Самуил Маршак - В начале жизни (страницы воспоминаний); Статьи. Выступления. Заметки. Воспоминания; Проза разных лет.

• Название: В начале жизни (страницы воспоминаний); Статьи. Выступления. Заметки. Воспоминания; Проза разных лет.
• Автор: Самуил Маршак
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1971

Собрание сочинений в 8 томах. Том шестой: В начале жизни (страницы воспоминаний); Статьи. Выступления. Заметки. Воспоминания; Проза разных лет. Подготовка текста и примечания Е.Б. Скороспеловой и С.С. Чулкова. 1971. 671 с.

---

Пожалуй, со времен Маяковского поэты никогда не собирали так много слушателей, особенно из среды молодежи, как в последние годы. Но эстрада, если она не трибуна, а только эстрада, таит в себе и немало опасностей.

Очень часто она ведет к демагогии, к позерству, к поискам дешевого успеха. И нужна трезвая голова и подлинное чувство собственного достоинства, чтобы устоять, не поддаться «чаду упоительных похвал», о котором говорит в своих стихах Баратынский, чтобы научиться отличать самые бурные аплодисменты от настоящей и серьезной оценки поэтического труда.

Нечего греха таить, и в наше время не всегда легко молодому поэту (хоть и много легче, чем поэтам предшествующих поколений) пробиться к читателю.

Иной раз для этого ему приходится изрядно поработать кулаками. И очень часто мы видим сначала кулаки этого пробивающего себе дорогу поэта, а потом уже и его самого.

Такими «кулаками» были, например стихи молодого Валерия Брюсова — «О, закрой свои бледные ноги!», — в которых еще нельзя было провидеть классически уравновешенного Брюсова поздних лет.

Аудитория, состоящая из молодежи, раньше признала Евтушенко, чем мы, люди более зрелого возраста. Что-то демагогическое, бьющее на эффект, какое-то самолюбование, а порой нескромная интимность заставляли нас настораживаться при чтении его стихов, изредка и случайно доходивших до нас.

Что-то изнеженное, родственное Игорю Северянину, а то и Вертинскому,[67] чувствовалось иной раз в его стихах:

…И, улыбаясь как-то сломанно
И плача где-то в глубине,
Маслины косточку соленую
Губами протянула мне…[68]

Но день за днем мы стали все больше узнавать Евгения Евтушенко, поэта разнообразного, неровного, может быть, еще не вполне проявившего себя, но всегда внятного и заставляющего прислушиваться к своему голосу.

Хорошо сделала «Молодая гвардия», выпустив в этом году довольно большой том его стихов.[69]

Многое в этом сборнике оказалось для меня — думаю, к цля других читателей — неожиданным и новым.

По первым своим впечатлениям я никак не ожидал от Евтушенко таких полновесных и зрелых стихов, как, например, «Глубина».

Я не могу отказаться от желания процитировать их здесь полностью:

Будил захвоенные дали
рев парохода поутру,
а мы на палубе стояли
и наблюдали Ангару.
Она летела одаренно,
в дно просвечивало в ней
сквозь толщу волн светло-зеленых
цветными пятнами камней.
Порою, если верить глазу,
могло казаться на пути,
что дна легко коснешься сразу.
лишь в воду руку опусти.
Пусть было здесь немало метров,
но так вода была ясна,
что оставалась неприметной
ее большая глубина.
Я знаю: есть порой опасность
в незамутненности волны —
ведь ручейков журчащих ясность
отнюдь не признак глубины.
Но и другое мне знакомо,
и я не ставлю ни во грош
бессмысленно-глубокий омут,
где ни черта не разберешь.
И я хотел бы стать волною
реки, зарей пробитой вкось,
с неизмеримой глубиною
и с каждым камешком насквозь!

Было бы хорошо, если бы Евтушенко всегда помнил эти строчки:

…с неизмеримой глубиною
и с каждым камешком насквозь!

В этих прозрачных до дна стихах Евтушенко следует основному направлению русской поэзии, ясной и глубокой, верной пушкинскому началу.

И вместе с тем он умеет остро чувствовать время, наш сегодняшний день.

Есть у него трогательные и умные стихи — о «временном»:

Рассматривайте временность гуманно.
На все невечное бросать не надо тень.
Есть временность недельного обмана
потемкинских поспешных деревень.
Но ставят и времянки-общежитья,
пока домов не выстроят других…
Вы после тихой смерти их скажите
спасибо честной временности их.[70]

Евгению Евтушенко удалось здесь передать без громких слов ту обстановку строящейся страны, образ которой дал и Андрей Вознесенский в отличных стихах «Из Сибирского блокнота».

Такую же вдумчивость и сосредотеченность мы находим в стихах Евтушенко, посвященных родной природе:

…В грузовике на россыпях зерна куда-то еду,
вылезаю где-то,
вхожу в тайгу,
разглядываю лето и удивляюсь, как земля земна!
…Все говорит как будто:
«Будь мудрее и в то же время слишком не мудри!..»[71]

Поэт не только любуется природой, но и как бы сам чувствует себя частью русской природы. Недаром же так органично, так естественно рифмуются в его стихах о Волге слова «России» и «меня растили», а в другом стихотворении — «российскому» и «росистому».

Ведь рифмы — не побрякушки, не внешние украшения стихотворных строчек.

По рифмам и ритму можно иной раз безошибочно судить о степени искренности автора.

В стихах «Русская природа» Евтушенко говорит:

Я не умру!
Ты, как природу русскую,
природа русская,
прими в себя!

Это мужественное отношение к смерти не случайно в нашей молодой поэзии.

Его можно найти и у другого поэта, которого, впрочем, сейчас уже нельзя причислить к «молодым», — у Евгения Винокурова:

Я, как в воду, войду в природу,
И она сомкнется надо мной…[72]

Может быть, читая приведенные здесь строгие и ясные, чуждые внешних эффектов строки Евгения Евтушенко, кое-кто и не узнает его. Где тут свойственный ему буйный молодой задор, его разговорно-интимные интонации?

Какие девочки в Париже —
ай-ай-ай!
Какие девочки в Париже —
просто жарко!..

Из этих стихов («Парижские девочки») мы узнаем, что с парижской точки зрения стиляжек наших платья — дилетантские и что у настоящих — парижских — «стиляжек» голубые волосы и ковбойские брючки.

По словам Евтушенко, при виде парижских девочек, покачивающих «мастерски боками», он и его спутники вылезли «в окно автобуса по пояс»

И кое-кто из членов делегации,
про бдительность забыв, разинул рот.

Но вот на улицах Монмартра появляется девушка, «вся строгая»,

с глазами красноярскими гранитными
и шрамом, чуть заметным над губой.

Она так не похожа на «парижских девочек», что Монмартр замирает при ее появлении, а поэт восторженно восклицает:

Всей Франции она не по карману.
Эй, улицы,
понятно это вам?!

Неужели Евтушенко и в самом деле думал, что эта громко сказанная фраза «Всей Франции она не по карману» может быть воспринята, как лестная аттестация строгой красноярской девушки?

Здесь мы опять встречаемся с тем эстрадным Евтушенко, который не жалеет пряностей при изготовлении горячих и острых блюд.

А между тем в его парижском цикле мы находим такие превосходные стихи, как «Верлен».

…Плохая память у Парижа,
и, как сам бог теперь велел,
у буржуа на полках книжных
стоит веленевый Верлен…

Естественны, метки и сатирически значительны и рифмы и аллитерации в этом четверостишии («веленевый» — «Верлен»). Это не то, что «кокосы» — «кокотки» и «луковый» — «лукавый» в других его стихах.

Стихотворение о Вердене подымается до высокого обличительного пафоса:

Вы под Верлена выпиваете
с набитым плотно животом.
Вы всех поэтов убиваете,
чтобы цитировать потом!

Столь же значительно и остро современно другое стихотворение из того же заграничного цикла — «Тень».

Вниманье, парижское утро!
Вдоль окон бистро и кафе
проходит по улице «ультра»,
обмотанный пестрым кашне…
Глаза он под шляпою прячет,
и каждую ночь или день
у дома Тореза маячит
его осторожная тень…
Ажаны от страха немеют,
С ней встретясь в полночную темь.
Не только маячить умеет —
умеет стрелять эта тень…

И кончаются эти слова сильной и действенной строфой:

Париж, не поддайся смятенью.
Я верю — сомкнувшись тесней,
Расправишься с этою тенью
Ты, город великих теней!

Как убедительно звучит здесь обычная у Евтушенко игра слов — «тень» и «город великих теней»!

Этот пример лишний раз показывает, что и рифмы, и аллитерации, и словесная игра оправдывают себя лишь в тех случаях, когда они мобилизованы поэтической мыслью, а не слоняются без дела.