Борис Лазаревский - В лесу

• Название: В лесу
• Автор: Борис Лазаревский
• Жанр: Русская классическая проза

Лазаревский, Борис Александрович — беллетрист. Родился в 1871 г. Окончив юридический факультет Киевского университета, служил в военно-морском суде в Севастополе и Владивостоке. Его повести и рассказы, напечатал в «Журнале для всех», «Вестнике Европы», «Русском Богатыре», «Ниве» и др., собраны в 6 томах. Излюбленная тема рассказов Лазаревского — интимная жизнь учащейся девушки и неудовлетворенность женской души вообще. На малорусском языке Лазаревским написаны повесть «Святой Город» (1902) и рассказы: «Земляки» (1905), «Ульяна» (1906), «Початок Жития» (1912).

---

Однажды Ольга целый день казалась ему грустной, а после ужина особенно молчаливой, и он спросил:

— Что это с тобою сегодня случилось, ты точно пришибленная? Это к тебе не идет.

— Есть причина. Утром была неприятность.

— А ты поделись со мною, легче станет.

— Это правда, — сказала Ольга, садясь на ступеньку крыльца, — когда твое горе знает еще один человек, то кажется, будто и он несет частицу его. Я поделюсь с тобою, только ты сначала расскажи мне, как ты полюбил Юлю, как женился, как делал предложение, ну, как произошло все это?..

«Может быть, Юлия ревнует и сказала ей что-нибудь нелепое», — мелькнуло у Листова в голове, и он почувствовал, как у него прилила кровь к вискам. Помолчав, он быстро овладел собою и спросил:

— Разве это имеет какое-нибудь отношение к тому, что ты переживаешь?

— Не совсем, но имеет, — коротко ответила Ольга, вздернула обоими плечами и сильнее закуталась в платок, который был на ней.

— Прошло уже десять лет, многие мелочи изгладились, — начал Листов.

— Я не о мелочах, а о сущности хочу знать: почему ты решил, что будешь счастлив именно с ней, и за что ее полюбил?

— Во-первых, потому, что она бесконечно добрый человек, всепонимающий человек. Во-вторых, она нравилась мне как женщина, и мне хотелось те поцелуи и ласки, которые я себе позволял, сделать вечными, во всяком случае, долгими. Ну… ну, вообще я думаю, что полюбил ее потому, что полюбило мое сердце. Хочешь, считай меня идиотом, но я всегда думал и буду думать, что в этих случаях решающее значение имеет не разум, а инстинктивное влечение к данному существу…

— Я с этим тоже согласна, и сегодня в особенности, — заговорила Ольга. — Видишь ли, утром, когда вы все еще спали, я была по делу в нашей школе. Учителем в ней состоит некто Зарудный, славный малый, честный, трудолюбивый…

«Значит, Юля здесь ни при чем», — подумал Листов, вздохнул свободнее и закурил папиросу.

— …Да, человек он, можно сказать, просто выдающийся, — продолжала Ольга. — Ему тридцать лет, у него есть сорок десятин земли, и учительствует он не из нужды, а по идее. Ну-с, так вот этот Зарудный уже два года при каждом удобном и даже неудобном случае объясняется мне в в любви, а сегодня сделал настоящее предложение и даже плакал. Тяжело смотреть, когда такой человек плачет.

— Что же ты ему ответила? — испуганным голосом спросил Листов.

— Отказала.

— Почему, может быть, боялась огорчить тетю?

— Нет, мама знает, что мои решения непреклонны, и я о ней тогда даже не думала. Просто насколько мне разум говорит, что Зарудный прекрасная личность, настолько же мое чувство мне ничего не говорит. Ты вот подумай, может ли женщина всю себя отдать тому, к кому ее не тянет.

— Да, такая, как ты, конечно, не может.

— Значит, я хорошо поступила?

— Мне кажется, хорошо, — ответил Листов, бросил папироску и стал смотреть на созвездие Большой Медведицы.

На деревне запели петухи, а потом слышно было, как защелкал перепел, висевший в решете над дверьми кухни.

— Поздно уже, — сказала Ольга, — идем.

— М-гм. Нужно идти спать.

Он встал и вслед за Ольгой начал подыматься по ступенькам балкона. Прежде чем отворить дверь, Листов снова спросил:

— Ну, а какого бы ты человека желала себе в мужья?

— Право, не знаю. Трудно это решить, ну… хоть такого, как ты.

Она засмеялась, потом снова вздернула обоими плечами и сказала:

— Ух, холодно, скоро рассвет, — и отворила дверь.

IV

Теперь с того времени прошло три года. Листов ходил по кабинету и волновался. От приезда Ольги он ожидал слишком многого.

Казалось ему даже, что и жена сейчас же начнет поправляться и потом выздоровеет совсем.

В воскресенье, в семь часов утра, он выпил кофе и был уже одет, хотя поезд приходил в начале одиннадцатого. Через полтора часа, надев пальто, Листов прошел к жене сказать ей, что едет на вокзал. Больная спала. Он поцеловал ее в желтый лоб и, вздохнув, вышел.

На улице накрапывал весенний прямой дождь и одновременно светило солнце, кое-где переливаясь радугой в прозрачных каплях.

«Разом плачет и смеется, — подумал Листов о природе и мысленно добавил: — Так и я сейчас».

Встречающих на вокзале было мало.

Жандармы и носильщики вышли на платформу только после того, как станционный колокол ударил один раз — это обозначало, что поезд миновал уже последнюю стрелку. Паровоз и багажный вагон точно вынырнули справа и пронеслись мимо, каждый следующий вагон уже проплывал медленнее.

Зашипели тормоза, поезд дрогнул и остановился. Побежали носильщики в белых фартуках.

В одном из окон виднелась серая фетровая шляпа с черной лентой и улыбавшееся из-под нее знакомое лицо.

Листов и Ольга встретились на площадке вагона и крепко расцеловались.

— Как я рад, как я рад, внаешь, вчера… — заговорил он.

— Хорошо, хорошо, только сначала нужно получить по квитанции багаж… У тебя даже руки дрожат…

Когда ехали на извозчике, Листов хотел как можно больше рассказать о жене, о детях и о своих переживаниях, но связного рассказа не выходило, и после каждой фразы он только повторял:

— Ужасно я рад…

— Ну, и отлично, а ты мало изменился, — сказала Ольга и подумала: «Как он пожелтел, и мешки под глазами появились, должно быть, спит мало или почки не в порядке».

Увидев ее в передней, дети завизжали от восторга, и Володя, вместо того чтобы шаркнуть ножкой, как его учили, повис у Ольги на шее. Руслан залаял на кухне, услыхав возню. Потом дворник внес корзину — и все успокоилось.

Юлия Федоровна тоже повеселела, но от разговоров скоро утомилась и в восемь часов уже спала. Володя и Таня попеременно кричали на своих кроватках:

— Тетя Оля, а ты привезла тыквенных семечек?

— Тетя Оля, а ты помнишь, как в Спасском теленочек съел мой носовой платок?

К десяти часам утихли и они.

Листов и Ольга долго сидели в кабинете на диване, разговаривая и советуясь о здоровье Юлии Федоровны.

— Да, она сильно подалась, — говорила Ольга, — я даже не ожидала. Теперь самое главное не терять головы. Когда тебе станет очень тяжко, вспомни, что такая жизнь, какою живет Юлия, тяжелее и страшнее смерти; но пока эту жизнь нужно скрашивать насколько возможно. Прежде всего необходимо уверить Юлю, что до конца еще очень далеко. Если ей станет вдруг плохо, следует говорить, что она простудилась, и вообще отвлекать ее от мыслей о болезни. Будем попеременно читать ей вслух, сообщать всякие новости о близких ей людях… Скорее бы только на дачу, в лес.

— На той неделе непременно переедем. Я даже думаю, что уже во вторник можно будет перевезти часть вещей, а в среду и двинемся. Вот завтра должен окончательно решиться вопрос о Володином переводе без экзаменов. Относительно Тани я с начальницей уже дело уладил. Да и самому мне отдохнуть хочется. Каждый нервик болит. Иной раз страшные часы приходилось переживать: закашляется она, жилы на висках надуются, мучения, видимо, адские, а помочь ничем нельзя, не только помочь, а даже и просто облегчить…

— Да, это ужасно.

— Еще она страшно волнуется за будущее детей. А что же дети? Учатся хорошо, способные, послушные. Рано или поздно выйдут в люди. Ведь и я рос без матери… Невероятно тяжелый этот год. Векселей я выдал кучу, и все без толку. Служба моя трещит. Была ревизия, а у меня масса нерассмотренных дел…

Листов встал и заходил взад и вперед по ковру. Ольга откинула голову на спинку дивана и, сделав строгое лицо, что-то обдумывала. Часы пробили три.

— Ну, прости, я пойду спать, устала, — сказала она и поднялась.

Листов молча поцеловал ей руку и проводил до гостиной, где была приготовлена постель.

Вернувшись к себе, он встал на подоконник, отворил форточку и, высунув голову, несколько минут дышал свежим ночным воздухом. Потом он вспомнил, что не взял из гостиной деревянной коробки с папиросами, а в портсигаре их оставалось всего две, и пошел за ними.

Ольга стояла перед зеркалом уже без корсета и причесывалась.

— Фу, как ты меня испугал, — пробормотала она, закрываясь руками.

Листов сконфузился и затворил дверь.

— Там, в углу, на столике, есть деревянная коробочка с папиросами — в виде домика, дай мне ее… Прости, пожалуйста, что я не постучал, я никак не думал, что ты успела уже раздеться.

— Всегда нужно спрашивать, — недовольным голосом ответила Ольга и кистью руки просунула через дверь коробочку.

«Да, неловко вышло, — думал Листов, снимая в кабинете сапоги. — Какая опа, однако, эффектная с распущенными волосами, а с ее взглядами на брак, чего доброго, останется старой девой».

Ночью ему приснилась Ольга с распущенными волосами и голыми руками, и будто он целует ее. Он разозлился на себя за этот сон и, закурив папиросу, долго лежал на спине. До самого утра уже не спалось.