Инал Кануков - Антология осетинской прозы

• Название: Антология осетинской прозы
• Автор: Инал Кануков
• Издательство: Ир
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1983

В книгу вошли лучшие рассказы, повести, главы из романов осетинских писателей в переводе на русский язык.

---

— Что с тобой, мама? — спросил встревоженный Додтан.

Она ничего не ответила, только крепко прижала к себе сына. Потом принялась собирать в мешок оставшуюся черемшу.

— Наторговались. Идем домой, — бросила Фари сердито…

Мелькают столбы вдоль дороги. Бегут-бегут воспоминания. Мчится поезд…

Далеко они уехали от родного дома. Выехали в полдень, а теперь солнце уже клонится к земле. Первый раз в жизни на старости лет собралась Фари в дальнюю дорогу. Хорошо еще, что Тасо, муж ее младшей сестры, помог — проводил старуху, усадил на место, все ей рассказал. А иначе попробуй разберись в этой толчее.

Как хитро придумана всякая вещь в вагоне! Все рассчитано, чтобы напихать побольше людей, и они не мешают друг другу! Сколько народу поместилось в поезде! Наверное, целое село. А сколько встречных поездов промелькнуло мимо!

В вагоне и свет горит, и радио можно слушать. До чего же люди хитры! Верно говорят — если надо, и курицу оседлают. Но чего раньше совсем не понимала Фари — так это то… как люди справляются в поезде со всеми простыми человеческими надобностями? Ей думалось, что время от времени поезда останавливаются в укромных местечках. Хорошо, что Тасо все ей объяснил. Тасо человек ученый, в школе восемь лет просидел, ученые люди все на свете знают…

Да, хороший муж у младшей сестры. Он даже не пускал Фари одну. Скоро, говорит, пойду в отпуск, сам отвезу тебя к Лазыру. Но Фари не согласилась. Тогда Тасо отправил Лазыру телеграмму, чтобы встречал мать. Проводил Фари, усадил и вслед помахал. А сын его Афон очень похож на Лазыра, когда он молоденьким был. Как Фари на него посмотрит, прямо сердце заходится: будто повернуло время вспять, будто снова стоит перед ней ее мальчик… Вот уж поистине мудрые слова — кровь, до седьмого колена в роду сказывается. Так и Фари — чует в Афоне родную кровиночку… Каждый раз старается ублажить, паренька. На этот раз привезла ему пирог с домашним сыром….

Над головой Фари загорелась маленькая лампочка. При тусклом сумеречном свете старуха осмотрела попутчиков. Одноногий мужчина сидел, закрыв глаза, — спит или задумался о чем-то. Рядом с ним женщина в очках читает толстую книгу — так она и вконец глаза испортит. На верхней полке над Фари обосновалась молодая девушка в желтых брюках и фланелевой рубашке: положила свои вещи и сразу присоединилась к компании молодежи в другом конце вагона. Возле окна, через проход, сидит другая девушка, моложе первой. На руках у нее ребенок. Такой маленький, а уже в майке — мужчиной поскорее хочет стать. Какая, однако, мамаша молоденькая. Фари была постарше, когда вошла в дом к мужу. Хотя, как считали тогда, она запоздала с замужеством — жених долго не мог собрать калым. И дети поздно пошли. Даже страшно было поначалу, что не на кого будет опереться в старости.

А молодая мать что-то грустит и сыночка не приласкает, смотрит, а словно ничего не видит.

Очкастая женщина куда-то ушла. Мужчина, не раздеваясь, прилег на постель. Фари тоже хотела спать, но стеснялась укладываться. «Посмотрю, как другие устраиваются на ночь», — решила она.

Тут пришла женщина с веником в руках — та самая, что проверяла возле вагона билеты. Волосы короткие, шея побрита — вылитый мужчина. Смотрит недружелюбно. Народ едет в вагоне разный, может, и разозлил кто-нибудь. Женщина показывает на обрывок газеты и зло говорит что-то мужчине. Жаль, Фари раньше не обратила внимания, а то бы убрала. Это ведь не охапку хвороста из леса принести или из Силтанука мешок груш. Женщина с ребенком что-то сказала, наверное, заступилась за инвалида. Проводница досадливо махнула рукой и ушла. Мужчина снова отвернулся к стенке. Фари наконец тоже улеглась и под монотонный перестук колес заснула.

Несколько раз за ночь старуха вздрагивала, когда проносился мимо встречный поезд и грохот и ветер врывались в окна вагона.

Фари хотела было прикрыть окно, да не справилась с задвижкой. Старому человеку и стакан воды выпить — что гору перейти. Попутчики мирно спят. Похрапывает мужчина, неподвижно замерла на самом краю полки молодая мать — не упала бы еще, чего доброго. Шуршит страницами книга, оставленная на столике очкастой пассажиркой. Мчится поезд…

Фари по привычке проснулась с солнцем и устроилась себе в уголочке, наблюдая за соседями по вагону. Никогда еще не была она так тесно окружена чужими людьми. Впрочем, она и не считала их теперь чужими — еще бы, столько вместе проехали! Вот наконец проснулась и пошла умываться девушка с верхней полки. Вернулась — ее и не узнать, причесалась по-новому, подкрасила глаза и губы. Да… чтобы быть красивой, надо следить за собой. Девушка достала сумку — всю в хитроумных замочках и пряжечках, вынула белый хлеб, два яйца и кусок колбасы. Села за столик.

— Я пойду умоюсь, — сказала Фари, словно девушка могла понять ее.

Вернувшись, Фари увидела, что и все остальные встали. Девушка, позавтракав, снова присоединилась к своим приятелям. Смех их разносился по всему вагону. Мужчина смотрел в окно, женщина в очках вновь взялась за свою толстую книгу. Не вставала еще только молодая мать. Лежит и поглядывает на играющего в ногах малыша.

Фари потянулась к своему фанерному чемодану — надо бы перекусить, накануне вечером она ничего не ела. А в дорогу надавали ей уйму всякой снеди. Конечно, близкие не одобряли затею старухи — в ее-то возрасте мотаться по дорогам! Но раз уж она решилась проведать сына, — никто слова поперек не сказал. Только советовали — как найдешь его, вези домой. Нечего ему мыкаться по чужедальним краям. В родном селе все, кому работа не в тягость, хорошо зарабатывают. И яйца, и сыр, и сметану нанесли ей, везла она и араку, и три пирога, испеченных ею самой на дорогу.

Фари разложила пироги. Обратилась к мужчине:

— Милый человек, вот я на дорогу испекла — отведай, помяни господа бога.

Мужчина вопросительно посмотрел на нее.

— Помяни господа нашего. Говорят, мужскую молитву бог лучше слышит. — Фари протянула хромому бутылку с аракой. — Именем Лазыра, угощайся.

Мужчина что-то ответил. Фари разобрала только одно слово: арака.

— Да, да, — обрадованно закивала она головой, — арака, хорошая арака. Сама-то я не делаю, соседи на дорогу принесли. Пей, не стесняйся, все хорошее от бога. Я вот к сыну еду. Выпей за его здоровье!

Мужчина взял бутылку, улыбнулся. «Какая добрая у него улыбка», — подумала Фари. Он вытащил кукурузную кочерыжку, затыкавшую горлышко бутылки, что-то сказал и сделал несколько крупных глотков. Очкастая покосилась на него. Мужчина оторвался от бутылки. Фари поспешно протянула ему пирог.

— Закуси.

Мужчина отведал пирога, протянул бутылку старухе.

— Да что ты, я не пью, — залепетала Фари. — И не уговаривай. Я и молодой была — в рот не брала ни капли, где уж на старости лет начинать! А ты выпей еще, — и отвела его руку.

Мужчина что-то сказал, поясняя слова жестами.

— Арака хорошая, пойдет на пользу. Она для мужчин, что для младенца материнское молоко. Сосед, который принес мне ее, толк в этом деле знает. Никто еще не видел, чтоб из его дома выходили пьяные. То-то же…

Мужчина выпил еще немного, потом заткнул горлышко пробкой — все, мол, спасибо, больше не могу.

— Ешь пироги, не стесняйся, — продолжала угощать Фари. — Жаль, остыли… А сыр почему не пробуешь?

Фари взглянула на женщину в очках, показала на стол:

— Присаживайся поближе, позавтракай!

Женщина взглянула на Фари. Что-то ответив, отодвинулась подальше. Стесняется, наверное.

— Именем Лазыра, отведай моего угощенья, — старуха протянула ей ломоть пирога и кусочек сыра. — А то мы едим, а ты нет — неудобно это получается.

Вежливо улыбнувшись, женщина сказала несколько слов, из них Фари поняла лишь одно: бабушка.

— Да, да, бабушка я, — обрадовалась Фари. — Бери, бери, не отказывайся, а то обидишь.

Женщина нахмурилась. Сняв очки, она протерла стекла платком и вновь уткнулась в книгу.

Фари смутилась. Мужчина, покосившись на очкастую, зло кашлянул, приподнялся и достал из сетки соленые огурцы, кусок сала и початую бутылку магазинного вина. Что-то сказал, Фари поняла его.

— Спасибо, уважил. Раньше я и сама солила огурцы, а теперь годы уже не те, слишком хлопотно…

Поели. Фари прикрыла остатки еды газетой и вновь забилась в угол. Женщина в очках отложила книгу, достала с верхней полки большую сумку с яркими наклейками. Сладкий аромат разнесся по вагону. Как же это называется, задумалась Фари. Ее однажды соседи таким угощали. Вот память стала! Как только имя свое не забыла! Ах да, вспомнила! Торт это называется, торт. Очкастая выложила на стол кусок торта, кусок колбасы в блестящей обертке, коробочку с маслом и две спелые груши. Глянула сперва на мужчину, потом на Фари, что-то сказала. К столу приглашает? Мужчина что-то проворчал, убрал со стола остатки завтрака, сделал знак Фари, мол, тоже убери. Ну да ладно, старуха освободила столик. Убрала еду в чемодан. Потрогала пироги, приготовленные в подарок. Как бы не засохли в этой жаре-духоте! А арака, которую она везла в большой грелке, еще, чего доброго, резиной пропахнет. Не обрадуется Лазыр таким гостинцам.