Анна Гарф - Ак-Чечек — Белый Цветок

• Название: Ак-Чечек — Белый Цветок
• Автор: Анна Гарф
• Издательство: Западно-Сибирское книжное издательство
• Жанр: Сказки
• Год: 1967

Вашему вниманию предлагается один из самых лучших сборников алтайских сказок. Для детей дошкольного возраста.

---

Золотым ключом Ак-Чечек отомкнула алмазный замок. Откинулась кованая крышка. Словно кедровые орехи, насыпаны в сундуке серебряные и золотые украшения. Опустила руки в сундук — будто в белой пене утонули руки в мягких одеждах.

Ак-Чечек долго одевалась, выбирая. Но и без выбора если бы она оделась, все равно прекраснее нет никого на земле.

Переступила Ак-Чечек через порог — у порога бархатно-черный конь стоит. Жемчугом украшена узда, молочным блеском сияет серебряное седло, шелковые и жемчужные кисти висят до земли.

В одежде белой, как раннее утро, Ак-Чечек быстро-быстро поскакала на черно-бархатном коне. Вот перевалила она через высокие горы, перешла бродом быстрые реки, и слышит Ак-Чечек позади себя топот копыт, и слышит — голос густой и низкий ласковую песнь поет:

Если стременем воду черпну, Глотнешь ли?
Если на расстоянии дня пути ждать буду,
Придешь ли?

Обернулась Ак-Чечек, увидала юношу. Он сидит верхом на жемчужно-белом иноходце, на нем шуба, крытая черным шелком, на голове высокая соболья шапка. Лицо у него, как вечерняя луна, — круглое и розовое, черные брови его красоты такой, что и рассказать нельзя.

— Дьякши-ба? Как живете? — поздоровался всадник.

— Дьякши, хорошо живу, — отвечает Ак-Чечек. — Слерде дьякши-ба? Как вы поживаете? — и сама слов своих не слышит.

Сердце будто иголкой прокололо, по коже мороз пробежал. Глаз поднять она не смеет, вниз посмотрела, увидела — ноги юноши вдеты в стремена, медные, большие. Будто опрокинутые чаши, глубоки эти стремена, будто два маленьких солнца, они сияют.

Если стременем воду черпну… —

опять запел юноша.

Ак-Чечек и всадник в одно время приехали на великий пир.

Женщины, не мигая, на юношу глядят, из тепши-таза мясо вынуть позабыли, чаши с аракой стынут в руках. Мужчины на Ак-Чечек не дыша смотрят, оборвались их песни, погасли их трубки. И дед и обе сестры тоже были на этом пиру. Увидели они юношу и вздохнули:

— Если бы наша милая Ак-Чечек с нами жила, этот молодец был бы ей женихом, — сказала старшая сестра.

— Если бы Ак-Чечек на этот пир пришла, она и сама к зверю не воротилась бы, — ответила вторая.

Не узнали они свою Ак-Чечек в ее светлой одежде. Сама Ак-Чечек подойти к ним не посмела.

Солнце прячется за гору, Ак-Чечек садится на бархатно-вороного коня. Повод к себе потянула, тихонько оглянулась, на юношу посмотрела, опустила глаза и хлестнула коня.

Вот уже проехала Ак-Чечек половину пути и опять слышит топот копыт, и опять тот же голос, мягкий и густой, ту же песнь поет:

Если в ладонях воды принесу,
Отопьешь ли?
Если на расстоянии месяца пути умирать буду,
Вспомнишь ли?

— Хорошо ли время провели? — слышит Ак-Чечек.

Нежное лицо ее стало белым, как сухое дерево. Слова вымолвить она не может, даже повод уронила. А юноша нагоняет ее, вот-вот поравняется… Ак-Чечек своего коня поторопила, не оглянувшись ускакала.

У голубой сопки, у золотой двери она спешилась.

— Здравствуй! — говорит ей человечьим голосом страшный зверь. — Весело было тебе на пиру? Каких людей там повидала?

— Хорош ли был праздник, не знаю. Сколько там народу — не считала. У большого хана на великом пиру я только одного человека видела, только о нем думала. Он ездит на жемчужно-белом иноходце, носит шубу черного шелка, соболья высокая шапка на голове у него.

Страшный зверь встряхнулся. Со звоном упала черная шкура. Тот, о ком Ак-Чечек весь день думала, перед ней стоит.

— Добрая моя Ак-Чечек — Белый Цветок! Это я семь лет страшным зверем был, это ты меня человеком сделала, своей верностью злые чары сняла, злое колдовство разрушила.

А топшуры и шооры звенели, гремели; певцы, невидимые, смеялись и плакали, слагая великую песнь. Наши кайчи-песенники ее подхватили и нам с любовью принесли.

Дьелбеген-людоед и богатырь Сартакпай

В старину это было, в далекую старину.

Кочевал по Алтаю, верхом на синем быке, Дьелбеген-людоед. У него семь голов, семь глоток, четырнадцать глаз. Днем он спал, ночью охотился, вместо дичи людей добывал.

От его глаз ни старому, ни малому не скрыться, из его рук ни силачу, ни герою не вырваться.

Как одолеть Дьелбегена — люди не знали. И взмолились они, поклонились они богу Ульгеню, который на седьмом небе сидит, всеми мирами правит.

Ульгень, на белой кошме восседающий, в белую шубу одетый, с белой шапкой на голове, плач людей услышал. И повелел он солнцу идти к земле, людоеда сжечь.

Вот солнце снижается, к земле приближается. От солнечного жара высохли деревья и травы, обмелели моря и реки. Звери погибали на бегу, птицы вспыхивали на лету.

Заплакали люди, заголосили:

— Великий Ульгень, пощади нас, горим!

Всемогущий Ульгень приказал солнцу подняться на свое прежнее место и ходить по небу своей прежней дорогой. К земле Ульгень послал луну, чтобы она людоеда холодом сковала.

Вот луна опускается, к земле приближается. Застыли моря и реки, обледенели вершины гор, затрещали от холода кусты и деревья. Звери падали на бегу, птицы стыли на лету.

Заплакали люди, заголосили:

— Великий Ульгень, смилуйся, замерзаем…

И повелел Ульгень луне уйти от земли.

Луна удаляется, земля ото льда обнажается, трава из-под земли пробивается. Взыграл тут, разгулялся семиглавый Дьелбеген. Он опять на людей пошел.

Заплакали люди, заголосили.

Но теперь на плач, на слезы не отвечал семинебесный Ульгень.

И поклонились люди богу Курбустану, который третьим небом правит:

— Помоги нам, погибаем.

— Если сам высокочтимый Ульгень не пожелал вашими печалями печалиться, то мне это и подавно не пристало, — отвечал тринебесный Курбустан.

Горевали люди, бедовали люди:

— Что делать? Боги нас отринули…

Но тут из монгольских степей, где он год целый охотился, возвратился на родной Алтай старик Сартакпай-богатырь. Он мчался верхом на седогривом коне.

— Люди, — молвил старик, — боги помочь нам не сумели. Давайте сами теперь постараемся.

Хлестнул коня и на скаку схватил людоеда за шиворот. Но Дьелбеген уцепился за ствол тысячелетней пихты. Никак не оторвешь. Рассердился Сартакпай, выдернул пихту и зашвырнул ее вместе с людоедом на луну.

А луна от земли все дальше, дальше уходила. Дьелбеген уперся в луну стволом пихты, крепко держит — то с этого края прижмет, то с другого, все старается пригнать луну поближе к земле, чтобы не так страшно было спрыгнуть.

Потому-то и не может луна от земли далеко уйти. Но и приблизиться к земле Дьелбеген никак ее не заставит. Сколько ям наковырял на луне своей пихтой, сколько трещин нацарапал! А соскочить все не отваживается.

С той поры, как солнце на людоеда шло, остались на земле выжженные пустыни. А ледники на вершинах гор — это память о том, как луна к земле приближалась.

Три маралухи

Жил на Алтае старик Кудай-берген. Зубы у него пожелтели, кожа от старости высохла, бороденка белая стала, как у белого козла. Но сам старик легкий, быстрый был. Он не водил скота, не пахал земли, а жил охотой. Не было у него ни коня, ни седла, все его именье — тугой лук да три собаки.

Вот почуяли однажды собаки зверя, морды повернули, пошли по следу — трех маралух подняли. Спасаясь от собак, маралухи частым лесом бежали, через ручьи перескакивали, сквозь кустарник продирались. Собаки ни на шаг не отстают, сам охотник Кудай-берген старик без отдыха бежит.

Три месяца длилась погоня.

Сколько раз хотел старик лук с плеча снять, стрелу пустить, да в частом лиственном лесу прицелиться на бегу несподручно.

А маралухи все бегут и бегут, устали не зная, собаки гонят их день и ночь.

На седьмой месяц погони прибежали маралухи к краю земли, с края земли на край неба ступили и дальше по небу бегут. Собаки туда же, за собаками сам Кудай-берген вверх подался, на небо взбежал.

Много-долго не прошло, собаки догоняют, вот-вот догонят трех маралух.

Кудай-старик лук с плеча снял:

— Теперь, — говорит, — в чистом небесном поле вас, маралухи, я не потеряю!

Прицелился, однако поспешил маленько, вот и промахнулся. Стрела, не задев маралух, чистая, белая, на запад полетела.

— Эх, стар, а тороплив, — рассердился на самого себя Кудай-берген.

В другой-то раз он усердно, не спеша целился, и вторая стрела всех трех маралух насквозь проколола.

Но подраненные маралухи не оступились, не упали. Шага своего не сбавляя, все так же дружно-ровно бегут!

— Земные ли вы звери, небесные ли, мне все равно! — крикнул старик. — Если погнался, буду гнать вас, пока не настигну!