Джерри Сайкс - Лондон. Темная сторона (сборник)

• Название: Лондон. Темная сторона (сборник)
• Автор: Джерри Сайкс
• Жанр: Детектив

Лондон — город закона и преступлений, город Джека Потрошителя и Шерлока Холмса. Лондонские истории вытекают из стен, просачиваются сквозь них, идут вверх по канализационным трубам, туннелям метро и выходят наружу через мостовые. Они петляют, пробираясь по извилистым переулкам, которые появились задолго до того, как была изобретена система упорядоченного планирования. Они шепчут свои секреты на рыночных площадях, где говорят на всех языках мира, где торгуют всем — от фруктов и овощей до детских жизней. Они дрейфуют ночами по течению старой Темзы, медленно поднимаются вверх из храмов коммерции, проходят по залам Парламента, по соборам, заложенным древними королями, по туннелям, прокопанным инженерами викторианской эпохи. Эти истории пугают, восхищают и завораживают.

Читайте. Содрогайтесь. Наслаждайтесь.

Перевод: С. Кондратьева, Мария Жукова, Евгений Волковыский, Татьяна Усова, Инна Шаргородская, Ирина Копылова.

---

В следующие две недели Пит несколько раз помогал старику донести покупки до дома, и вскоре Кохлан обнаружил, что подстраивает свои походы в магазин ко времени возвращения Пита из школы. Иногда Пит залпом выпивал предложенные стариком напитки, но чаще отказывался, говоря, что торопится домой.

А однажды, примерно за час до того, как Кохлан должен был идти в супермаркет, в дверь постучали. Открыв дверь, он с удивлением обнаружил Пита с парой раздувшихся магазинных пакетов в руках.

— Они, наверное, тонну весят, — с трудом выдохнул Пит. — Пустите меня или как?

Изумленный и слегка напуганный, Кохлан пропустил мальчика.

— Что у тебя там? — спросил он, проводя Пита через прихожую на кухню.

Ничего не отвечая, Пит пристроил сумки на кухонный стол. Переведя дыхание, он повернулся и, опершись локтями на стол, улыбнулся и покачал головой.

— Я не понимаю, — нахмурился Кохлан.

— Учитель заболел, так что нас отпустили… Я подумал, что неплохо будет сходить вам за покупками.

— Но такая куча продуктов обошлась тебе в копеечку. — Кохлан подошел к столу и заглянул в мешки. — Ты же не сам за них заплатил? — Он понятия не имел, сколько карманных денег еженедельно получает Пит, разносит ли он газеты или еще где-то подрабатывает, но, как бы то ни было, ему следует тратить их на себя, а не на старика. — Я должен вернуть тебе деньги.

Кохлан пошел в гостиную и вернулся с бумажником. Вытащив десятифунтовую банкноту, он протянул ее Питу.

— Этого достаточно? — спросил он, глядя на оставшуюся в бумажнике пятерку. Конечно, следовало бы отблагодарить мальчика, но до конца недели, когда он получит пенсию, у него оставалась только эта пятерка.

— Десять нормально, — отозвался Пит. Он взял измятую бумажку и сунул в передний карман.

— Во всяком случае, это было очень любезно с твоей стороны, — сказал Кохлан. — Такая забота!

— Слушайте, я вот подумал… — нерешительно начал Пит. Щеки его зарделись, а на лбу выступил пот. — Почему вам не разрешить мне делать это всегда, покупать для вас по дороге из школы. Я знаю, как это для вас тяжело, с такими руками… Для меня это ерунда, честно, тем более что вы всегда едите одно и то же.

Кохлан ощутил слезы на глазах.

— Отличная идея, — закивал он. — Спасибо.

— А рассчитываться со мной вы сможете, когда я буду приходить, — добавил Пит.

— А что, если меня не будет дома? — хмыкнул Кохлан.

— Ну, я не знаю…

— Я же могу куда-нибудь выйти. Не хочется, чтобы ты сходил для меня в магазин, а потом не застал меня дома.

— У вас ведь, наверное, нет мобильного телефона?

— Э-э, нет… У меня нет…

— Ну, тогда я не знаю… — наморщил лоб Пит. — Как насчет того, чтобы дать мне ключ или что-нибудь такое? Или оставлять его кому-то из соседей?

Кохлан подумал о своих соседях, прирожденных склочниках.

— Утром я схожу и сделаю для тебя дубликат, — ответил он.

— Заметано, — кивнул Пит.

* * *

Новый порядок подошел им обоим. Однако вскоре Кохлан обнаружил, что он ждет Пита, а не уходит гулять, как прежде. Некоторое время так и продолжалось, пока в один прекрасный день он не выглянул из окна и не увидел, что облака над кварталом рассеялись, плотные очертания зданий начали смягчаться на углах, и Кохлан понял, что это просто смешно, и решил отправиться на прогулку. Он надел куртку и, покинув квартал, направился по Касл-роуд в сторону центра Кэмден-тауна, мимо обшитых деревом пабов, мимо лавок, торгующих кое-чем еще, помимо международных телефонных карточек, мимо кафе, названий которых он не то что понять, но даже языка их распознать был не в состоянии. По дороге ему встретилось несколько стен и мостов, измазанных граффити с замком и ТТТ, причем изображения замков поблекли и облезли, в то время как буквы сияли первозданной свежестью. Ему ни на миг не подумалось, что одним из художников, возможно, был Пит.

На перекрестке перед станцией метро «Кэмден-таун» был островок безопасности, мощенный булыжником бетонный треугольник, который, сколько помнил себя Кохлан, всегда называли «островом пингвинов». На улице позади станции метро располагалась католическая церковь, куда в пятидесятые годы в основном ходили жившие поблизости ирландские семьи. После воскресной мессы, заканчивающейся в половине двенадцатого, мужчины собирались на островке безопасности и ждали полудня, когда открывались пабы, а женщины расходились по домам готовить обед. Все в черных костюмах и белых рубашках, руки в карманах, нетерпеливо переминающиеся с ноги на ногу, мужчины более всего походили на колонию пингвинов, расположившуюся посреди моря машин.

Кохлан улыбнулся воспоминаниям, но тут рядом с первым образом возник другой, более сильный: сам Кохлан возвращается из церкви с женой, он хочет на остров, но не решается сказать жене о своем желании. То была несбыточная мечта его жизни, и он подумал, как бы сейчас отправился на «остров пингвинов». Сунув поглубже руки в карманы, он двинулся дальше.

Вернувшись часом позже в квартиру, Кохлан, к своему изумлению, услышал голоса, доносящиеся из гостиной. Сперва он, было, подумал, что Пит, коротая ожидание, включил телевизор, как уже бывало, но, шагнув в гостиную, обнаружил Пита и еще одного парня стоящими перед каминной полкой.

При виде Кохлана Пит бросил взгляд на своего приятеля и с разинутым в испуге ртом снова уставился на Кохлана. Его приятель заметил испуганную гримасу на лице Пита и взглянул через плечо на Кохлана. На лице его играла легкая ухмылка.

— Э-э, это… это Кит, — пробормотал Пит. — Ничего, что я позвал приятеля посмотреть телевизор?

— Ну, наверное… — ответил растерянный Кохлан.

Он посмотрел на Кита и обнаружил, что, судя по позе и многозначительному взгляду, тот чувствует себя в доме Кохлана едва ли не более комфортно, чем сам старик.

— Привет, Кит, — кивнул Кохлан.

Кит в ответ только ухмыльнулся.

— Я убрал все покупки, — сказал Пит. — Опять принес вам пирог со свининой и маринованными огурцами, как вы любите.

— Спасибо, Пит.

— Он был уцененный, так что вам лучше съесть его сегодня.

— Да, спасибо, Пит, — снова пробормотал Кохлан, смущенный обсуждением его финансового положения при постороннем. — Однако… послушай, Пит, я не возражаю, если ты приведешь сюда приятелей. Но не можешь ли впредь сначала спрашивать меня?

— Простите, я думал, вы дома, — ответил Пит.

— Все в порядке, ничего страшного.

* * *

Пит недолго вел себя сдержанно, и, когда Кохлан неделю спустя вернулся домой попозже — чтобы не казаться навязчивым, он иногда специально уходил, когда Пит должен был прийти с покупками, — то обнаружил с Питом уже не одного, а нескольких приятелей. Когда Кохлан, озадаченный шумом, просунул голову в дверь, он увидел четырех или пятерых парней, рассевшихся в гостиной. Один из них выглядел ровесником Пита, но остальные казались двумя-тремя годами старше, на их подбородках пробивались пучки мягких волос, а вытянувшиеся конечности постоянно елозили, не находя себе места. Пит сидел в центре дивана и, похоже, ощущая себя куда вольготнее, чем в предыдущий раз, смотрел телевизор. Казалось, он не замечает Кохлана, да и никто из них не обращал на него внимания, и Кохлан ощутил, как его раздирают противоречивые эмоции. С одной стороны, он чувствовал, что должен выставить Пита из комнаты и попросить его забрать с собой остальных, но при этом ему не хотелось опять ставить парня в неловкое положение перед товарищами. Не дожидаясь, когда его обнаружат, Кохлан взмахнул рукой, будто забыл что-то, повернулся и вышел из квартиры.

Он пошел к Парламентскому холму, через парк мимо легкоатлетического стадиона и обратно, в Кэмден-таун. Мысли его блуждали от детей к прошлому. Когда он снова вернулся домой, Пит и его приятели уже ушли, но в воздухе по-прежнему висел запах сигарет и чего-то еще. Кохлан отворил окна, чтобы проветрить комнату, а затем плотно запер дверь и отправился спать.

Ночью, ворочаясь в постели, не в состоянии заснуть из-за шума, доносившегося от соседей, Кохлан снова вернулся к мыслям, посетившим его во время прогулки. У него с женой не могло быть собственных детей, а потому он не представлял себе, как урегулировать ситуацию с Питом. Инстинкт подсказывал, что он все сделал правильно, но Кохлан молил Бога дать ему нечто большее, нежели инстинкт.

В 1945 году, незадолго до того, как Кохлан начал ухаживать за женой — он знал ее с младшей школы, и в юности они жили всего в трех улицах друг от друга, — у нее был короткий, но бурный роман с женатым американским солдатом, служившим в Лондоне. Когда американец бросил ее, чтобы вернуться к жене в Западную Виргинию, она просто не обратила на это внимания, словно он значил для нее не больше пары старых туфель. Но потом, через два месяца, она впала в глубокую депрессию и три недели не выходила из дома. Когда же, наконец, вышла, она была уже совсем другой — тихой и безропотной, словно полиняла, а жизнь и душа остались в старой коже. И у нее появилось время для Кохлана, тоже тихого и надежного паренька из дома по соседству. Конечно, пошли слухи, что вовсе не депрессия была виной ее затворничества, а что вслед за отъездом американца она сделала подпольный аборт, причем так неудачно, что осталась бесплодной. Кохлан, благодарный за ее внимание, не обращал внимания ни на какие слухи, хотя за всю их долгую супружескую жизнь она так и не смогла забеременеть. Даже сейчас, когда после ее смерти прошло более десяти лет, он по-прежнему отказывался верить, что слухи были чем-то большим, нежели злобная болтовня, придающая особый смысл их бездетности.