика, за столом каждой кают-компании. Митинги, делегатские собрания, заседания судовых комитетов приняли перманентный характер. Но время слов прошло, настала пора дела.

VIII

Моторный катер легко отвалил от дредноута и повез меня и Терентьева на берег.

На набережной мы наняли извозчика и, усевшись в узкую пролетку, поехали в управление водного транспорта. Безрессорный экипаж с грохотом несся по улице, подымая клубы пыли. Утреннее солнце немилосердно пекло нам спины. Терентьев снял с головы фуражку в белом чехле и, как веером, обмахивал ею свое потное обветренное лицо, покрытое загаром, изборожденное морщинами и усеянное мелкими точками рыжих веснушек.

Сутулый извозчик в рваном картузе остановил свою худую, заморенную клячу перед подъездом двухэтажного деревянного дома. По узкой и крутой лестнице мы поднялись наверх. В скромной комнате, заставленной столами и увешанной портретами вождей, мы разыскали заведующего и попросили его предоставить буксирные средства.

— Знаете, товарищи, — грустно сказал он, беспомощно разводя руками, — буксиры есть, но людей нет. Почти все команды разбежались.

Он посоветовал нам сходить в другое учреждение, управлявшее торговым флотом, где также имелись буксирные пароходы.

Терентьев извинился, что вынужден расстаться со мной.

— Надо подготовить корабль к потоплению да заодно собрать и собственные вещи, — заявил он и, размахивая фуражкой, пошел на пристань, выбрасывая в стороны крепкие, мускулистые ноги в широких белых штанах.

Я один отправился пешком в указанное мне учреждение. Документ Владимира Ильича еще раз оказал магическое действие. Буксир для вывода «Свободной России» был обеспечен.

Обрадованный успехом, вышел на улицу. Напряжение миновало, и я вдруг почувствовал приступ сильнейшего голода. Завернул в первую попавшуюся харчевню с пыльными, давно не мытыми стеклами и заказал обед. Мне подали жидкий и мутный суп, а на второе — жесткое, пережаренное мясо. Полная пожилая хозяйка в засаленном ситцевом платье небрежно поставила передо мной на стол горку черного хлеба: в Новороссийске его было сколько угодно.

Пообедав, снова отправился в порт. «Керчь» уже отошла от пристани и стала на внутреннем рейде. Я взял катер и направился на «Керчь». Бледный и перепачканный угольной пылью Кукель, весь мокрый от жары и усталости, доложил о ходе работ. На всех миноносцах заложены сильные подрывные патроны, которые сработают от зажженного бикфордова шнура. Предварительно будут открыты кингстоны, клинкеты и отдраены иллюминаторы; в них сразу же хлынет вода.

Я одобрил энергичные меры Кукеля.

К борту «Керчи» подошел на катере Аннинский — командир эскадренного миноносца «Лейтенант Шестаков». Накануне ночью он развел пары и на буксире оттащил на середину гавани миноносец «Капитан-лейтенант Баранов», где началось почти повальное дезертирство.

На самом «Шестакове» было около 50 человек сборной команды. По существу, только он да «Керчь» были укомплектованы людьми и имели возможность буксировать другие корабли. На остальных миноносцах осталось всего по пять-шесть человек команды. А «Фидониси» совсем обезлюдел. Даже его командир Мицкевич прошлой ночью под покровом темноты бежал на моторном катере в Керчь, а затем в Севастополь. Покинутый людьми миноносец уныло чернел у пристани.

Посоветовавшись с Кукелем и получив от него точные указания, как действовать дальше, Аннинский вернулся на свой корабль.

Я спросил Кукеля о его собственных намерениях. Он ответил, что «Керчь», закончив все дела в Новороссийске, отправится для потопления в Туапсе. Кукель мотивировал свой уход для потопления в Туапсе тем, что команда «Керчи», с самого начала открыто стоявшая за уничтожение флота, навлекла на себя особое недовольство кубанцев и боится ехать через Екатеринодар. Я считал это опасение неосновательным, но не стал возражать против плана Кукеля.

К «Свободной России» подошел небольшой коммерческий пароход, по сравнению с дредноутом казавшийся детской игрушкой. Он взял эту стальную громадину на буксир и, немилосердно дымя, медленно поволок ее на внешний рейд.

Аннинский, нервно отдавая команду с высокого мостика «Шестакова», выводил из гавани миноносцы. Отведя на рейд один миноносец, он тотчас же возвращался за другим.

Сборная команда этого корабля, на долю которого вместе с «Керчью» выпала главная роль в подготовке потопления флота, проявила выдающийся героизм.

Вскоре от «Свободной России» отделилась невысокая парусно-моторная шхуна, доверху нагруженная матросами, снятыми с корабля. На краю палубы, грациозно отставив ногу, стоял Терентьев в элегантном белоснежном костюме. Когда шхуна проходила мимо «Керчи», Терентьев громко крикнул:

— Старший лейтенант Кукель! Вот вам пустая коробка, делайте с ней, что хотите! — И он пренебрежительно махнул веснушчатой рукой с рыжими волосами в сторону «Свободной России».

IX

Когда я съехал на берег, мол, пристань и пыльная набережная казались черными от густой толпы. Все население Новороссийска высыпало к морю. Мужчины, женщины, дети теснились и жались друг к другу. Около цементного завода на берегу стояли рабочие и с грустью глядели на гибель судов. Многие взбирались на белые известковые бугры и высокие насыпи, чтобы лучше увидеть редкое зрелище.

На пристани, возле которой стоял покинутый командой миноносец «Фидониси», собрался импровизированный митинг. Пламенный оратор, взгромоздясь на фонарь и цепко охватив его обеими ногами и одной рукой, второй отчаянно потрясал в воздухе. Дрожащим, истерическим голосом он призывал толпу не допускать потопления кораблей. Проповедь оратора имела успех. Когда шхуна, пришедшая с рейда, начала брать на буксир «Фидониси», наэлектризованная толпа попыталась задержать миноносец. «Керчь» дала ход и, лихо развернувшись, подошла к пристани. На корабле пробили боевую тревогу. Грозные орудия, наведенные на пристань, были приготовлены к действию. Худощавый и нервный Кукель, поднеся к губам сверкающий на солнце мегафон, напряженным голосом крикнул:

— Если буксированию миноносца будут препятствовать, то я немедленно открою огонь!

Угроза подействовала. Толпа на пристани мгновенно отпрянула, и «Фидониси» был отведен на рейд.

Около четырех часов дня «Керчь» произвела выстрел миной Уайтхеда в миноносец «Фидониси». Раздался оглушительный взрыв, «Фидониси» затрясся и весь окутался облаком дыма. Когда дымовая завеса рассеялась, миноносец был неузнаваем: передний мостик частью обрушился, кормовая рубка сильно помята и повреждена, обе мачты со сломанными стеньгами были похожи на деревья с отрубленными верхушками. Постепенно нос корабля стал подниматься кверху, и вдруг, наполнившись водой, миноносец быстро, как булыжник, пошел на дно. Вслед за ним открыли кингстоны и один за другим погибли все остальные эскадренные миноносцы. Косые лучи заходящего солнца освещали темные корабли, тонувшие под развевавшимся красным флагом, с сигналом, поднятым на мачте: «Погибаю, но не сдаюсь».