Кирилл Кожурин - Боярыня Морозова

• Название: Боярыня Морозова
• Автор: Кирилл Кожурин
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-235-03559-1

Образ боярыни Феодосии Прокопьевны Морозовой — суровой обличительницы новых обрядов, введенных в Русской церкви в середине XVII столетия патриархом Никоном и царем Алексеем Михайловичем, — знаком нам прежде всего благодаря картине художника Василия Ивановича Сурикова, запечатлевшего переломный момент в ее жизни, когда ее, богатейшую и знатнейшую женщину России, везут на санях, закованной в кандалы, к месту будущих мучений и пыток. Но кем была эта женщина? Почему ради своих убеждений, ради приверженности старой вере она не побоялась лишиться всех причитавшихся ей благ, да и самой жизни? Почему даже под страхом смерти она не согласилась — хотя бы для вида — перекреститься на новый лад, то есть тремя перстами, и произнести по-новому Символ веры? И только ли религиозный фанатизм был причиной ее непреклонности? На эти вопросы дает свой ответ автор книги, известный петербургский историк и публицист Кирилл Яковлевич Кожурин. Особый интерес книге придает то обстоятельство, что в ней представлен именно старообрядческий взгляд и на биографию боярыни Морозовой, и на всю русскую историю XVII века.

---

Однако у представителей образованных сословий совместный досуг матерей и детей мог приобретать и иные формы. «Обязательно уделялось время занятиям с детьми «калигравством», грамотой и чтением. Радость от общения с детьми во время обучения была важным элементом частной жизни женщин»[43]. Так, например, об обучении своих детей беспокоились и протопоп Аввакум («…а девок, свет, учи, Марью да Акилину…»), и его духовная дочь княгиня Евдокия Прокопьевна Урусова.

Боярышня Феодосия Соковнина была дочерью своего века. Позднее, обращаясь к своему духовному отцу протопопу Аввакуму, Феодосия Прокопьевна скажет: «И в девках-де, батюшко, любила Богу молитися…» С юных лет ее отличала любовь к чтению «божественных писаний», творений Святых Отцов и житий святых, любовь, которая с годами развивалась всё больше и больше. В своем послании «к некоей дщери Христове» знаменитый деятель раннего старообрядчества инок Авраамий говорит, как Морозова, «сама исполнена благоразумия полезных словес», вопрошала его «о всяких тайнах», связанных со взглядами приверженцев старой веры.

«Беша бо Феодосья и Евдокея дщери мне духовныя, — пишет протопоп Аввакум, — иместа бо от юности житие воздержное и на всяк день пение церковное и келейное правило. Прилежаше бо Феодосья и книжному чтению и черплюще глубину разума от источника словес евангельских и апостольских». Весьма примечательно, что эта глубокая и искренняя религиозность молодой боярышни Феодосии Прокопьевны, впоследствии только укреплявшаяся в ее душе, не имела ничего общего с тем мрачным фанатизмом, который многие впоследствии склонны были приписывать ей под впечатлением картины В. И. Сурикова. «Бысть же жена веселообразная и любовная (то есть любезная. — К. К.)» — так характеризовал ее Аввакум[44].

Жизнь Соковниных шла своим обычным чередом, пока не наступил ставший судьбоносным для всей их семьи 1645 год.

Глава вторая «Чюдно о вашей честности помыслить…»

Бысть во дни Ирода царя…

Лк. 1,5

Новое царствование

12 июля 1645 года, на память преподобного Михаила Малеина, в день своих именин, великий государь, царь и великий князь Московский и всея Руси Михаил Феодорович, как обычно, отправился к заутрене в Благовещенский собор, где находился придел, освященный в честь тезоименитого ему святого. Однако в церкви сделался с ним припадок, и назад, во дворец, его уже принесли на руках. К вечеру болезнь усилилась. Царь начал стонать, жалуясь, что внутренности терзаются, велел призвать царицу Евдокию Лукьяновну, простился с женой и благословил шестнадцатилетнего сына Алексея на царство. Обращаясь к «дядьке» (воспитателю) молодого царевича, боярину Борису Ивановичу Морозову, царь сказал:

— Тебе, боярину нашему, приказываю сына и со слезами говорю: как нам ты служил и работал с великим веселием и радостию, оставя дом, имение и покой, пекся о его здоровье и научении страху Божию и всякой премудрости, жил в нашем доме безотступно в терпении и беспокойстве тринадцать лет и соблюл его, как зеницу ока, так и теперь служи.

На следующий день, 13 июля, почувствовав приближение смерти, Михаил Феодорович исповедался и приобщился Святых Тайн, после чего, в начале третьего часа ночи, скончался. Ему едва исполнилось 49 лет. Царем и великим князем всея Руси был объявлен совсем еще юный Алексей Михайлович.

Первый государь из династии Романовых, Михаил Феодорович принял Московское царство в полном хаосе, разрухе и нищете, окруженное нападавшими со всех сторон врагами. Своему сыну он оставил могущественную, процветающую и благоденствующую державу, территория которой в период его царствования выросла на треть, дойдя на востоке до Тихого океана и границ Китайской империи, а на юге — до пределов Северного Кавказа, и была теперь сопоставима с тридцатью территориями Франции.

По существовавшему тогда правилу, после смерти царя Михаила Феодоровича молодой царевич формально был избран на царство Земским собором из представителей духовенства, бояр, служилых, торговых «и всяких чинов людей». Но, в отличие от своих предшественников, при избрании новый царь не взял на себя никаких письменных обязательств. «А письма он на себя не давал никакого, что прежние цари давывали, и не спрашивали, потому что разумели его гораздо тихим, и потому пишется самодержцем и государство правит по своей воле», — отмечает Григорий Котошихин.

Этому человеку, по иронии судьбы вошедшему в историю государства Российского под именем «Тишайшего»,[45] суждено будет сыграть роковую роль в судьбе героини нашего повествования и всего Российского государства. За тридцатилетнее правление «тишайшего» царя вряд ли найдется несколько спокойных лет без войн, бунтов и иных внутренних потрясений. Войны с Польшей и Швецией, Соляной и Медный бунты в Москве, восстания в Новгороде и Пскове, движение Степана Разина и осада Соловецкого монастыря, наконец, самая, быть может, крупная катастрофа в истории русского народа — церковный раскол и последовавшие за ним кровавые гонения на сторонников «древлего благочестия» — далеко не полный перечень потрясений этого «тишайшего» царствования. Вот уж поистине историческая несуразность: век — «бунташный», а царь — «тишайший»!

Через пять недель после смерти царя Михаила Феодоровича преставилась и его благочестивая супруга царица Евдокия Лукьяновна, так что влияние царского «дядьки», ближнего боярина Бориса Ивановича Морозова на своего венценосного воспитанника оказалось ничем и никем не ограниченным. Кроме того, он постарался удалить от двора возможных конкурентов. По сообщению придворного врача Алексея Михайловича, Самуэля Коллинса, «Борис, занимавший сан, похожий на лорда протектора, уменьшил число дворцовых слуг, прочих оставил на половинном жалованье, возвысил обычаи, назначил посланникам половинное содержание и разослал всех старых князей по отдаленным областям: Репнина в Белгород, а Куракина в Казань»[46].

Об этом же пишет и астрийский посланник в Москве Августин Мейерберг: «Хитрый наставник Морозов, державший по своему произволу скипетр, чрезвычайно еще тяжелый для руки юноши, по обыкновенной предосторожности любимцев отправил всех бояр, особенно сильных во дворце расположением покойного царя, в почетную ссылку на выгодные воеводства, в самые значительные области, и посадил на их место в придворные должности таких людей, которые несомненно были на стороне того, по чьей милости попали во дворец»[47].

Несмотря на свою несамостоятельность и ту легкость, с какой он подпадал под чужое влияние — сначала Морозова, потом Никона, Артамона Матвеева и других, — новый царь был весьма высокого мнения о своей власти и о своем царском достоинстве. «Бог благословил, — говорил он, — и предал нам, государю, править и рассуждать люди своя на востоке, и на западе, и на юге, и на севере в правду». И действительно, никогда прежде царское самодержавие не доходило до столь абсолютного своего выражения, как во времена царствования Алексея Михайловича. Если отец его, Михаил Феодорович, был избран на русский престол Боярской думой и Земским собором из выборных представителей всей земли и во время царствования своего нередко собирал земскую думу во всех затруднительных случаях внутренних междоусобий и внешних войн, то при Алексее Михайловиче земская дума собирается всё реже и реже, пока, наконец, Земские соборы вообще не перестали созывать. Мнение бояр при совещаниях с царем всё меньше принимается в расчет. Многие дела царь решает по своей воле, единолично, или по совету с одним или двумя лицами из «ближнего круга».

«Московские знатные бояре делались временщиками при дворе царя. «Царь молодой, — говорили тогда некоторые земские люди, — смотрел все изо рта бояр Морозова и Милославского». Таким образом, земское устроенье к покою людем, обещанное царем Михаилом Феодоровичем на соборе 1619 года, не ладилось, или ладилось большею частью не в духе земства. Произошло даже разделение между государевым, царственным и народным, земским делом, — разделение официальное, высказанное самим царем Алексеем Михайловичем»[48].

Особенно трепетно относился Алексей Михайлович к внешним знакам своего царского величия. Царь имел длинный и громкий титул, в котором перечислялись все подвластные ему земли. По придворным правилам требовалось, чтобы этот титул произносился во всей точности — малейшая ошибка, перестановка двух слов в титуле могла повлечь за собой страшную опалу.

Царский двор отличался при Алексее Михайловиче пышностью и блеском, вызывавшими изумление у иностранцев. Особой торжественностью обставлялись приемы иностранных послов, а также выходы и выезды царя к народу. Вот как описывают очевидцы эти выезды: в зимнее время царь выезжал в «широких санях», двое бояр стояли по обе стороны царя, двое стояли на запятках. Вокруг саней ехал отряд стрельцов. Впереди мели путь и разгоняли народ. Встречающиеся москвичи, шли ли они пешком, или ехали верхом, должны были падать перед царем ниц. Всё это лишний раз подчеркивало ту пропасть, которая лежала между царем, превращавшимся посредством церемониала в «земного бога», и простыми смертными.