Шемас Маканны - Мои рыжий дрозд

• Название: Мои рыжий дрозд
• Автор: Шемас Маканны
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Проза
• Год: 1989
• ISBN: 5-235-00173-7

Роман молодого ирландского автора, не лишенный элементов фантастики, затрагивает актуальные проблемы современной Ирландии: безработицу, разгул терроризма, проблемы национальной культуры.

---

Мальчики поспешили к двери.

— Макгрене! Подожди. Я хочу поговорить с тобой. Мне кажется, ты во всей этой истории играл какую-то особую роль. Садись.

Когда прочие вышли в коридор, Гилли молча сел на предложенный ему низенький стул перед письменным столом, а Хумбаба занял кресло напротив.

— Ну, что же ты мне скажешь?

Гилли пожал плечами:

— А что я могу вам сказать?

— Пойми, дело не только в этой истории. Я давно заметил, у тебя взгляды, вкусы… слишком современные, что ли, для нашей школы. Подозреваю, ты оказываешь на других мальчиков не самое лучшее влияние. Я признаюсь тебе, не сразу вошел к вам в спальню. Многое успел услышать еще в коридоре. Вы сначала слушали Шона Маккормака. Я узнал его голос: я слышал, как он пел прямо в парке в 1932 году…

— Во время евхаристического конгресса он пел «Панис ангеликус», так, значит, вы тоже были там?

— Да, был. А ты откуда об этом знаешь?

— Мне отец рассказывал.

— Отец?

— Ну, мать, точнее. Но после всего, что вы вчера устроили, после того, как вы меня чуть не убили, я думаю, она не долго здесь задержится.

— Ты плохо, как я вижу, знаешь характер своей матери. Тут ты очень ошибаешься.

— Допустим, а вы зато ошибаетесь в другом: никакой это был не спиритический сеанс. Просто мы репетировали одну небольшую пьесу, которую потихоньку готовим, чтобы показать на Пасху.

— Что за пьеса?

Гилли смущенно потупился:

— Я сочинил. Скандал вы устроили совершенно зря. И если думаете, что ребята вам это забудут, то тут вы тоже ошибаетесь. И своему отцу про то, как вы себя ведете с учениками, я тоже обязательно расскажу. И он меня отсюда возьмет и всем вокруг расскажет, какие тут нравы среди учителей, и никто больше не захочет в эту вашу дрянную школу отдавать своих детей. И моя мать тоже уйдет от вас. Все, я кончил.

Гилли хлопнул дверью прежде, чем Хумбаба обрел дар речи.

Жидкое весеннее солнце освещало двор. Мальчики сидели на сваленных в кучу ящиках и ждали Гилли. Выйдя, он приветственно помахал им с крыльца рукой и побежал к ящикам, весело улыбаясь.

— Ну, опять тебя бил?

— Нет, все нормально. Я ему сказал, что мы будто репетировали пьесу.

— Думаешь, он поверил?

— Не знаю, против этого у него же нет никаких доказательств.

Он встал с ящика и молча пошел в сторону маленькой сосновой рощи, которая росла рядом со школой. Остальные последовали за ним.

— Знаете, — вдруг сказал он, останавливаясь, — мы должны объявить забастовку!

— Давайте! — воскликнул Бродяга, предвкушая новые приключения. — Будем сидеть в этой роще, пока не удовлетворят наши требования.

— А какие требования, политические? — спросил Лиам скептически.

— Да. И экономические тоже, — мысль о забастовке все больше воодушевляла Бродягу, — кормят нас одной тухлятиной. Все! На уроки мы не пойдем!

Сразу после этих слов до них донеслись громкие трели звонка.

— Ирландский сейчас, — вздохнул Михал. — Шемас нас искать будет.

— Что-то ты вдруг так заинтересовался этим предметом? — посмотрел на него Лиам. — Раньше в тебе особого усердия не было видно.

— Но ведь он еще не знает, что мы бастуем, и подумает, с нами что случилось. Надо сделать что-нибудь в знак протеста, чтобы все поняли, что это не просто прогул. — Слова Бродяги заставили всех задуматься.

— Ой, — Эдан даже замахал руками от радости, что и ему в голову пришла какая-то мысль, — надо срубить верхушку у самой высокой сосны, будет издали заметно.

— Ладно, — неуверенно согласился Бродяга, — можно и так.

— Но ведь у вас пилы нет? — Михалу план явно не пришелся по душе.

Гилли строго посмотрел на него:

— Значит, пил у нас нет? А ты видишь этот сарай? А? Знаешь, что в нем? И знаешь, что ты сейчас сделаешь? Пойдешь туда и прихватишь несколько пил. Только не пытайся сказать, что их там не нашел.

— Но… но…

— Так вот, пойди и принеси. Слышал? — Голос Гилли звучал металлически твердо, хотя на самом деле он не был уверен, что им действительно так уж необходимо в знак протеста пилить беззащитные сосны. Уж они-то ни в чем не виноваты, честно несут свою службу. Без них здесь был бы просто грязный пустырь, каких в городе сотни.

Хумбаба тоже любил эту сосновую рощу. Иногда, если у него было плохое настроение или он чувствовал усталость, то пододвигал кресло к окну и подолгу смотрел, вздыхая, на стройные розоватые стволы. Выстроившись за стеклом, этот безмолвный взвод охранял его от тоски.

В тот день его мысли были заняты в основном Гилли. Что на самом деле происходило ночью в той спальне и что случилось с ним — Хумбабой? Почему он вдруг так набросился на этого мальчика, который, по правде говоря, был не более виноват, чем остальные? Гилли вызывал у него какую-то особенную антипатию, причины которой Хумбаба сейчас безуспешно пытался объяснить себе. И эта сестра Бонавентура… Сколько всего она успела вчера наговорить ему, а ведь добрая, казалось бы, женщина. Ее послушать, так он просто не имеет права работать с детьми, причем не только по состоянию здоровья, но и по складу характера. «Детей надо любить!» Да что она вообще понимает в воспитании? Сердце, сердце его подводит. Так вдруг пугаешься, что сейчас начнется приступ, что готов выместить злость на ком угодно. Надо бы в клинику лечь на недельку. Но эти мальчики… Всего от них можно ожидать, вчерашнее еще ничего, могло бы быть и похуже. Вот ему недавно рассказывали… Что же он тогда так расстроился? Может, пение Маккормака подействовало? Ужасно неприятно было услышать его чистый сильный голос после перешептывания и хихиканья этих подонков.

Хумбаба достал из шкафа пластинку и поставил ее на свой замечательный проигрыватель. Кабинет наполнился музыкой Рахманинова, и скоро неповторимый голос Шона Маккормака начал тихий рассказ о том, как грустно, что дети вырастают и уходят, и их маленькие кроватки остаются пустыми…

Хумбаба медленно подошел к окну. Сначала он не понял, что случилось, потом вздрогнул и протер глаза. За окном явно чего-то не хватало. Почему вдруг так выросли те дома напротив, раньше их ведь почти не было видно? Тут он понял: деревья! Их стало меньше! Вот одно из них покачнулось от ветра, но не выпрямилось обратно, а, наоборот, стало падать и, глухо вскрикнув, повалилось куда-то за угольный сарай. Задыхаясь, он начал нервно дергать задвижку на раме, но она почему-то никак не хотела открываться. Наконец ему удалось справиться с ней, и он резко распахнул окно. Внизу среди деревьев мелькали какие-то фигурки. Он закричал, но никто даже не повернул головы в его сторону. Хумбаба почувствовал, что у него закружилась голова и глаза налились свинцовой болью, левое плечо, а потом и вся левая рука тупо заныли. Лицо стало красным и горячим.

Схватив клюшку для гольфа, директор выбежал в коридор и бросился вниз по мраморной белой лестнице. Выбежал на улицу, на мгновение остановился, сообразил, что надо было выходить с другой стороны, и, махнув рукой, кинулся в обход. Когда Хумбаба, запыхавшись, добежал наконец до школьного двора, еще один розоватый ствол, взмахнув ветками, рухнул навстречу. Директор закричал, но его словно никто не слышал. Мальчики подошли к следующему стволу и, деловито примерившись, начали пилить. Хумбаба заплакал. Откуда-то сбоку к нему подошел Гилли и, ядовито улыбаясь, сказал:

— Как видите, спиритических сеансов мы больше не устраиваем. — Потом он повернулся к мальчикам и крикнул: — Эй, хватит.

Повернувшись опять к Хумбабе, он открыл рот, но тельце директора школы уже лежало на асфальте.

Гилли холодно взглянул на него.

Жертвы

Пока Хумбаба лежал в больнице, мальчики не теряли времени даром. Пользуясь временной бесконтрольностью, устраивали спиритические сеансы почти каждую ночь, так что духи успели им порядком поднадоесть. Однако Вишес так и не удостоил их своим посещением.

Бродяга ходил мрачный. Он был уже не рад, что все это затеял. К тому же его одолели бессонница и головные боли, он начал бояться чего-то, вскрикивал, если к нему кто-нибудь неожиданно обращался. Гилли, видя это, не знал, как помочь. Пытался пару раз поговорить с Бродягой, советовал ему обратиться к врачу, пугал, что это может перейти в серьезное нервное расстройство и даже в шизофрению, но Бродяга молча слушал, даже не думая следовать этим «стариковским», как он говорил, советам. Он все меньше общался с другими мальчиками, Анну стал подчеркнуто избегать и время проводил в основном неизвестно где. Вечерами вдруг одевался и куда-то уходил. Возвращался обычно под утро. Как-то он признался Гилли, что ходит на вокзал и пьет там сидр с грузчиками или бывает на канале, где в это время обычно много народу и можно за так выпить пива или даже чего покрепче в какой-нибудь компании. Один раз он вернулся с подбитым глазом и на робкие вопросы Гилли ответил молчанием.