Александр Голиков - Цена эмоций

• Название: Цена эмоций
• Автор: Александр Голиков
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2007

---

В целом эмоциональный фон был хаотичен, неустойчив и нестабилен и, как следствие, недостаточен и не востребован. Пребывал он сам в себе, и сам себя подпитывал, не неся совершенно никакой общеполезной нагрузки. На Ши-даре, родине эмооса, такое явление и стало предпосылкой общей катастрофы. Оставалось одно: искать глубже, а не сканировать поверхностный слой, ибо время неумолимо уходило.

Мир этот все же не располагал достаточными ресурсами, они были, но — сиюминутными, скоротечными. Эмоциональное поле хоть и присутствовало, но существа, благодаря которым оно и создавалось, совершенно не умели им манипулировать и насыщать пространство, варьировать его в различных диапазонах и частотах. Для эмооса такое положение вещей было странным, необычным, ведь на его родине эмоциями жили как в переносном, так и в прямом смысле. А здесь каждый индивидуум создавал только свой эмоциональный фон, нисколько не заботясь о социуме в целом.

Стараясь не думать о возможной неудаче, он осторожно раскрыл тонкий и самый чувствительный из эмовекторов, и пошел вглубь, бережно сканируя и впитывая внутреннюю составляющую поля, и сразу прочувствовал что-то неординарное, выделяющееся из общего эмоционального «шума», но пока едва различимого в этой общей массе всевозможных эмооттенков и невнятных эмограмм. Встрепенувшись, эмоос чуть-чуть раскрыл и задействовал остальные эмовекторы и тут же направил капсулу в ту сторону, где намечался не всплеск, и даже не пик, а настоящий взрыв той частоты и интенсивности, которая и была так необходима эмоосу. И он, боясь верить, стал спешно подготавливать свою доминантную, женскую эоорганику.

Едва закончилась программа, Лева тут же ушел, но не помнил, попрощался ли с Марком, не помнил о времени и вообще смутно представлял, где он находится и что делает. Он передвигался как сомнамбула, шел домой механически, как лунатик. С ним творилось что-то невообразимое, в душе была настоящая эмоциональная буря, ибо перед глазами и внутри него все жило и не собиралось умирать только что увиденное волшебство и магия танца, колдовство движений и очарование пластики, мистицизм гибкости и изящества. Но где-то еще глубже, под поверхностью этого неземного, трепещущего видения, пульсировало внутренней, саднящей болью и другое — острая жалость к самому себе и горькое понимание того, что вот так он не сможет никогда в жизни, и осознание этого так же теребило и рвало душу.

Высыпающие на небе звезды равнодушно поглядывали на спотыкающуюся фигуру. Они тоже кое-что понимали, только с высоты Вечности, несоизмеримой в своем одиночестве.

Лева тыльной стороной ладони утер повлажневшие глаза, не различавшие сейчас ни дороги, ни окрестностей, ибо видели они совсем иное.

Особенно впечатлило и поразило его танго, это невозможное и ослепительное танго. На других кассетах другие исполнители тоже творили чудеса, тоже заставляли и душу, и сердце рваться из груди, но только Виона и Итен довели это танго до полного совершенства, до той грани, той логической точки, после которых остается одна лишь пустота… Если бы боги то ли по своей прихоти, то ли по недоразумению вселились на время в людей и захотели бы вдруг потанцевать, то непременно выбрали бы это танго в исполнении Итена и Вионы.

Лева понимал и не понимал, что творилось сейчас у него в душе. Буря чувств, среди которых восторг занимал едва ли не последнее место, сотрясало его, как десятибалльный шторм утлое, ветхое суденышко. Но если Лева и желал тихой гавани, то только не сейчас: душа пела и рвалась к звездному небу, в голове ясно, отчетливо звучала взрывная музыка танго, а перед глазами, подчиняясь этой музыке и в то же время совершенно свободные от ее цепей и оков, ее обволакивающей власти, Итен и Виона творили из слабой человеческой плоти то самое божественное начало.

И, двигаясь по улице и не замечая ее, он был сейчас с ними, там, в круге переливающегося света под чашей голографа, фактически вместо них, постигая это божественное начало и одновременно изменяя все внутри самого себя, даже не подозревая, эмоциональный взрыв какой силы и эмоциональный импульс какой мощи рвется сейчас на свободу, словно ослепительный луч прожектора, конусом света устремившийся в темное нависшее небо.

Даже эмооса, который уже покинул капсулу, безошибочно вычислив Леву из миллионов существ по небывалой эмоциональной насыщенности, на миг ослепил этот эмоциональный «свет», но только для него он был словно живительная влага для иссохшейся и растрескавшейся почвы.

Захлебываясь от наслаждения, эмоос тут же начал впитывать в себя мощные эмоционально-чувственные потоки, что исходили от Левы. Впитывал, как пересохшее русло реки впитывает в себя без остатка долгожданную воду после обильного благодатного дождя. Под их воздействием полностью раскрылось и окончательно заняло свое доминирующее положение его женское начало, а потом, также благодаря эмоциональным импульсам и чувствам Левы, произошел последний качественный скачок, и эмоос целиком стал женской особью. Она тут же ускорила движение к источнику эмоционального взрыва, чтобы полностью вобрать в себя его энергию, впитать всю эмоциональную волну без остатка и на ее несущем гребне зачать в себе новое поколение, насыщенное иными, ранее невиданными эмоциями (человек сказал бы — свежей кровью), чтобы затем, родившись, поколение это могло бы со временем преобразить, обновить и заново перестроить распадающееся на части, погружающееся в себя, как в нирвану, угасающее, деградирующее Ши-дарское сообщество, живущее и питающееся за счет эмоций. Все, что мешало выполнению этой миссии и ради чего, собственно, эмоос прибыл из далекой чужой вселенной, было безжалостно отброшено вон.

Она полностью раскрыла свое лоно и с максимальной нагрузкой задействовала все свои эмовекторы, в доли секунды превратившись как бы в гигантскую ненасытную «губку», впитывающую в себя чужие, неведомые эмоции, даже не задумываясь при этом, какой вред она может нанести чужеродному организму, явно не готовому к такому контакту. Просто в мире эмооса такой уровень эмоциональных «калорий» считался когда-то обычной суточной нормой. Но это было когда-то.

Продолжая впитывать и вбирать в себя всю эмоциональную составляющую Левы, она даже успела испытать экстаз, настолько необычный, что все в ней сжалось, затрепетало от ни на что не похожих ощущений, граничащих с запредельным, идущим от обнаженных и полностью раскрытых для восприятия стремительно вбираемых эмовекторами чувственных потоков Левы. На короткое время она ощутила себя сопричастной чему-то непостижимо-прекрасному в своем величии и бесконечно далекому по сути, но очень близкому по духу и восприятию. Она даже успела на короткий миг полностью проявиться здесь, в этом мире, дающем ее Ши-дару новую жизнь и веру в будущее, проявиться, чтобы потом завершить последнюю стадию — вобрать в себя ауру и остаточную биоэнергетику этого источника, но…

Но все внезапно оборвалось. Всем раскрытым, жаждущим естеством своим она вдруг приняла такой колоссальный эмоциональный импульс боли, ужаса и шока, что вся ее эмоорганика мгновенно съежилась, как лист в огне, а следующего импульса, в котором не было ничего, кроме всеобъемлющего отчаянья пополам с тоской, не высказанной словами, с лихвой хватило, чтобы эмоорганика окончательно распалась и словно выгорела, как выгорает свеча до самого основания.

Человек сказал бы — не выдержало сердце.

У Левы оно перестало биться чуть раньше.

Когда он свернул на свою Волнер-стрит, внутри у него все еще звучала музыка, а перед глазами было божественное, бесподобное танго, доводящее отточенностью движений и изумительной грацией до умопомрачения. Душа пела от охватывающих его чувств, а тело казалось легким, невесомым. И тут вдруг неожиданно что-то случилось с его головой и сердцем. Он покачнулся, инстинктивно схватился за грудь и едва не упал. Ему вдруг показалось, что голова стала пустой-пустой, а из груди вверх бьет неудержимый фонтан болезненного света, и вместе с ним его кружит, вертит и одновременно засасывает в такую чудовищно-разверстую воронку, что внутри него мгновенно все опустошилось, будто невидимый, но ощутимый смерч высосал все его чувства и мысли без остатка, до самого донышка. И еще ему показалось, что одна из звезд сорвалась с небес и совершенно необъяснимым образом превратилась неожиданно в вытканную из ажурного серебра огромную красивую бабочку с большими полупрозрачными крыльями, сквозь которое проглядывало ночное небо с мерцающим рисунком созвездий, при этом бабочка смотрела на него почему-то вполне человеческим, слегка раскосыми глазами, в которых, казалось, отразилась сама ночь со звезднооким небом. Лева успел удивиться, откуда у этой бабочки могут быть вполне человеческие глаза, пока на последнем вдохе ему не открылось, что это и не бабочка вовсе, а неземной красоты женщина, неуловимо похожая на ту, в танго, но не естеством своим, не внешне, а той неуловимой грацией, пластикой, отточенностью и самим движением изумительного тела. Все это открылось и почувствовалось им с последней отлетевшей искрой озарения, что дарует сознание перед вечной тьмой и забвением.