Борис Норд - Льды и люди

• Название: Льды и люди
• Автор: Борис Норд
• Издательство: ОГИЗ — Северное краевое издательство
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1931

---

Дж-ж-з-з… „Седов“ напоролся на вмерзший в последнюю перемычку подводный айсберг. Нужно отходить назад и, ударив сразбегу рядом, пробиваться в полынью. На разбивание перемычки уходит четверть часа.

— Опоздаем. Убегут, — ноет в нетерпении Новицкий.

— Сами придут, — утешают его „арктики“.

„Арктики“ на седовском жаргоне — люди, неоднократно бывавшие в ледяных просторах.

Перемычка треснула. Вдоль правой кромки ее „Седов“ идет наперерез медвежьему семейству. Медведица уводит медвежат назад. Она думает переплыть соседнюю узкую полынью и скрыться в торосах тянущегося на восток до горизонта огромного ледяного поля. Ловким маневром Воронин отрезает ей путь. Вдоль кромки полыньи ледокол неумолимо надвигается. Медведица неожиданно останавливается. Предсказания „арктиков“ оправдались. Любопытство пересиливает у нее инстинктивный страх. Медведица ведет медвежат прямо на ледокол. Кажется, мгновенье — и „Седов“ раздавит форштевнем всех троих.

Видны желтые с зеленоватым отливом цвета морской воды шкуры медведей. Черный, опасливо нюхающий воздух нос медведицы. Доверчивые, изумленные мордочки медвежат.

Новицкий в упоении крутит ручку.

— Первым планом. Первым планом, — восхищенно шепчет он стоящей рядом с ним жене нового начальника архипелага Иванова, биологу Демме. Демме — первая женщина, едущая зимовать на архипелаг.

— Она же ведет их на смерть! Глупая. Ведь их убьют, — взволнованно отвечает Демме также топотом Новицкому.

Первая бригада, в которую входят штурманы и радисты ледокола, давно уже держит на мушках винтовок медведицу с медвежатами. Нетерпеливо поглядывая на Новицкого, они ждут, пока он не разрешит стрельбу, пока не „обыграет“ со всех сторон медведей.

Жужжание кино-аппарата смолкает. Новицкий машет рукой. Из восьми винтовок вырывается пламя. Испуганно взревев, оглядываясь назад, медведица кидается прочь от страшной черной громады. Бух! Одиночный выстрел повергает медведицу навзничь. Ее убил старший штурман Хлебников. Медвежата убегают в торосы. Но Новицкий неумолим.

— Первым планом, первым планом, — отмахивается он от наседающих охотников. — Кручу! Кручу!

Когда Новицкий кончил крутить, медвежата уже скрылись. Посланные им вдогонку пули только откалывали стеклянные осколки от защитивших их торосов.

„Седов“ замер. На лед выкинут штормтрап — веревочная лестница для спуска с судна. По нему спустились двое матросов и Громов. Громов первым добегает до медведицы. Она еще конвульсивно дергала передней лапой.

— Пуля пробила череп, — сообщил Громов.

— Юрия Константиновича с первым медведем, — поздравляли все счастливого старшего штурмана.

Матросы обвивали труп медведицы канатом от лебедки. Вокруг на льду расплывалось яркое карминовое пятно. Было такое впечатление, что все это произошло на экране. Так просто медведица отдала свою жизнь.

— Теперь — за арктическими сиротами.

Арктическими сиротами окрестил медвежат судовой врач.

— Сирот, ясно, оставлять нечего, — охотно согласился Тимоша. — В Арктике сиротам тугое житье.

В бинокль едва видны бегущие желтые комочки.

— Оддерживай руль на разводье!

                                                     — Есть!

Воронин снова появился на крыше рубки. Снова сдвигается неумолимый круг. Медвежата взлезают на торосы, нюхают доносимые ветром с ледокола запахи и снова бросаются улепетывать.

Бах! Бах!

Один медвежонок ткнулся мордой о край полыньи. Струя крови облила соседний торос. Другой, переплыв под выстрелами полынью, скрылся в недоступном для ледокола многокилометровом поле.

На этот раз убил радист. По сброшенному штормтрапу за трупом медвежонка снова спустились матросы. Ломая льды, „Седов“ затем тронулся к открытому морю.

В шлюпке Тимоша с Журавлевым уже свежевали медведицу. Рядом пристроился один из белоглазых колымских псов. Он жадно пил свертывающуюся на воздухе ярко-алую медвежью кровь.

— Будут завтра медвежьи почки? — задорно окликает новоземельский промышленник Журавлев проходящего мимо старшего кока (повара).

— Ол-райт, ол-райт, — отвечает Мещанинов.

Он долго плавал за границей. Ол-райт — его любимое присловье.

— Медвежьи почки есть, сэр!

ЗА ЛЕДЯНЫМ БАРЬЕРОМ

Полдень следующего дня принес большую неожиданность. Прорвавшись сквозь торосистое ледяное поле, „Седов“ вышел в открытое море. На горизонте рябились мелкой волной тяжелые зеленые воды северной части моря Баренца. Ледяной барьер, охраняющий архипелаг, остался позади.

— Открытое море, — довольно поглаживал начальник экспедиции профессор Шмидт свою пышную бороду. — Нам повезло. Нам улыбнулось хорошее счастье. Такие редкие льды бывают раз в десятилетие. Не многим, как шотландцу Ли-Смиту, удалось пройти к архипелагу чистой водой. Это было в 1880 году.

За 29 лет, в течение которых корабли пытались пройти на Землю Франца-Иосифа, это удалось сделать 26 раз. В среднем, по заключению проф. Визе, один из пяти навигационных периодов всегда бывает малодоступен. В эти годы на архипелаг пройти под силу только мощным ледоколам, могущим активно форсировать льды. На ряду с этим зарегистрировано однако несколько случаев, когда корабли доходили до архипелага по открытому морю, встречая только одинокие льдины.

Разрушенные постройки и следы предыдущих экспедиций на Земле Франца-Иосифа. Мыс Флора.

Шесть часов „Седов“ плыл по морю, тараня плывшие из неведомых просторов Арктики небольшие ледяные поля.

— Земля!

Из зеленого моря выросли в разных частях горизонта ледяные купола ее островов. Бывший начальник острова Врангеля Ушаков перевесился через перила спардека. Любуется проплывающими мимо иссосанными солнцем причудливыми льдинами.

Начальник зимовки нового состава Иванов и первая лошадь на Земле Франца-Иосифа.

С левого борта вырастает большой продолговатый остров. Очертания его напоминают занесенного снегом на отмели кита.

— Остров Нордбрук, — глядя в бинокль, говорит Визе. — Самый известный из островов архипелага. На западе его — знаменитый Кап-Флора — мыс Флоры. С этой стороны его не видно. Кап-Флора хранит развалины многих полярных зимовий. У его скал перебывали почти все посещавшие архипелаг путешественники. Это самая своеобразная в мире международная арктическая гостиница. Всякий идущий на архипелаг мореплаватель прежде всего посещает Кап-Флору. Таков установившийся обычай.

В нескольких десятках метров впереди из волн выскочил и с любопытством уставился круглой усатой мордой на „Седова“ тюлень — морской заяц. Целая стая глупышей совершала немой полет вокруг ледокола. Удивительные птицы! Ни раньше ни позже я не слыхал, чтобы они кричали.

Черные скалы Гукера со свешивающимися языками мутного льда — всего в нескольких милях по курсу. Справа из моря вынырнули, как морские зайцы, сахарные головы небольших островов.

— Острова Мей и Ньютон, — произносит Иванов.

Он был в прошлом году на архипелаге.

Все ближе и ближе ледяная земля. Виден уже широкий зев Британского пролива. До бухты Тихой пятьдесят миль. Ослепительно-яркое солнце льет расплавленную медь своих лучей на снеговые вершины островов и качающиеся айсберги.

…На западе за Нордбруком, как отдаленное майское облачко, наметились снежные берега. Земля принца Георга.

— Открывшие архипелаг австрийские ученые Пайер и Вейпрехт, — рассказывает новичкам Отто Юльевич, — все его острова назвали именами австрийских императоров и принцев. Английский ученый Джексон, три года проведший на Кап-Флоре, назвал открытые им острова именами родных и знакомых. Другие острова, проливы и заливы носят имена английских сановников и дочерей американских миллионеров, субсидировавших экспедицию на архипелаг.

— Так надо переименовать, — говорит Новицкий, накручивающий ослепительный арктический пейзаж.

— Конечно, надо. Но это не легкая работа. Архипелаг состоит из девяноста семи островов.[2] Девяноста семи! А сколько между ними проливов, сколько мысов, заливов! Вот откроем когда Северную землю, тогда и займемся изложением принцев и королей в Арктике, — смеется Шмидт, — Землей Михайлы Ломоносова надо бы назвать ее, именно Михайлы, — оглядывает он всех собравшихся на спардеке.

— Или Землей Айсбергов.

— Тоже недурно.

Сменив курс, „Седов“ шел вдоль черных скал южных берегов Гукера. Со скалы справа в море обрывался огромный голубой язык глетчера. На горизонте возникали волнующие миражи — все новые и новые снежные облака-острова. Крепкий порывистый ветер вспенил волну. „Седов“ опять закачался с борта на борт. Дул прерывистый холодный норд. Ветер жег лицо. Но, несмотря на это, никто уже несколько часов не уходил с палубы. Такие картины наблюдают раз в жизни, да и то не все.