Федор Зарин-Несвицкий - Скопин-Шуйский

• Название: Скопин-Шуйский
• Автор: Федор Зарин-Несвицкий
• Издательство: "Современник"
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1994

В книгу популярного беллетриста Федора Ефимовича Зарина, печатавшегося под псевдонимом Ф.Е.Зарин-Несвицкий, вошли два романа.

 Роман «Тайна поповского сына» воскрешает эпоху царствования императрицы Анны Иоанновны и посвящен одному из забытых героев-самоучек, который мечтал овладеть воздушной стихией и летать свободно, как птица. Повествование основано на исторических фактах.

 Второй роман - «Скопин-Шуйский» - о времени правления Василия Шуйского, все царствование которого было сплошной смутой, и только помощь его племянника Скопина-Шуйского, талантливого полководца, помогла очистить Москву от Лжедмитрия II, известного под именем Тушинского вора.

---

Тушино уже близко. После ночлега в одной деревушке, где снова напились пан воевода и Хлопотня, где царице не дали ни на мгновение сомкнуть глаз восторженными криками и пальбой, поезд подходил к Тушину. Царица с нетерпением ждала минуты, когда наконец увидит своего мужа, окруженного царственным почетом, и почувствует себя настоящей царицей среди верных подданных.

Не доезжая верст двадцать до Тушина, ее встретил князь Вышанский. Заплетающимся языком спросил его пан воевода, как поживает его зять. Но Вышанский только отмахнулся от него, как от докучливой мухи, и весь запыленный, бледный, со страдальческим выражением лица подскакал к царице. По выражению его лица Марина сразу почуяла что-то недоброе и вся похолодела.

— Это не он, — шепотом произнес Вышанский.

Царица посмотрела на него недоумевающим взором и, вдруг поняв, вся помертвела и, заломив руки, откинулась на спинку сиденья. Ануся, сидевшая рядом, не расслышала слов князя и в испуге наклонилась над царицей.

— Оставь! — повелительно произнесла Марина и закрыла руками лицо.

Ваня с недоумением смотрел на царицу. Вдали в это время уже показались всадники, высланные Димитрием навстречу жене. Пан воевода отрезвился, приосанился, покрутил седой ус и важно подъехал к дочери.

— Великая царица, — торжественно произнес он, — готовься к встрече.

Но, к его великому удивлению, Марина чуть не со злобой взглянула на него и отрывисто произнесла:

— Я дальше не поеду. Князь Вышанский, я дальше не поеду, остановите людей.

В одну минуту люди остановились. Царица вышла и приказала разбить себе шатер на берегу реки. Не более двух верст было до Тушина. Весь табор, с трех сторон окруженный водой, был виден как на ладони. Недоумевая и перешептываясь, люди торопливо разбивали шатер. Когда он был готов, женщины вошли в него.

Приехавшие ей навстречу посланцы Димитрия с хлебом и солью не были приняты. Она не пожелала видеть даже отца. Часть ее людей бросилась в Тушино. Остались Вышанский да Ваня, сердце которого болело тяжелым предчувствием. Минутами он чувствовал себя изменником и готов был наложить на себя руки или бежать, но, вспоминая Анусю, говорил себе: «Подожду, посмотрю, будет время вернуться».

Пан воевода расположился в близлежащей деревушке, состоявшей из трех дворов, и с горя и недоумения напился снова.

Но среди лиц, окружавших царицу, был один счастливый человек — это князь Вышанский.

XII

Вышанский, завернувшись в плащ, положив под голову седло, заснул у шатра царицы.

Едва взошло солнце, уж он вскочил, и первое, что бросилось ему в глаза, это темная фигура в черной сутане патера Свежинского. Патер стоял к нему спиной, и казалось, задумался или молился. Вышанский поднялся, и патер оглянулся. На его лице играла светлая улыбка, нежность светилась в его холодных глазах. Он протянул вперед руки и ласково сказал:

— Здравствуй, сын.

— Здравствуйте, святой отец, — ответил холодно Вышанский, не принимая протянутых рук.

Патер как будто не заметил этого.

— Я только что приехал. Скоро ли царица проснется, уже пора ехать, — сказал он.

— Царица не поедет к вашему оборванцу, — гневно ответил Вышанский. — Довольно ваших интриг, на этот раз вы проиграли, святой отец.

Патер тихо покачал головой.

— Я всегда говорил, Владек, что ты сущий ребенок. И если бы ты теперь не был без памяти от царицы, ты бы первый посоветовал ей признать этого (не стану скрывать) бродягу своим мужем.

Краска залила лицо князя. Он сжал рукоять сабли.

— Пойми, Владек, признать, только признать, — спокойно продолжал патер.

Князь внимательно смотрел на него.

— Он не будет ее мужем, но необходимо, чтобы она была царицей, и тогда он может внезапно умереть… А Марина… Но, кажется, царица проснулась, — прервал он сам себя.

Из шатра свежая и розовая выскочила Ануся. Она глубоко поклонилась патеру и подошла под благословенье. Благословив ее, патер сказал:

— Поди, девочка, попроси царицу принять отца Свежинского.

Ануся упорхнула, почти сейчас же вернулась, и через минуту патер был уже в шатре. Вышанский задумчиво ходил взад и вперед, обдумывая слова патера.

Прошел час, другой. Явился пан воевода, но дочь опять не приняла его. Он поворчал и ушел.

Но вот широко распахнулись полы палатки, и показалась царица с патером. Лицо патера имело обычное выражение, но Марина, бледная, измученная, глядела решительно и твердо, с непривычной жестокостью.

Скользнув взглядом по князю, она сухо и коротко сказала:

— Велите, князь, готовиться к отъезду. Муж ждет.

Она сделала ударение на слове «муж». С этими словами она повернулась и скрылась в шатре.

— Владек, не тоскуй, она будет твоей, — весело произнес патер, ударив по плечу смущенного и мрачного князя.

— Убирайтесь к дьяволу! — грубо ответил князь. — Служите лучше свои службы и оставьте в покое порядочных людей.

Он повернулся к патеру спиной и пошел отдать нужные распоряжения. Патер, нисколько не обиженный, с ласковой улыбкой посмотрел ему вслед.

Из всех пушек палили в Тушине, когда въезжала в него Марина, десятки тысяч народа восторженными кликами приветствовали ее. Но нужна была ей вся ее железная воля, когда она увидела своего «мужа», с его одутловатым грубым лицом и красными пьяными глазами.

Она чуть не лишилась чувств, когда он слез с коня и, подойдя к ней, хрипло крикнул:

— Здравствуй, жена возлюбленная, царица! Бог снова соединил нас.

И он широко раскрыл свои объятия.

Тысячи глаз впились в бледную, дрожащую Марину. Слезы потекли у нее из глаз.

— Мужайся, — тихо проговорил Свежинский и слегка подтолкнул ее вперед.

С громким рыданием упала Марина в позорные объятия, и народ и войска, умиленные трогательной картиной встречи, разразились безумными криками в честь царя и царицы.

Едва держась от волнения в седле, неподвижным взглядом глядел на Димитрия Ваня Калузин, и ему казалось, что качается земля под ногами его коня. «Димитрий, Димитрий, Марина, Ануся», — беспорядочно мелькали в его голове имена… Он не замечал, как Ануся, взволнованная, умиленная, с надеждой и любовью глядела на него. Ясно увидел Ваня обман, роковой для всей Руси. Из-за жалкого бродяги лилась кровь.

Зная, что князя Скопина на Москве нет, он решил провести два дня в таборе, чтобы хорошенько ознакомиться с ним. Кстати, он встретил князя Димитрия Тимофеевича Трубецкого. Тот был доволен встречей с ближним князя Скопина и пригласил Ваню к себе. Он принял его гостеприимство.

Удивление его возрастало все больше и больше. Здесь он встретил много знатных московских дворян: князей Сицких, Засекиных, Черкасских, подьячего Посольского приказа Грибенева. Увидел знаменитых польских рыцарей, князя Рожинского, Яна Сапегу, Зборовского, Млоцкого, Лисовского. Видел их воинов, бодрых, смелых, нарядно одетых, на чудных конях.

В тот же вечер царь Димитрий созвал наиболее знатных бояр на пир в честь приезда царицы. Страшно поразило на этом пиру Ваню (его взял с собой Трубецкой) отношение окружающих к царю. Князь Рожинский открыто смеялся над ним, чуть не кричал на него, остальные поляки тоже вели себя с ним очень вольно и громко хвастались, что они могут посадить на московский трон кого захотят.

Присутствие царицы сдерживало их, и при ней они почти ничего не позволяли себе, но измученная, усталая Марина скоро ушла в приготовленное ей роскошное помещение, и после ее ухода наступила настоящая оргия. На царя перестали обращать внимание, разве кто из панов прикрикнет на него.

Ваня с ужасом и отвращением смотрел на происходившее вокруг. Он слышал кругом разговоры и из них понял, как несбыточны и безумны были надежды царя на мирное окончание распри. Он услышал, что вся Северская земля снова объята бунтом, что сегодня утром Коломна и Тверь принесли присягу на верность царю Димитрию, что в Новгороде назначенный туда воеводой Михаил Игнатьевич Татищев вошел в переговоры с тушинским царьком, что Нижний Новгород присягнул тоже, и в заключение всего узнал, что поляки не желают исполнять условий заключенного мира и ни за что не оставят мнимого Димитрия, в расчете на богатую добычу в Москве. Тут же, при Ване, Сапега и Лисовский сговаривались напасть на беззащитную Троицкую лавру, и, когда еще не совсем пьяный Димитрий крикнул им:

«Вы сволочь, богоотступники, еретики, и я не позволю вам тронуть нашей святыни!» — они громко расхохотались. Сапега обругал его пьяным шутом. Лисовский, смеясь, крикнул:

«Милостью нашею царь, молчи!» А Рожинский опрокинул ему на голову остаток вина из кубка. Царь, шатаясь, встал.

— Подлая дрянь, бродяги! — крикнул он и неожиданно для всех плюнул в лицо Сапеге.

Сапега, с налившимися кровью глазами, вскочил с места и выхватил саблю. Выхватил саблю и Димитрий. Рожинский железной рукой схватил Сапегу и отбросил его в угол. Сапега чуть не упал, но удержался на ногах.