Эмиль Золя - Сочинения

• Название: Сочинения
• Автор: Эмиль Золя
• Жанр: Литература 19 века

Эмиль Золя (1840–1902) – замечательный французский писатель, король психологической мелодрамы, тонкий знаток взаимоотношений между Женщиной и Мужчиной.

Произведения, включенные в данную книгу, позволяют читателю самостоятельно убедиться в широте, неординарности и многогранности литературного таланта Золя.

Сюда вошли роман «Тереза Ракен» о ревности и смерти, ставшей следствием любовного треугольника, новелла «Госпожа Сурдис», повествующая о коллизиях жизни одаренного художника и сборник рассказов «Сказки Нинон».

Перевод: Владимир Ранцов, А. Лебедева

---

По вечерам снова начались ссоры. Впрочем, побои и крики не прекращались в течение всего дня. К ненависти присоединилось недоверие, и это окончательно свело их с ума.

Они стали бояться друг друга. Сцена, последовавшая за требованием пяти тысяч франков, вскоре стала повторяться и утром и вечером. У обоих появилась навязчивая мысль, что другой собирается выдать его. Они только об этом и думали. Стоило одному сказать что-нибудь, сделать какой-либо жест, как другому казалось, что он собирается к полицейскому комиссару. Тогда они начинали драться или заклинать друг друга. В припадке ярости они кричали, что сейчас все разоблачат, они до смерти пугали себя этим; потом они начинали дрожать, унижались друг перед другом, клялись, заливаясь горькими слезами, что будут хранить молчание. Они страдали неимоверно, но не находили в себе мужества приложить к ране раскаленное железо, чтобы исцелиться. Когда они грозились признаться в преступлении, ими руководило только желание напугать друг друга и отделаться от этой мысли; на самом же деле у них никогда не хватило бы сил покаяться и искать душевного мира в заслуженной каре.

Раз двадцать они уже подходили вместе к двери полицейского участка. То Лоран хотел признаться в убийстве, то собиралась отдать себя в руки правосудия Тереза. Но каждый раз они выбегали на улицу вдогонку друг за другом и каждый раз, после взаимных оскорблений, сменявшихся страстной мольбой, решали еще немного подождать.

После каждого такого припадка они становились еще подозрительнее и угрюмее.

Они с утра до ночи следили друг за другом. Лоран совсем перестал выходить из квартиры, а Тереза и не пустила бы его одного. Подозрения, боязнь разоблачений создали между ними какую-то жестокую близость. Никогда еще, со дня свадьбы, не были они так тесно связаны друг с другом и никогда еще так не страдали. Но какие бы муки они ни причиняли друг другу, они не сводили глаз один с другого и предпочитали терпеть самую жестокую пытку, чем расстаться хотя бы на час. Если Тереза спускалась в лавку, Лоран следовал за ней, боясь, как бы она не рассказала чего-нибудь покупательнице; если Лоран становился на порог, наблюдая за прохожими, Тереза становилась рядом с ним, чтобы проверить, не говорит ли он с кем-нибудь. По четвергам, при гостях, убийцы устремляли друг на друга умоляющие взгляды, каждый из них со страхом прислушивался к тому, что говорит другой; им казалось, что сообщник вот-вот сознается, и любой начатой фразе они уже готовы были придать особый смысл.

Эта война не могла долго продолжаться.

И Тереза и Лоран, каждый сам по себе, дошли до мысли, что только новое преступление избавит их от последствий первого. Чтобы обрести некоторый покой, у них оставалось одно только средство: кому-нибудь из них надо было исчезнуть. Эта мысль явилась у них одновременно; оба они почувствовали настойчивую необходимость разлуки, оба хотели разлуки вечной. Убийство, представшее в их воображении, казалось им вполне естественным, неотвратимым; оно было само собою разумеющимся следствием убийства Камилла. Они даже не задумывались над этим; убийство сообщника казалось им единственным средством спасения. Лоран решил, что убьет Терезу, потому что Тереза мешает ему, причиняет нестерпимые страдания и может единым словом погубить его. Те же соображения привели и Терезу к мысли убить Лорана.

Твердо приняв решение об убийстве, они немного успокоились. Они занялись его подготовкой. Впрочем, оба они действовали в каком-то бреду, без особых предосторожностей; вероятные последствия убийства не слишком их беспокоили, хотя ни побега, ни безнаказанности они себе не обеспечили. Они испытывали необоримую потребность убить друг друга и подчинялись этой потребности, как разъяренные звери. Они не хотели признаться в своем первом преступлении и очень ловко замели его следы, а теперь готовы были рисковать головой, совершая новое убийство, которое даже не помышляли скрыть. Тут было вопиющее противоречие в поведении, но они даже не замечали его. Они просто решили, если удастся, бежать за границу, захватив с собою все деньги. Вот уже две недели, как Тереза взяла из банка те несколько тысяч франков, которые оставались от ее приданого, и держала их под замком в комоде; Лорану это было известно. О том, что станется с г-жой Ракен, они ни на минуту не задумывались.

Незадолго до этого Лоран встретился со своим школьным товарищем, который служил препаратором у известного химика, занимающегося вопросами токсикологии. Этот товарищ пригласил Лорана к себе в лабораторию, показал ему аппаратуру, рассказал о разных ядовитых веществах. Однажды вечером, уже после того как Лоран окончательно решился на убийство, Тереза сидела перед ним за столом и пила подслащенную воду; тут Лоран вспомнил, что видел в лаборатории глиняный пузырек с цианистым калием. Ему припомнилось и то, что сказал препаратор о страшной силе этого яда, который действует молниеносно, почти не оставляя следов, – и Лоран подумал, что именно такой-то ему и нужен. На другой день ему удалось ускользнуть из дому; он зашел проведать приятеля и, когда тот отвернулся, выкрал глиняный пузырек.

В тот же день Тереза, воспользовавшись отсутствием Лорана, отточила большой кухонный нож, которым пользовались для колки сахара; он был весь зазубрен. Она спрятала нож в дальний угол буфета.

XXXII

В следующий четверг вечер у Ракенов – так гости по-прежнему звали своих друзей – прошел особенно весело. Засиделись до половины двенадцатого. Гриве, уходя, заметил, что никогда еще не проводил время столь приятно.

Сюзанна, ожидавшая прибавления семейства, без конца рассказывала Терезе о своих радостях и огорчениях; Тереза, казалось, слушала ее с большим интересом; глаза ее были устремлены в одну точку, губы поджаты, голова временами склонялась вниз; веки, закрываясь, бросали тень на все лицо. Лоран тоже с неослабным вниманием слушал рассказы старика Мишо и Оливье. Они болтали без умолку, и Гриве с трудом удавалось вставить словечко в их россказни. Впрочем, он относился и к отцу и к сыну с явным уважением; он считал, что они превосходные рассказчики. В тот вечер беседа заменила игру, и Гриве простодушно воскликнул, что рассказы бывшего полицейского комиссара почти так же увлекательны, как партия в домино.

За все четыре года, что Гриве и семейство Мишо проводили по четвергам вечер у Ракенов, им ни разу не прискучили эти однообразные собрания, повторявшиеся с удручающей регулярностью. Ни на единый миг не возникло у них подозрения о драме, которая разыгрывалась в этом доме, с виду столь мирном и приветливом. Оливье не раз замечал, в порядке полицейской шутки, что в столовой Ракенов пахнет честностью. Гриве, чтобы не отстать, назвал ее «святилищем мира». За последнее время Терезе два-три раза пришлось объяснять гостям происхождение синяков, которые были у нее на лице; она говорила, что упала и расшиблась. Да никому из друзей и в голову бы не пришло, что это следы от кулака Лорана; они были убеждены, что их хозяева – примерная семья, в которой царят любовь и ласка.

Параличная больше уже не пыталась разоблачить страшную истину, скрытую за унылой безмятежностью четверговых собраний. Наблюдая терзания убийц, предчувствуя взрыв, который рано или поздно должен произойти, как результат неизбежного развития фактов, она в конце концов поняла, что события не нуждаются в ее вмешательстве. С тех пор она совсем стушевалась, она предоставила действовать последствиям убийства Камилла, которые в свою очередь должны были убить преступников. Она только молила небо продлить ее дни, чтобы стать свидетельницей ужасной развязки, которую она предвидела; заветным ее желанием было утолить взор зрелищем последних мук, которые сломят Терезу и Лорана.

В тот вечер Гриве подсел к старухе и долго беседовал с ней, по обыкновению сам и спрашивая и отвечая на вопросы. Но ему не удалось добиться от нее хотя бы взгляда. Когда пробило половину двенадцатого, гости засуетились.

– У вас так уютно, что не хочется уходить, – признался Гриве.

– Достаточно сказать, – подтвердил Мишо, – что мне здесь никогда не хочется спать, а дома я обычно ложусь в девять.

Оливье счел уместным ввернуть шуточку.

– Дело в том, – воскликнул он, обнажая желтые зубы, – что тут пахнет честностью; поэтому-то здесь так и хорошо.

Гриве стало досадно, что его опередили, и он с напыщенным жестом провозгласил:

– Эта комнатка – «святилище мира».

Тем временем Сюзанна, завязывая ленты шляпки, сказала Терезе:

– Завтра я приду в девять.

– Нет, приходите не раньше двенадцати, – поспешила ответить Тереза. – Утром меня не будет дома.

Голос у нее был странный, глухой. Она проводила гостей до коридора. Лоран тоже спустился с лампой в руках. Оставшись одни, супруги с облегчением вздохнули, – видимо, весь вечер их снедало глухое нетерпение. Со вчерашнего дня они стали еще мрачнее, с глазу на глаз они чувствовали себя еще тревожнее. Стараясь не смотреть друг на друга, они молча поднялись наверх. Руки их слегка подергивались, и Лорану пришлось поскорее поставить лампу на стол, чтобы не выронить ее.