Ефим Сорокин - Милостыня от неправды

• Название: Милостыня от неправды
• Автор: Ефим Сорокин
• Жанр: Прочая фантастика
• Год: 2007

---

— Наши женщины? — спросил Тувалкаин своим голосом.

— Женщины? — Усмешка исказила лицо Ламеха. — Ты свой ум совсем потерял! Твои металлические наконечники для стрел! Сифиты сами пришли покупать их! Сами! И просили!!! Ты ковал их тогда своими руками. Я тогда восхищался и гордился тобой! И любой отец гордился бы таким сыном, как ты, Ту! Ты создал вещи, которые будут жить в веках, но ты сам не сознаешь, что в эти вещи вложил себя. И людям нужны не только эти вещи, но и частичка тебя, живущего в этих вещах. Ты нужен и сифитам! Через вещи, которыми они пользуются, они принимают в свою жизнь и тебя. Мне немного странно говорить тебе об этом, Ту, тебе — жрецу высших посвящений. Но иногда разум и таких, как ты, немного замыливается повседневностью. Ты еще не покорил сифитов, но существенную часть их жизни подмял под себя. Не думая и не заботясь об этом. Ты просто делал свое дело. Ты и сейчас не осознаешь всю важность того, что сделал. Твои наконечники для стрел, Ту, больше, чем просто наконечники. Твоя черная металлургия, Ту, больше, чем просто черная металлургия… Сейчас ты немного не в форме. Это ничего, это пройдет… Ту, сделай куплю-продажу ритуалом, введи ее в наши обряды, и тогда твоя власть над людьми станет безграничной. Послушай отца, Ту! Куплю-продажу…

— Может, еще не поздно остановиться, отец? — надломлено сказал Тувалкаин, но сказал неуверенно, даже робко.

— Я делаю это ради тебя, сын мой, ради всех каинитов! А ты продолжай двигать свою науку — терпеливо, скромно, незаметно, без помпы, к которой ты стал уклоняться. Внедряй науку в сознание людей, чтобы со временем они (и сифиты, и каиниты) привыкли к ее благам, чтобы они не могли представить себе жизни без нее. Открывай школы!!! Я тебе помогу. Наши школы! Только без богов и без Бога! Не смущайся, что подавляющему большинству людей эти знания в жизни никогда не пригодятся. Все должно быть подчинено одной цели: строительству нового города, воспитанию нового человека. Тебе потом легче будет отпускать узду. Временно установится власть грубой силы. Да, разрушится современный миропорядок — ты потом восстановишь. Позови всех сюда! — грубо приказал Ламех Иавулу, точно слуге, и Иавул позвал родственников.

Когда они робко вошли, Ламех осмотрел всех приветливым взглядом, будто любил их чистой грустной любовью: жену свою Циллу, дочь свою Ноему-жрицу, ее мужа Ксанта и всех остальных.

— Повторяйте за мной! — приказал Ламех взволнованной кучке. — Нет никаких богов! Есть только один бог — Ламех-каинит!

Все молчали.

— Или вы не согласны со мной? Ты, Ксант, почему не повторяешь?

От обиды и унижения все тело Ксанта дрожало.

— Потому что вы не бог, господин. — При этих словах Ксанта все как-то приободрились. И женщины негодующе подняли подбородки. Быстрый меч Ламеха перерезал Ксанту горло.

— Повторяйте за мной, — тихо сказал Ламех голосом Каина: — Нет никаких богов…

— Нет никаких богов, — повторили люди с поглупевшими лицами.

— Отныне есть только один бог…

— Отныне есть только один бог…

— Ламех-каинит!

— Ламех-каинит!

— Хорошо, что вы быстро поумнели… Все свободны! Да, кто не согласен с тем, что он здесь говорил, но не решился высказаться, может идти по правому коридору. Моя охрана сделает с вами то же, что я сделал с Ксантом. А кто согласен с тем, что он здесь говорил, может идти по левому коридору. — И устало прошептал шепотом Каина: — Вон отсюда!

Родственники засеменили к дверям.

— Ты, Иавул, останься! — приказал Ламех, застыв над трупом Ксанта. — Вот так-то, Ту, на одного свидетеля твоего позора у заброшенной штольни стало меньше. Слишком много он болтал о том, как по молитве Еноха водой разлились идолы каинитов.

Вошла бледная Ноема-жрица. Ламех оглянулся на запах ее духов. Она благоухала, как благоухает увядающая роза. В ее лице, уснащенном пудрой, — растерянность и мольба. Дрожь ее тела передавалась тканям, в которые она была завернута.

— Отец, — с нудной учтивостью сказала Ноема. — Левая дверь заперта! — Она смотрела на отца через вогнутое стенное зеркало, и оно искажало лицо Ламеха. Его отражение расплывалось, расплывалось, и вдруг к страху своему Ноема угадала, что стоит с отцом лицом к лицу.

— Идите по правому коридору. Никто вас не тронет. — Ламех вытер лезвие об одежду убитого, высоко поднял меч и его рукоятью почесал себе затылок. Слышно было, как родственники двинулись по правому коридору. — Поверь, Ту, мне не придется убивать всех, кто имел глупость прийти на праздник у заброшенной штольни. Скоро они сами будут клясться, что не были там. И очень скоро страх заставит их забыть, что они видели. Кого — страх за себя, кого — страх за детей. Им, кстати, они точно уж ничего не расскажут. Ту, я еще не получил твоего согласия!

— Оно уже ни к чему!.. Ты показал, отец, как избавиться от тех, кто видел падающих водой идолов, но ты не сказал, как избавиться от самого Еноха, — слегка заискивая, проговорил Тувалкаин.

— Енох исчез, и, думаю, у него хватит ума не показываться никому на глаза. Сифиты твердят, что он вознесся на небо с ангелами, которых, впрочем, никто не видел. Думаю, сифиты спрятали Еноха и спрятали хорошо, если уже придумали легенду о его вознесении.

— А если Енох взаправду вознесся?

— Не смеши меня, Ту! Ты — серьезный человек, правда, сейчас не в лучшей форме, но это пройдет. Охрана!..

Охрана цинично поволокла труп. Тувалкаин успел заметить среди суетливых ног удивленное выражение на лице покойника. Ламех вложил меч в ножны и, усталый, присел на край ложа больного. Глядя невозмутимыми глазами на скрючившегося Тувалкаина, сказал другому сыну:

— Ты, Иавул, ступай! И на твоем месте я начал бы писать гимн, посвященный Ламеху-богу.

— Вряд ли у меня получится, — в раздумье ответил Иавул.

— Если бы у тебя не получилось, я бы к тебе и не обращался, а раз обращаюсь, значит получится, — с нарастающей угрозой в голосе заговорил Ламех, не глядя на Иавула. — Я же не обращаюсь к твоему брату Иавалу-скотоводу и не прошу написать слова к твоему гимну, потому что он все равно не напишет. Даже если я прикажу ему, даже если буду угрожать смертью, даже если униженно буду просить его. А знаешь, почему, Иавул?

Позеленевший от волнения Иавул молчал.

— Потому что, когда я убил Каина, из всех вас только Иавал ушел из города, оставил удобные покои и поселился в шатрах со скотом. И стал пасти этот скот и писать свои писульки на пергаментах. Ему было тяжело, ему и сейчас тяжело, и, похоже, он скоро окончательно сопьется. Но он один не захотел жить со мною после убийства Каина. Кстати, приютил его жену Савву… — Цвет лица Ламеха оставался мерзким. Вывороченные губы Иавула дрожали, но слова оставались в гортани, и все же рот Иавула выродил:

— Я постараюсь. — Иавул ушел.

— И я покидаю тебя, Ту. Наверное, ты проведешь еще одну бессонную ночь, может быть, и не одну, но однажды ты проснешься и почувствуешь, что здоров. — Ламех ласкал рукоять меча. Ламеху приятно было прикасаться к полированным граням драгоценных камней, а Тувалкаина не покидала мысль, что отец хочет прикончить и его.

— Ламех, там, у штольни, когда Енох шел по свету, один из каинитов крикнул: «Бог Еноха, помоги нам!»

— С ним будет то же, что и с Ксантом!

— Но этот человек, Ламех, — твой отец, Мафусал-каинит.

— Пусть тебя это не волнует, Ту! Это мои проблемы!.. Я слышал, что за богослужением у заброшенной штольни наблюдали и сифиты.

— Да, сестра Еноха Манефа и его сын Мафусал.

— Мы оставим в живых не только моего отца, который крикнул: «Бог Еноха, помоги нам!», — но и Манефу с Мафусалом-сифитом. И никто не заподозрит нас в том, что мы избавляемся от людей, видевших твое посрамление чудесами Еноха. Кстати, о чудесах. Говорили мне, что наш отщепенец Иавал-скотовод, когда еще пил умеренно, мог тоже преодолевать притяжение планеты и летал по воздуху, точно космос не прижимал его к земле. Может быть, Иавал отрывался от земли не так эффектно, как Енох, но ни одной частью своего тела ее не касался… Теперь о Мафусале-сифите: сделай его лучшим стрелком из арбалета! Поставь ему памятник как лучшему стрелку из арбалета! Жени его на богатой каинитянке!

— Но Мафусал уже женат на сифитке.

— Это не проблема, Ту! Считай, что ее уже нет в живых.

7

Люди столпились в медовых полосках света и, тесня друг друга, протискивались к окнам вагона, ибо поезд подъезжал к городу. Я наслаждался преимуществом своего местонахождения, хотя и был немилосердно прижат к толстой оконной раме. Под радостный перестук колес мы с неизменным восторгом лицезрели город. Он был так красив, что скала, у подножья которой его построили, становилась как бы пониже ростом. Город опоясывала стена — великолепное архитектурное излишество, заимствованное у старого города. Стену украшали тянущиеся к небу башни и купала храмов. Между стенами стройными рядами поднимались по террасам дома с гордо вздымающимися кровлями. Блестели на солнце каменные изваяния. Правда, когда подъехали поближе, стало заметно, что на окраины города вторглись чадящие мануфактурные трубы, но они не могли испортить восторженного впечатления.