Василий Скоробогатов - Берзарин

• Название: Берзарин
• Автор: Василий Скоробогатов
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-235-03499-0

Генерал-полковник Николай Эрастович Берзарин на завершающем этапе Второй мировой войны командовал войсками 5-й ударной армии, был первым советским комендантом поверженного Берлина и спасал германскую столицу от гуманитарной катастрофы. Берзарин — крупнейший, по-суворовски одаренный полководец, представивший высшему командованию оригинальный план взятия ставки Гитлера еще в начале апреля 1945 года. В ходе штурма Берлина этот план был успешно реализован и после взятия бункера фюрера гарнизон столицы коричневого рейха капитулировал.

Автор — журналист и писатель, полковник, ветеран 5-й ударной армии Василий Ефимович Скоробогатов был участником и очевидцем многих описываемых событий. Его книга об истинном воине-подвижнике, командарме Берзарине — дань великому подвигу всех героев Великой Отечественной войны.

---

Перед моей группой солдат на берегу оказалось кладбище. Из-за каменных и бетонных глыб стреляли засевшие среди обелисков гитлеровцы. Но тут легче, и нас камни прикрывают. Здесь — земля. Видим мы и повозки с боеприпасами, видим полковую пушку. Шум боя доносится с улиц селения. Наши роты добрались до улиц Гросс-Нойендорфа, завязали бои среди жилых построек. Гросс-Нойендорф — не конечная наша цель. Должен быть плацдарм, а для этого надо захватить еще и соседнее маленькое селение Ортвиг.

К Ортвигу стали откатываться и фашисты. На Ортвиг обязаны наступать и соседи из второго эшелона, подразделения 902-го стрелкового полка. У них задача «сладкая» — захватить сахарный завод. И с наших позиций слышно было, что там, у сахарного завода, идет жаркая перестрелка. Значит, 902-й полк у своей цели. Крепкий орешек завод — заборы бетонные, кирпичные стены, подвалы. Крепость! И она в руках 902-го. Сначала взяли кондитерский цех, потом ликерный…

Через час-полтора немцы опомнились, они контратаковали наши позиции. Причем фашисты подтянули танки, которые гремели и изрыгали огонь юго-восточнее и северо-восточнее Ортвига. И много танков — до полусотни. Была ночь, но от пожаров и осветительных ракет движение танков можно было различить. С ними сразились перемахнувшие через Одер противотанковые наши пушки. И запылала вражеская броня. Мужественные артиллеристы героически сражались и, не отступая ни на шаг, погибали. К вражеским позициям на бронетранспортерах подбрасывалась пехота. А нашему полку помощи — никакой!

Наши солдаты сражались, но обстановка ухудшалась. У врага — численное превосходство — и в людях, и в технике. Рота противотанковых ружей, которой командовал Борис Толокнов[59], вступила в единоборство с «тигром». Истребители танков сумели поджечь «тигра», а потом вступили в бой с самоходным орудием. Пуля сразила Толокнова…

Рядом, в каменном строении, гитлеровцы окружили взвод лейтенанта В. П. Селезнева. Солдаты Селезнева сражались до конца и сгорели в своей крепости. Лейтенант А. В. Рыкованов занял кирпичный сарай, отбивался до последнего патрона, причем его он оставил для себя. В этом жестоком бою за Одерский плацдарм пали смертью храбрых заместитель командира роты лейтенант Ф. И. Жариков, командир роты лейтенант М. Т. Потапов и другие офицеры.

А вот еще редкостный эпизод, относящийся к разряду чудес героизма. Когда уже стало ясно, что Ортвиг мы потеряли, оттуда до командного пункта С. Г. Артемова добрался связист и доложил, что там, фактически в тылу у немцев, на земляной дамбе закрепились и обороняются автоматчики со своим командиром Михеевым. Старшему лейтенанту Михееву приказали оставить свой рубеж и соединиться с основными силами. И через некоторое время командир полка узрел и самого храбреца. Он, воюя на дамбе до рассвета, сумел выдержать натиск врага, не потеряв ни одного солдата. Держался бы и дольше, но не осталось боеприпасов.

Валентин Михеев, бывший моряк, а на гражданке артист, побывал в 1941 году в плену у немцев, перенес пытки и издевательства. Бежал из плена, сохранив где-то в обуви корочку от удостоверения командира со своей фамилией. И его без помех восстановили в офицерском звании. Михеев люто ненавидел фашистов. Живого немца видеть не мог. Видимо, произошел психический сдвиг — увидев пленного, рвался, чтобы прикончить его. Михеева, видно, следовало бы убрать с передовой. Но было не до того! Сам Михеев в конце концов не выжил. В Берлине при штурме рейхсканцелярии сложил-таки свою буйную головушку.

Мои однополчане и вся 248-я захватили Гросс-Нойендорф, закрепились за Одером, остались там лицом к лицу с врагом. Захваченные в плен немецкие солдаты показывали, что к Гросс-Нойендорфу переброшена хорошо укомплектованная мотострелковая дивизия. Немецкая пехота, поддержанная танками, выбила 899-й стрелковый полк из Ортвига. Наши роты отошли к западной окраине Гросс-Нойендорфа на позиции оставшихся там наших подразделений. Несколько взводов пехоты, искупавшись в Одере, вернулись на исходные рубежи к Клоссову.

Хотя мы и удерживали вместе с 902-м полком занятый плацдарм, но 899-й в этой важной операции лаврами не был увенчан. Комдив находился в Ортвиге в 902-м полку на КП у подполковника Ленева, устроенном на территории сахарного завода. Там были пушки 771-го артполка. Они отбивали атаки немецких сил.

Ситуация, сложившаяся на участке 899-го полка, раздражала маршала Г. К. Жукова и генерала Н. Э. Берзарина. Где-то недалеко от Клоссова находился их КП. Туда были вызваны лично командир полка Сергей Артемов и начальник штаба Вениамин Маноцков. Им пришлось давать объяснение случившемуся. Маноцков позже мне подробно рассказал об этой встрече с командармом.

Они с командиром полка проехали километров пять на лошадях. На берегу Одера стояло бревенчатое строение, заваленное досками. Тут же — настил для сушки сена, рядом — сторожка. В ней и был Берзарин в черной казачьей бурке. Сидел и что-то писал порученец Жукова.

Бой на Одерском плацдарме у Гросс-Нойендорфа

Состоялся напряженный диалог.

— Товарищ Артемов, — сказал Берзарин. — Вы знаете, что полк Ленева, заняв сахарный завод, удержался? Комполка представлен к званию Героя Советского Союза. А вы свою дамбу бросили на произвол судьбы. В чем дело?

— Дамба, товарищ генерал-лейтенант, — это земляная насыпь. Нас раздавила моторизованная дивизия. Потеряли там две трети батальона. Теперь мы нашли место, где бетон и кирпич, и обороняемся. Против остатков полка — немецкая дивизия, и подошла еще бригада.

— Дорогой мой полковник, — несколько оттаяв, произнес Берзарин. — Сколько вам лет?

— Скоро будет двадцать девять. В мае…

— Взрослый вроде бы человек, — уже спокойно произнес генерал. — Вражеские силы существуют не для того, чтобы их пересчитывать. А чтобы их громить. Вы же ранее занятые позиции уступили врагу. Частично уступили. Их придется возвращать. Мы дадим вам противотанковый дивизион. Комдив Галай дает из второго эшелона батальон 905-го стрелкового полка. Хватит вам?

— Мы тоже перегруппируем силы, — доложил Маноцков. — Батальоны окопались, боеприпасы есть. Свои позиции удержим, товарищ генерал!

— Добро! — заключил командарм. — Ступайте.

Впоследствии мы, офицеры и бойцы 899-го стрелкового полка, нередко слышали слова нарекания, явно несправедливые. За то, что вызвали волнение в высших штабах. Лично себя я ни в чем не мог упрекнуть. Попав на лед Одера, я, служа живой мишенью, поднял в атаку роту стрелков. Мы захватили вражеские траншеи и надолбы на окраине Гросс-Нойендорфа. Тогда, в ночь с 1 на 2 февраля, немецкая пуля раздробила мои кости. Спасибо расчету 76-миллиметрового орудия, возле которого я упал. Пушкари перевязали раны, вытащили с поля боя. На некоторое время я выбыл из строя. С ранением в грудь и руку, в бинтах лежал сначала в Клоссове, в санроте. А полк остался на своем плацдарме, воевал там в течение всего февраля и до середины марта. А 24 марта 1945 года, после выполнения своей боевой задачи, наш полк и всю 248-ю дивизию перебросили под город Кюстрин. С этого рубежа в апреле войска 1-го Белорусского фронта двинулись на Берлин. Меня эвакуировали в полевой госпиталь в Нойдамм. Там нас, раненых солдат и офицеров, посетил Николай Эрастович Берзарин. Он беседовал с нами, вручил награды. Я получил орден Отечественной войны II степени.

На другой день я, прогуливаясь во дворе госпиталя, увидел офицера, который направлялся к подъезду нашего корпуса. Узнал его по походке. Такая походка бывает только у прирожденных артиллеристов. Я бы назвал ее королевской. Да, это Владимир Жилкин, командир взвода управления из нашего 771-го артполка.

Владимир подошел ко мне. Я поинтересовался, какими судьбами его занесло сюда, в Нойдамм. Он объяснил:

— В дивизиях по распоряжению командарма формируются команды для отправки сюда, в «дом отдыха». Санчасти посылают сюда с передовой ослабевших и измотанных бойцов. Красноармейцам нравится этот курорт. Ванны, парикмахерские с одеколоном. Медосмотр и лечение, если необходимо. Витамины. Я привез своих ребят — разведчиков, связистов.

Я повел Жилкина в кинозал, где ожидалось выступление московских артистов. Приехала даже Клавдия Шульженко. Сам командарм, генерал Берзарин пригласил сюда, на Одер, звезду эстрады, харьковчанку Клавдию Ивановну. Голос ее должны услышать герои перед штурмом Берлина. Услышали они песни и романсы «Синий платочек», «Молчание», «Руки», «Голубка»… Исполнена была и любимая командармом песня «Мой костер».

В зале рядом со мной сидел командир роты, капитан из 301-й стрелковой дивизии Сагадат Нурмагамбетов, Герой Советского Союза. Он сражался на Кюстринском плацдарме. Берзарин сказал о нем: «Герой — джигит». С ним были его однополчане: отважные артиллеристы, командиры расчетов 45-миллиметровых орудий, кавалеры орденов Славы Василий Иванов и Зиновий Савин. Свеженькие орденоносцы! Награждены за бои на Одере…