Игнатий Потапенко - Чрезвычайное средство

• Название: Чрезвычайное средство
• Автор: Игнатий Потапенко
• Жанр: Русская классическая проза

Игнатий Николаевич Потапенко — незаслуженно забытый русский писатель, человек необычной судьбы. Он послужил прототипом Тригорина в чеховской «Чайке». Однако в отличие от своего драматургического двойника Потапенко действительно обладал литературным талантом. Наиболее яркие его произведения посвящены жизни приходского духовенства, — жизни, знакомой писателю не понаслышке. Его герои — незаметные отцы-подвижники, с сердцами, пламенно горящими любовью к Богу, и задавленные нуждой сельские батюшки на отдаленных приходах, лукавые карьеристы и уморительные простаки… Повести и рассказы И.Н.Потапенко трогают читателя своей искренней, доверительной интонацией. Они полны то искрометного юмора, то глубокого сострадания, а то и горькой иронии.

Произведения Игнатия Потапенко (1856–1929), русского прозаика и драматурга, одного из самых популярных писателей 1890-х годов, печатались почти во всех ежемесячных и еженедельных журналах своего времени и всегда отличались яркой талантливостью исполнения. А мягкость тона писателя, изысканность и увлекательность сюжетов его книг очень быстро сделали Игнатия Потапенко любимцем читателей.

---

— Слушай, — сказал Гроздин, когда они спустились вниз и шли по двору, — ты устрой это… Только поскорее, надо сегодня.

— Да что именно? Ты, кажется, слегка тово… а?

Он показал на лоб, в знак того, что у Гроздина там не в порядке.

— Нет, не то… Да, я ведь не рассказал тебе… Видишь ли, я сегодня должен обвенчаться…

— Что-о? Ты? Гроздин? Дитя малое? Грудной младенец?

Всё это были шутливые прозвища, которыми Стрелич награждал своего юного приятеля.

Этот гигант был гораздо моложе своего внешнего вида; он был старше Гроздина всего на два года, а тому было двадцать три. У него была манера всё говорить в виде шутки.

— Нет, — сказал Гроздин, — ты отнесись серьёзно. Понимаешь ли, это нужно сегодня… Она бежала от опекуна. Это оттуда, где я был на уроке. Опекун — полковник… человек отживших взглядов… Замуж выдаёт, а она… врачом хочет быть… Понимаешь ли? Надо сегодня…

— Это что ж, любовь у вас, или как?

— Никакой любви. Я с нею трёх десятков слов не сказал, но она ко мне обратилась, ей не к кому, понимаешь?..

— Гм… Я, положим, понимаю, а только… Как бы это тебе сказать… Знавал я один такой случай… Тоже вот так, ради идеи, повенчались, а потом она в него как вцепилась… И всю жизнь отравила… Ведь ты её не знаешь?

— Конечно, нет, но… но видно… она честная натура… Одним словом, Стрелич, я прошу тебя, устрой; не рассуждай… Я ведь не мальчишка…

— Да, ты не мальчишка, а только грудной младенец.

— Прошу тебя…

— Ну, ладно, ладно… Экий ты восторженный!.. Откуда взялось?.. Ну, что ж, у меня тут есть один молодой батюшка, приятель… он, если его попросить да растолковать, в чём тут дело, наверно согласится… Ведь дело чистое… Да, она хоть метрику-то захватила?

— Не знаю, не знаю.

— То-то, узнай… Иди домой, а я направлюсь в кухмистерскую, там подберу компанию. Да, ведь кольца нужны… У тебя деньги есть?

— Всего три с полтиной.

— Маловато. Впрочем, у меня рубля четыре найдётся. Я забегу тут в лавочку ювелирную и куплю вам серебряные, позлащённые. А я, брат, к тебе шёл, думал — на бильярде сыграем. Потом сыграем? После венчания, а? — спросил Стрелич, усмехнувшись.

— Не дури, Стрелич, время дорого…

— Ну, ладно, ладно.

Стрелич ушёл, а Гроздин вернулся домой. Ольга Александровна, конечно, и не думала отдыхать.

Когда он вернулся, она уже чувствовала себя как бы его товарищем и рассказывала ему свои приключения, как она ехала ночью, как боялась погони.

— Я приехала в Москву, — говорила она, — точно в Вавилон. Ничего не понимаю, всё для меня ново, всё чужое… И я боялась, что вы не захотите даже выслушать меня…

— Вы не имели права так обо мне думать, Ольга Александровна.

— Это правда. Я теперь каюсь… Но ведь… я таких людей ещё не видала.

— Мы все такие. Вот сейчас увидите нескольких; мы все простые, Ольга Александровна.

Он рассказал ей про Стрелича, как он с ним встретился и как тот пошёл собирать шаферов и покупать кольца.

Она покраснела и схватилась за свою кожаную сумку.

— Ах, пожалуйста, возьмите. У меня с собой сто семьдесят рублей… Я два года копила их. Вот, возьмите на кольца.

— Это вы потом Стреличу отдадите. У меня денег не было, так он на свои купит.

Послышались в коридоре шаги, и в комнату вошло несколько молодых людей, под предводительством Стрелича. Их познакомили с Ольгой Александровной.

— Ну, вот, я и к батюшке забежал! — объяснял Стрелич. — Я ему сказал даже, чтоб чай приготовил. Это вместо шампанского… он у меня. Славный… А метрику-то захватили? — спросил он, обращаясь к Ольге Александровне.

Оказалось, что метрика с нею.

— Ну, господа, я думаю, мы пешком пойдём? Это ведь недалеко.

Уже сторож отворял маленькую домовую церковь, когда они вошли в ограду. Они встретили здесь батюшку. Он взглянул на Ольгу Александровну, на её коричневое платье и на саквояж, повешенный через плечо, и покачал головой, но ничего не сказал.

Вошли в церковь; сторож уже приготовил всё к венчанию. Зажгли свечи и началось венчание. Стрелич — он происходил из семинаристов и знал церковную службу — присоединился к дьячку, пел и читал апостола и даже постарался вынести конец. на самую верхнюю ноту.

Венчание кончилось. Батюшка ушёл в алтарь. Гроздин обернулся к Ольге Александровне, ласково усмехнулся ей и сказал:

— Теперь вы госпожа Гроздина. Значит… поздравляю вас.

Она порывисто схватила его руку и молча пожала её.

Стрелич между тем хлопотал около клироса, ведя переговоры с дьячком о каком-то свидетельстве. Он знал порядок. Он настаивал, чтоб дьячок сейчас же садился и писал документ о совершившемся браке.

Вышел батюшка и пригласил всех к себе на чашку чая.

— Мы со Стреличем товарищи, — говорил он, когда они из церкви через ограду переходили в церковный дом. — Мы с ним вместе в семинарии обучались и даже в одном классе, только он светскую часть избрал, а я духовную.

У батюшки оказалась и матушка. Она приоделась, вышла к гостям и любезно наливала всем чай. Стрелич успел что-то шепнуть батюшке на ухо, а батюшка так же тихо передал это матушке, и они после этого ни о чём, относящемся к свадьбе, не расспрашивали новобрачных. Только матушка с величайшим любопытством посматривала на Ольгу Александровну; но разговор шёл всё о посторонних вещах, как будто не венчание было поводом для этого чая, а так, случайно люди собрались и беседуют.

Когда, простившись с любезными хозяевами, все вышли на улицу, Гроздин подвёл Ольгу Александровну к извозчику и, усаживая её, спросил:

— Вы, вероятно, завтра же хотите ехать в Петербург?

— Да, я хотела бы, — ответила Ольга Александровна. — Я надеюсь, что успею выдержать экзамен и поступить…

— Я постараюсь достать всё, что нужно… Ведь надо выхлопотать отдельный вид на жительство. Может быть, мне удастся сделать это завтра же… Ведь вы остановились на Мясницкой, N 85?

— Да, в меблированных комнатах.

— Я завтра, часа в три, зайду к вам, и, если добуду, привезу вид.

Ольга Александровна кивнула ему головой и уехала.

— Ну, брат, — сказал Гроздину Стрелич, — ходя ты и герой, а всё же должен слово держать. Помнишь, зачем я к тебе шёл?

— Зачем? Представь, не помню! — сказал Гроздин, у которого в голове был ещё беспорядок.

— Ну, вот! А на бильярде играть? Ведь ты почти обещал.

— Ах, да, в самом деле. Ну, что ж, пойдём, я теперь свободен.

Гроздин сдержал слово. На другой день он с утра начал хлопотать о выдаче его жене, Ольге Александровне, отдельного вида на жительство, а вечером, вместе со Стреличем и другими, присутствовавшими на венчании, провожал свою жену в Петербург.

Молодёжь искренно желала отъезжавшей счастливого пути и успеха, и все чувствовали себя так, как будто много лет были знакомы и дружны.

В скором времени обнаружилось, что в усадьбе полковника была страшная тревога и гроза по поводу исчезновения Ольги Александровны. Полковник приезжал в Москву, разузнал обо всём совершившемся, и у Гроздина были большие неприятности с ним, но он храбро вынес всё. В этом нежном, с виду неустойчивом, человеке оказалась, однако, большая сила характера. Как ни запугивал его полковник, но ничего не мог поделать.

От Ольги Александровны он получил из Петербурга известие, что ей пришлось вынести от опекуна ещё бОльшие огорчения, но она была неуязвима. У госпожи Гроздиной был законный вид на жительство, выданный её мужем; против этого нельзя было спорить.

И она исправно училась! В первое время ей очень много мешала необходимость добывать средства к жизни, что ей давалось с большим трудом. Но время сделало своё дело: оно смягчило суровое сердце полковника, он наполовину примирился с совершившимся фактом, и хотя ещё не признавал брака Ольги Александровны с Гроздиным, тем не менее стал помогать ей.

Лет через шесть после этого, в одном из бедных уездных приволжских городов, можно было встретить чету Гроздиных, усердно, как бы наперерыв друг перед другом, работавших в лечебнице, устроенной тогда ещё молодым и горячим земством…

Как они встретились и сошлись? Другие говорили, да и они сами, кажется, так думали, что это была случайная встреча. Он, кончив своё учение в Москве, по какому-то делу поехал в Петербург и навестил её, как старую знакомую. Общее дело сблизило их. Они полюбили друг друга.

Но так ли это было? Не связал ли их теснейшими узами тот момент, когда он без оглядки пожертвовал для неё самым драгоценным правом, а она приняла эту жертву? И, может быть, они и сами не знали, что их давно уже, с этого самого мгновения, неотразимо влекло друг к другу.

1899