Кнут Гамсун - Маленькие приключения

• Название: Маленькие приключения
• Автор: Кнут Гамсун
• Жанр: Классическая проза

Гамсун (Hamsun) — псевдоним. Настоящая фамилия Педерсен (Pedersen) — знаменитый норвежский писатель, лауреат Нобелевский премии (1920). Имел исключительную популярность в России в предреволюционные годы. Задолго до пособничества нацистам (за что был судим у себя в Норвегии).

---

— Ну, какъ ваша лекція? — спросилъ онъ.

Въ другое время я выбросилъ бы его за дверь, но сейчасъ былъ слишкомъ пораженъ его безцеремонностью, и отвѣтилъ, что отмѣнилъ лекцію.

Онъ посмѣивается. Я объясняю:

— Въ такую погоду невозможно читать объ изящной литературѣ. Онъ самъ долженъ бы понятъ!

Онъ всё посмѣивался.

— Если бы бы только знали, какъ адски упалъ барометръ, — сказалъ я.

— У меня всѣ билеты распроданы, — возразилъ онъ. Но больше не смѣялся; даже извинился, что побезпокоилъ меня: онъ пришелъ съ предложеніемъ.

Предложеніе его было довольно страннаго свойства: онъ снова приглашалъ меня давать объясненія передъ публикой.

Я былъ глубоко уязвленъ, и самымъ рѣшительнымъ образомъ просилъ его оставитъ меня въ покоѣ: мнѣ хочется спать.

Вмѣсто того, чтобы уйти, онъ сѣлъ по свѣчой въ рукѣ ко мнѣ на кровать.

— Поговоримъ о дѣлѣ,- сказалъ онъ. Онъ сообщилъ мнѣ: того драмменца, котораго онъ нанялъ показывать звѣрей, слишкомъ ужъ знаютъ. Самъ онъ — директоръ — имѣлъ феноменальный успѣхъ, но драмменскій ораторъ все испортилъ. «Э, да это Бьёрнъ Петерсенъ» кричали изъ публики: «Откуда это у тебя тамъ барсукъ?» А когда Бьёрнъ Петерсенъ объявилъ по программѣ, что это вовсе не барсукъ, а гіэна изъ земли бушменовъ, — она растерзала ужъ троихъ миссіонеровъ, — то зрители закричали: что онъ ихъ считаетъ за дураковъ, что ли!

— Не понимаю, — сказалъ директоръ, — я вымазалъ ему всю физіономію сажей, на немъ былъ огромный парикъ, и все-таки его узнали.

Все это нисколько меня не касалось, я повернулся къ стѣнѣ.

— Подумайте объ этомъ, — сказалъ господинъ директоръ; потомъ онъ вышелъ. — Можетъ-быть, я назначу даже шесть кронъ, если вы будете хорошо работать.

Никогда не унижусь до такого промысла! Есть все-таки еще у меня самолюбіе!

* * *

На слѣдующій день пришелъ ко мнѣ господинъ директоръ и просилъ просмотрѣть составленную имъ рѣчь о звѣряхъ. Если я кое-гдѣ поправлю ее и выправлю языкъ, онъ заплатитъ двѣ кроны.

Скрѣпя сердце, я взялся. Этимъ я оказывалъ ему благодѣяніе; отчасти это услуги и литературѣ. Кромѣ того, двѣ кроны были мнѣ очень нужны. Но я просилъ его никому не говоритъ о моемъ сотрудничествѣ.

Я проработалъ цѣлый день, написалъ все съ начала до конца, вложилъ много чувства и остроумія, ввелъ много образовъ и самъ остался очень доволенъ своей работой. Это былъ настоящій фокусъ — создать такъ много по поводу какой-то жалкой дюжины животныхъ. Передъ вечеромъ я прочелъ вслухъ господину директору свое произведеніе; онъ заявилъ, что никогда въ жизни не слыхалъ ничего подобнаго, такое впечатлѣніе произвелъ я на него. Изъ признательности онъ далъ мнѣ три кроны.

Это тронуло меня и подбодрило. Я снова началъ вѣрить въ свое литературное призваніе.

— Если бы только мнѣ теперь найти человѣка, который сумѣлъ бы это прочесть! — сказалъ директоръ. — Да такого человѣка здѣсь нѣтъ!

Я призадумался. Въ концѣ-концовъ досадно, если какому-нибудь тамъ Бьёрну Петерсену придется произносить такую блестящую рѣчь; онъ ее испортить. Я не могъ вынести мысли объ этомъ.

— При нѣкоторыхъ условіяхъ я взялся бы, пожалуй, говорить, — сказалъ я.

Директоръ подошелъ ближе.

— Какія условія вы ставите? Я плачу семь кронъ!

— Этого мнѣ достаточно. Но самое важное, чтобы мое имя непремѣнно осталось между нами, чтобы никто не зналъ, кто будетъ говорить.

— Это я обѣщаю.

— Поймите, — сказалъ я;- человѣкъ съ такимъ признаніемъ, какъ у меня, не можетъ же читать лекцій о звѣряхъ.

Да, это онъ понимаетъ.

— Тогда я согласенъ оказать вамъ эту услугу.

Директоръ поблагодарилъ. Въ семь часовъ мы вмѣстѣ отправились въ рабочій союзъ. Мнѣ нужно было посмотрѣть звѣрей и сколько-нибудь познакомиться съ ихъ привычками. Оказалось, имѣются двѣ обезьяны, черепаха, медвѣдь, два волчонка и барсукъ.

О волкахъ и барсукахъ въ моемъ объясненіи не было ни слова, зато много говорилось о гіэнѣ изъ земли бушменовъ, о соболѣ и куницѣ, «извѣстной еще въ Библіи», и о страшномъ американскомъ сѣромъ медвѣдѣ. Относительно черепахи я блестяще сострилъ, что эта деликатная дама, созданная только для того, чтобы изъ нея варили черепаховый супъ.

— Гдѣ же соболь и куница? — спросилъ я.

— Здѣсь! — отвѣтилъ директоръ, указывая на волчатъ.

— А гдѣ гіэна?

Онъ указалъ, не задумываясь, на барсука и говоритъ:

— Гіэна здѣсь!

Я побагровѣлъ отъ гнѣва и сказалъ:

— Такъ не дѣлаютъ; это обманъ! Я долженъ вѣритъ въ то, о чемъ говорю; это должно быть моимъ глубочайшимъ убѣжденіемъ!

— Не будемъ ссориться изъ-за пустяковъ, — сказалъ директоръ. Онъ вытащилъ откуда-то бутылку водки и предложилъ мнѣ выпить.

Чтобы показать ему, что я ничего не имѣю противъ него лично, а недоволенъ только его темными спекуляціями, я выпилъ. Онъ выпилъ и самъ.

— Не портите мнѣ дѣла! — сказалъ онъ. — Рѣчь великолѣпна, звѣри тоже недурны, право же недурны; посмотрите, какой огромный медвѣдь! Только говорите, — тогда все сойдетъ отлично!

Зрители начинали собираться, и директоръ дѣлался все безпокойнѣе. Его судьба находилась въ моихъ рукахъ. Конечно, я не злоупотреблю своей властью. Да и некогда было теперь дѣлать измѣненій; а развѣ можно вложить столько чувства въ описаніе барсука, какъ въ картины жизни страшной гіэны? Если передѣлывать, произведеніе слишкомъ проиграетъ. Я не могъ этого допустить. Я сказалъ объ этомъ господину директору.

Онъ сейчасъ же все понялъ. Онъ налилъ мнѣ еще водки, и я выпилъ.

Представленіе началось передъ полной залой, антиспиритъ дѣлалъ штуки, которыхъ не могъ разгадать ни одинъ чортъ; онъ вытащилъ носовой платокъ изъ своего собственнаго носа, вынулъ червоннаго валета изъ кармана старой дамы въ глубинѣ залы; не дотрагиваясь до стола, заставилъ его плясать; наконецъ, самъ превратился въ духа и провалился сквозь землю — въ люкъ.

Публика была въ восторгѣ, всѣ стучали ногами, какъ сумасшедшіе. Теперь очередь дошла до звѣрей. Господинъ директоръ собственноручно вывелъ ихъ, одного за другимъ; я долженъ былъ давать объясненія.

Мнѣ сразу стало ясно, что такого успѣха, какъ господинъ директоръ, я имѣть не буду; однако, я надѣялся, что дѣйствительно понимающіе изъ публики заинтересуются моимъ исполненіемъ. Что же тутъ предосудительнаго, въ этой надеждѣ? Послѣ выхода черепахи мнѣ остались только сухопутные звѣри; я началъ съ Ноя, который взялъ къ себѣ въ ковчегъ по парѣ сухопутныхъ. Но все это не производило впечатлѣнія; въ публикѣ перестали смѣяться. Куница и соболь не были оцѣнены по достоинству, хотя я и разсказалъ, во сколько шкуръ этого дорогого стоющаго звѣря была одѣта царица Савская во время визита къ Соломону. Впрочемъ, теперь я чувствовалъ, что говорю хорошо; я вдохновился библейскимъ сюжетомъ и тѣмъ, что два раза выпилъ водки, я говорилъ ярко, красно; я отклонился отъ того, что было у меня написано; когда я кончилъ — внизу, въ залѣ многіе закричали «браво!» и всѣ — захлопали.

— Тамъ, за занавѣсомъ водка! — шепнулъ мнѣ господинъ директоръ.

Я отошелъ и разыскалъ водку. Возлѣ стоялъ стаканъ. Я присѣлъ на минутку на стулъ.

Между тѣмъ, директоръ вывелъ звѣря и дожидался меня. Я налилъ еще водки и опять сѣлъ. Директору надоѣло ждатъ, онъ началъ объяснять самъ, на своемъ невозможномъ нарѣчіи; къ моему ужасу, онъ разсказывалъ про гіэну, потомъ сбился и заговорилъ о барсукѣ. Я разозлился (развѣ я не былъ правъ?), выскочилъ на подмостки, оттолкнулъ господина директора и принялся говорить самъ. Гіэна была гвоздемъ представленія, я долженъ былъ говоритъ, какъ никогда, я долженъ былъ спасти ее; уже однимъ своимъ появленіемъ — тѣмъ, какъ я отстранилъ директора, я привлекъ публику на свою сторону.

Я отрекся отъ господина директора и заявилъ, что онъ никогда въ жизни не видалъ гіэны, и началъ описывать свирѣпость этого хищника. Водка дѣйствовала — воодушевленіе достигло головокружительной высоты; я самъ чувствовалъ, что говорю все возбужденнѣе и краснорѣчивѣй; а гіэна въ это время стояла у ногъ директора и сонно жмурила крохотные глазки.

— Держите же ее крѣпче! — кричалъ я директору. Онъ сейчасъ растерзаетъ мнѣ внутренности! Держите револьверъ наготовѣ, на случай, если она вырвется!

Вѣроятно, директоръ, тоже заволновался, онъ потянулъ къ себѣ гіэну; веревка оборвалась и звѣрь выскользнулъ между его ногъ.

Женщины и дѣти въ залѣ завизжали, половина публики вскочила съ мѣстъ. Это былъ моментъ высшаго напряженія. Тогда гіэна второпяхъ бросилась за занавѣсъ въ свою маленькую клѣтку. Директоръ съ шумомъ захлопнулъ дверь за ней. Всѣ мы вздохнули свободно, и я нѣсколькими словами закончилъ рѣчь. «На этотъ разъ мы, къ счастію, остались живы», сказалъ я, «и сегодня же вечеромъ нужно позаботиться о крѣпкой желѣзной цѣпи для этого чудовища». Я поклонился и ушелъ.