Алексей Пазухин - Самозванка (дореволюционная орфография)

• Название: Самозванка (дореволюционная орфография)
• Автор: Алексей Пазухин
• Издательство: Изданіе И. А. Морозова
• Жанр: Исторические любовные романы

Когда-то купец Осипов отказал от дома дочери Анне, вышедшей замуж против его воли, и даже рождение внука не смягчило сердце купца. Но после смерти мужа жена его с трепетом ждет возвращения блудной дочери, а особенного горячо любимого, хоть и заочно, внука. Вот только мальчик-то давно умер, а у Анны растет незаконнорожденная дочь Вера. Что же им делать, ведь бабушка ждет законного наследника, а не незаконную внучку?…

---

Одна Настенька навѣщала „красавчика Васю“ въ его комнаткѣ и очень-очень любила эту комнатку.

Это былъ очень милый уголокъ и совсѣмъ не походилъ на жилище юноши.

Эта была комната благовоспитанной и обладающей вкусомъ дѣвушки. У стѣны, налѣво отъ входа, стояла узенькая, чистенькая кроватка съ горкою подушекъ, закрытыхъ днемъ вышитою ширинкою. У кровати стоялъ ночной столикъ, а напротивъ – столикъ туалетный съ зеркальцемъ, съ принадлежностями туалета, съ вазою, въ которой всегда помѣщался букетъ свѣжихъ цвѣтовъ. По другимъ стѣнамъ были расположены въ чинномъ порядкѣ старинные стулья краснаго дерева, на которыхъ стояла лампа подъ розовымъ абажуромъ, лежали книги, альбомы. Еще много книгъ было на этажеркѣ, на комодѣ, а среди этихъ книгъ стояли статуэтки, вазочки, собранныя по пустыннымъ комнатамъ и имѣющія тутъ видъ цѣлой коллекціи.

Въ ногахъ кровати, въ узенькомъ простѣнкѣ, висѣло платье Вѣры, мужское платье, сшитое уже у бабушки.

Вѣра жила одиноко, однообразно, но не скучала.

Она много читала, даже быть можетъ, слишкомъ много, гуляла въ тѣнистомъ саду бабушки, ѣздила иногда кататься съ матерью или съ Настенькою и съ Настенькою же проводила большую часть дня.

– Ровно братецъ съ сестрицею живутъ, – сладко говорила „Завариха“, любуясь на молодежь.

– То-то „братецъ съ сестрицею“! – сурово замѣчала на это Ольга Осиповна. – He обучила бы мальчика глупостямъ какимъ твоя Настасья верченая… Дѣвка егоза, звѣзда дѣвка, а онъ, вишь какой – ребеночекъ чистый…

– Ахъ, чтой-то, матушка, – протестовала Завариха, – у меня Настенька дѣвушка умная, тонкая дѣвица, съ образованіемъ… Она Васеньку вашего манерамъ обучитъ, разговорамъ свѣтскимъ.

Бабушка немного косилась на сближеніе внучка съ „модной дѣвицею“, но серьезнаго въ этомъ сближеніи ничего не видѣла и лишать „мальчика“ общества Настеньки не хотѣла, зная, что оно не надолго, что Вася вотъ привыкнетъ немного и войдетъ въ „настоящій кругъ“, въ кругъ, подобающій наслѣднику милліона.

И Настенька продолжала бывать каждый день, не разставаясь съ Вѣрою ни на минуту. Они читали вмѣстѣ, вмѣстѣ гуляли, порою шалили и бѣгали, какъ дѣти.

Былъ дождливый сѣренькій денекъ. По небу ползли сѣрыя, непривѣтливыя, дождь и непогоду сулящія, тучи; въ окна барабанилъ дождь; въ саду уныло, сонъ и тоску нагоняя, шумѣли липы, тополи и березы. Вороны каркали въ саду и вдругъ, когда дождь переставалъ на нѣсколько минутъ, съ шумомъ снимались съ мѣста, кружились въ воздухѣ, оглашая его крикомъ, и снова усаживались по деревьямъ, накаркавъ дождя.

Въ такую непогодицу хорошо сидится дома, читается, а еще лучше говорится. Вотъ и засѣли въ комнаткѣ антресолей Вѣра, въ роли юноши Васи, и Настенька – „модная“ племянница Заварихи.

Вѣра усѣлась на диванъ, ноги подъ себя подогнула, положила головку на руку и слушала чтеніе Настеньки, а Настенька изысканно одѣтая, тщательно причесанная, надушенная, сидѣла въ большомъ креслѣ и читала какой то романъ, разсказывающій похожденія благороднаго и юнаго графа, оказывающаго благодѣянія поселянамъ и влюбленнаго въ одну изъ поселянокъ, которая впослѣдствіи и дѣлается графинею и поражаетъ Парижъ красотою и роскошью туалетовъ.

Настенька читала съ наслажденіемъ, захлебываясь отъ восторга въ тѣхъ мѣстахъ романа, гдѣ юная графиня плѣняетъ красавцевъ виконтовъ, маркизовъ и графовъ красотою и туалетами.

Вѣра слушала невнимательно, шалила, бросая въ чтицу шариками изъ бумаги, и наконецъ, вскочила и вырвала у Настеньки книгу. Чуткій, неизвращенный умъ дѣвушки подсказывалъ ей, что это все „неправда“, что все это выдуманное и фальшивое.

– Будетъ читать, Настенька, бросьте! – сказала она, отнимая книгу.

– Развѣ вамъ не нравится, Вася? – спросила Настенька.

– Нѣтъ… Это все не такое, какъ бываетъ, это все выдумано. Поговоримъ лучше о чемъ нибудь…

Настенькѣ живой „красавчикъ Вася“ былъ пріятнѣе книжныхъ графовъ, и она не жалѣла о романѣ. Она перешла съ Васею на диванъ и съ кокетливою улыбкою глядѣла на юношу.

– Вотъ, Васенька, вамъ бы быть графомъ, – сказала она.

– Мнѣ?! – засмѣялась Вѣра. – Хорошъ бы былъ графъ!…

– Конечно же хорошъ!… Я воображаю, какъ бы къ вамъ пошелъ изящный модный костюмъ, фракъ, напримѣръ или, напримѣръ, мундиръ… Я даже удивляюсь, почему вы не носите модныхъ костюмовъ… Положимъ, къ вамъ и этотъ очень идетъ, вы точно картинка, но все же модный туалетъ лучше…

Вѣра окинула себя взглядомъ.

– А мнѣ такъ больше нравится… – сказала она и вдругъ засмѣялась.

– Что вы смѣетесь? – спросила Настенька.

Вѣра ничего не отвѣтила ей и продолжала громко смѣяться.

Самолюбивую и очень мнительную Настеньку очень обидѣлъ смѣхъ Вѣры. „Модная дѣвица“ приняла этотъ смѣхъ на свой счетъ и надула губки.

– Я удивляюсь на вашъ смѣхъ! – обиженнымъ тономъ проговорила она: – вы, вѣроятно, надо мною смѣетесь.

– Ахъ, нѣтъ! – поспѣшно проговорила Вѣра. – Какъ вамъ не грѣхъ думать это, Настенька?… Вы, я думаю, сами хорошо знаете, что въ васъ нѣтъ ничего смѣшного…

– Такъ надъ чѣмъ же вы смѣялись?… Навѣрное надъ тѣмъ, что я предложила вамъ одѣваться по модѣ? Тутъ нѣтъ ничего смѣшного…

– Да нѣтъ же, нѣтъ, вовсе не надъ этимъ!… Я смѣюсь надъ тѣмъ, что мнѣ пришло въ голову…

– Напримѣръ? – спросила Настенька, все еще не успокоившаяся.

– Мнѣ пришло въ голову, что я буду, должно-быть, не дуренъ, знаете, въ какомъ костюмѣ?

– Въ какомъ?

– Въ женскомъ.

Настенька улыбнулась успокоенная, кажется, насчетъ смѣха.

– Да, я думаю, что вы въ платьѣ будете хорошенькою дѣвушкою, Васенька…

– Ну, не знаю, хорошенькою ли, а на дѣвчонку похожъ буду… Смотрите, я какой… Развѣ мужчины такіе бываютъ?

– Вы… вы душка, я одно только знаю!… – краснѣя не отъ застѣнчивости, а отъ прилива любви, проговорила Настенька. – Я вамъ говорю это, какъ другу…

– Спасибо, голубочка Настя, но я не заслуживаю этого…

Вѣра встала, въ два прыжка очутилась у зеркала, поглядѣла на себя, обернулась къ Настенькѣ и шаловливо-кокетливо проговорила:

– Знаете что, Настенька? – устроимъ маскарадъ…

– Маскарадъ? – удивилась дѣвушка.

– Да… Я надѣну ваше платье и покажусь вамъ… Я почти такого роста, какъ и вы, и фигура у меня такая же… Хотите?…

Настенька засмѣялась.

– Охотно, Васенька, но не досталось бы намъ отъ бабушки за эту шалость…

– Ничего, ничего!… Во-первыхъ, она не узнаетъ, а во-вторыхъ, она меня такъ любитъ, что все мнѣ проститъ… Дайте мнѣ ваше платье, дайте, я непремѣнно хочу этого!…

– Но что же я одѣну, Васенька?… Я не хочу одѣваться въ вашъ костюмъ, я боюсь бабушки…

– Я сейчасъ принесу вамъ платье, и вы четверть часа побудьте въ немъ… Сію минуту…

И не дожидаясь согласія Настеньки, Вѣра побѣжала внизъ и въ мигъ вернулась съ какимъ то капотомъ матери.

– Вотъ, одѣвайте, а мнѣ дайте ваше платье! – почти повелительно сказала она.

Той самой хотѣлось поглядѣть на „красавчика Васю“ въ дамскомъ туалетѣ, и она охотно согласилась, хотя и побаивалась, чтобъ затѣя не стала извѣстна бабушкѣ… Ольгѣ Осиповнѣ, конечно, не могла понравиться шалость внучки, и шалость эта могла быть приписана, именно, Настенькѣ.

Но Вася настаивалъ, затѣя была любопытна, оригинальна, и Настенька согласилась.

Она ушла въ корридоръ, переодѣлась тамъ и принесла свое платье Вѣрѣ.

– Одѣвайтесь, шалунъ, – сказала она, смѣясь, – но только вамъ не сладить, не одѣться…

– Слажу, не бойтесь: я часто одѣвался въ женское платье на святкахъ… Идите въ корридоръ, я васъ позову…

Волнуясь, лихорадочно торопясь, съ сверкающими глазами и часто-часто дыша, принялась Вѣра перемѣнять свой костюмъ мальчика на свойственное ей и хорошо знакомое женское платье. И это была не шутка, не капризъ это былъ.

Началось это съ шутки – вдругъ пришла такая мысль Вѣрѣ, но затѣмъ дѣвушка рѣшила воспользоваться этимъ „маскарадомъ“, какъ назвала переодѣванье Настенька, и открыть подругѣ свой полъ, открыть свою тайну.

Вѣру все время тяготилъ обманъ; не будь у нея веселой, живой и болтливой Настеньки, она, быть можетъ, давно не выдержала бы и открыла бабушкѣ „правду", нарушивъ строгіе завѣты матери. Постоянное общеніе съ бойкой Настенькою развлекало ее, оттягивало, такъ сказать, тяжелую мысль, но разъ эта мысль явилась, – Вѣра не могла противустоять ей, бросилась исполнить намѣреніе быстро, очертя голову, не спрашиваясь у разсудка, а лишь слушая сердце, которое не переносило обмана, которое желало любви не „обманной", то-есть не взятой путемъ обмана подлаго, а истинной.

– Настя любитъ меня, – думала Вѣра, быстро переодѣваясь, – такъ пусть она любитъ, именно меня, пусть она любитъ Вѣру, а не Васю… Я не хочу ее обманывать, не хочу!… Достаточно и одного обмана, обмана бабушки… To „необходимый обманъ“, говоритъ мама, – ну и пусть, пусть будетъ такъ, какъ хочетъ мама, а Настенькѣ я открою правду, я не хочу и ее обманывать… Она полюбитъ меня, какъ дѣвушку, какъ подругу, и мы будемъ дружны съ нею… Мнѣ легче будетъ, когда я буду имѣть хорошаго, милаго, вѣрнаго друга, которому все-все извѣстно… А обманывать и ее – у меня не хватаетъ больше силъ…