Виктория Холт - Счастье и тайна

• Название: Счастье и тайна
• Автор: Виктория Холт
• Издательство: Панорама
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1994
• ISBN: 5-7024-0108-5

После четырех лет учения во Франции зеленоглазая красавица Кэтрин, натура пылкая и незаурядная, возвращается в мрачный отцовский дом. Ей, выросшей без матери, всегда так не хватало домашнего тепла… Знакомство с Габриелом Рокуэллом развеяло томительное чувство одиночества. В нем было что-то печальное, вызывающее желание заботиться о нем. И Кэтрин соглашается выйти за него замуж.

В поместье Габриела она постоянно чувствует присутствие какой-то враждебности. Кто-то явно желает ей зла. Но кто и почему?.. Вместе с героиней этого увлекательного, полного тайн романа читатели найдут ответы на эти вопросы.

---

— Да, я действительно устала.

— Я посижу здесь с тобой сегодня весь день, чтобы никто тебе не мешал. Тогда, может быть, к вечеру тебе станет лучше, и ты сможешь присоединиться к нам. Будут только члены семьи. Саймон и Хагар уедут завтра утром. Экипаж за ними обычно приезжает ровно в половине десятого на третий день Рождества.

— Хорошо. Но я бы хотела отдохнуть немного, — попросила я.

Весь день я провела в постели, обдумывая все события, которые закончились тем, что нам удалось найти рясу. Я вспомнила все с самого начала — с первой встречи с Габриелом и Фрайди. Габриел уже понял, что на его жизнь кто-то покушался, когда он стоял среди развалин, и в нем поселился страх. Он надеялся, что я смогу помочь ему. Или, по крайней мере, мы вдвоем будем противостоять угрожающей ему опасности. Потом была та ночь перед его гибелью, когда Фрайди учуяла кого-то в коридоре. Если бы не она, то уже в эту ночь Габриел бы погиб. Было очевидно, что Фрайди убили, чтобы она в следующий раз не смогла помешать. Сара знала об этом и изобразила все эти события на своем гобелене. Интересно, что было ей известно еще? Итак, Габриел погиб, а я не представляла для убийцы никакого интереса, пока… не обнаружилось, что у меня будет ребенок. Идея о моем сумасшествии возникла, когда доктор Смит посчитал своим долгом сообщить семье о том, что некая Кэтрин Кордер является пациенткой в Уорстуисл.

Как же дьявольски хитро был продуман этот план! Я думаю, меня не собирались отправлять в Уорстуисл. Просто дело было бы представлено так, что все свидетельствовало бы о моем сумасшествии, а затем, еще до рождения ребенка, возможно, инсценировали бы мое самоубийство.

Но почему это я стала думать об этом дьявольском плане в прошедшем времени? Он все еще был в силе. И когда мой потенциальный убийца обнаружит, что пропала его ряса, что он будет делать? Вернее всего, он решит, что теперь действовать надо незамедлительно.

Я растерялась. Может быть, стоило уехать в Глен Хаус? Но как сделать это втайне? Если я открыто объявлю о своем намерении, то последует немедленная ответная реакция. Я была уверена, что тогда уже не смогу покинуть этот дом.

Я еще раз подумала… Люк и Саймон. Я старалась отбросить мысли о Саймоне. Это Люк, убеждала я себя. Это наверняка Люк. А Дамарис ему помогает.

Дамарис! Но не далее как прошлой ночью я узнала, что существует связь между ней и Саймоном!

Мысли крутились в моем мозгу, как белка в колесе. У меня наконец в руках была ряса. Как рада я была бы, если бы могла разделить этот успех с Саймоном!..

Но о чем вообще теперь можно говорить с ним?

И опять, как тогда, у Колодца Желаний, в Несборо, когда вода стекала у меня с пальцев, я загадала желание: «Нет, пусть это будет не Саймон!..»

Только за обедом я присоединилась к остальным членам семьи. Саймон был ко мне очень внимателен; по-видимому, он волновался из-за меня, и хотя я дала себе слово не показывать, как изменилось мое отношение к нему, я поневоле стала обращаться с ним более холодно.

Как и вчера, мы обедали в холле, и Саймон сидел со мной рядом.

— Мне так жаль, — сказал он, — что я не смог побыть с вами сегодня. Я-то думал, что мы с вами поедем вместе на прогулку… вы, я и бабушка.

— Кажется, для нее погода слишком холодная.

— Возможно, но она ни за что не признается в этом, Ей тоже так жаль, что прогулка не состоялась.

— Вы могли бы договориться с кем-нибудь еще.

— Вы же знаете, что это было бы совсем не то.

— А если бы с вами поехала Дамарис?

Он засмеялся и, понизив голос, сказал мне:

— Об этом я должен вам кое-что рассказать.

Я вопросительно взглянула на него.

— Вы, вероятно, уже заметили, — добавил он, — что иногда для достижения цели приходится идти окольными путями.

— Вы говорите загадками.

— В этом нет ничего странного. Мы с вами как раз и трудимся над решением одной интересной загадки.

Я отвернулась: мне показалось, что Люк пытается подслушать, о чем мы говорим. Но, к счастью, тетя Сара так громко рассказывала о том, как раньше праздновали Рождество, и хотя она повторяла то, что уже рассказывала вчера, она ревностно следила за тем, чтобы никто не пропустил ни слова.

После обеда мы удалились в гостиную на втором этаже. Других гостей в этот вечер не было. Я вела разговоры с сэром Мэтью и ни на одну минуту не оставляла его, хотя прекрасно видела, что Саймон от этого впадает в отчаяние.

Я рано ушла к себе. Не прошло и пяти минут, как в дверь ко мне постучали.

— Войдите, — крикнула я, и вошла тетя Сара.

Она заговорщически улыбнулась мне и прошептала, как бы извиняясь за вторжение:

— Ты ведь интересовалась. Вот почему…

— О чем вы? — спросила я.

— Я скоро закончу его!

Я сразу же вспомнила наполовину вышитый гобелен, который она показывала мне в последний раз, когда я приходила к ней. Она наблюдала за мной. Ее лицо показалось мне очень мудрым.

— А можно мне посмотреть?

— Конечно. За этим я и пришла. Пойдем прямо сейчас?

Я не заставила себя ждать. Когда мы очутились в коридоре, она приложила палец к губам.

— Я не хочу, чтобы кто-нибудь услышал нас, — сказала она. — Они все еще в гостиной на втором этаже. Еще рано расходиться… для сегодняшнего праздника — второго дня Рождества. А тебе как раз хорошо — ты ведь рано пошла спать. Из-за своего положения. А другие…

Мы поднялись по лестнице и прошли в ее крыло. В этой части дома было очень тихо, и я поежилась — то ли от холода, то ли от недобрых предчувствий — не знаю.

Она вела меня в свою комнату с гобеленами, и видно было, что она волнуется как ребенок, которому не терпится похвастаться своей новой игрушкой. Она зажгла несколько свечей от той свечки, с которой она пришла, потом поставила ее и подбежала к шкафу. Достав холст, она, как и в прошлый раз, растянула его перед собой. Я не могла ничего разглядеть, но ясно было одно: пустая сторона теперь была чем-то заполнена. Я взяла свечу и поднесла ее поближе к холсту. И тут я увидела контуры рисунка.

Подойдя поближе, я разглядела: с одной стороны мертвые тела Габриела и Фрайди, а с другой стороны — легкий набросок карандашом. Здесь было изображено другое здание, было впечатление, что смотришь через зарешеченное окно в комнату, которая выглядела, как тюремная камера. В камере проглядывали неясные очертания женщины, которая что-то держала в руках. Меня охватил ужас, когда я поняла, что в руках у нее ребенок.

Я посмотрела Саре в лицо. При свете свечей все морщины и тени на ее лице исчезли. Она помолодела — более того, казалось, она была не от мира сего. Хотелось бы мне знать, какие тайны, какие желания скрываются за спокойным взглядом этих светлых глаз, которые иногда кажутся лишенными смысла, а иногда поражают своей мудростью…

— Надо понимать, что эта фигура изображает меня? — спросила я.

Она кивнула.

— Ты видела ребенка? Вот видишь, ребенок все-таки родился.

— Но, похоже, что мы с ним в какой-то тюрьме?

— Да, мне кажется, вы будете себя чувствовать там как в тюрьме.

— Тетя Сара, а где мы будем себя чувствовать, как в тюрьме?

— Там, — сказала она. — В этом месте.

Я поняла ее.

— Нет, уже все выяснилось, — объяснила я. — Это была ошибка. Доктор ошибся. И нечего больше думать об этом.

— Но на картине-то это есть, — настаивала она.

— Это потому, что вы не знаете, что произошло.

Она чуть обиженно покачала головой, и у меня опять возникло нехорошее предчувствие. Я ведь знала, что, неслышно передвигаясь по всему дому, она, оставаясь незамеченной, все видит и слышит. А потом в своей комнате старается во всех подробностях запечатлеть историю семьи Рокуэллов. Это является смыслом ее жизни. Поэтому она часами сидит над своими изумительными гобеленами. Здесь, в этой комнате, она царила, как богиня, снисходительно взирая на проделки своих подданных, а вне этой комнаты она была никем — просто бедная, чудаковатая Сара.

Я подумала, что было бы глупо — расстраиваться из-за фантазий, порожденных ее больным воображением.

— В тюрьме, — пробормотала она, — всегда должен быть тюремщик. Я вижу его. Он весь в черном, стоит спиной ко мне, но из-за капюшона я не могу разглядеть его.

— Монах! — беспечно подтвердила я, ведь теперь я о нем думала без страха.

Она подошла ко мне и заглянула в лицо.

— Монах рядом с тобой, Кэтрин, — сказала она. — Он поджидает тебя, чтобы схватить. Ты не думай, что он далеко. Он совсем рядом. И я вижу, как он приближается к тебе.

— Вы ведь знаете, кто он, — сказала я с упреком.

— Какая прекрасная сегодня ночь! — ответила она. — Звезды сияют, воздух такой морозный, Кэтрин, и с балкона открывается чудесный вид…

Я отшатнулась от нее.

— Вы правы, — сказала я. — Но здесь прохладно. Пойду-ка я в свою комнату.