Михаил Шевердин - Набат. Агатовый перстень

• Название: Набат. Агатовый перстень
• Автор: Михаил Шевердин
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1958

Эта книга о борьбе с басмачеством в лихие 20-е годы прошлого столетия, когда ставленник англичан при поддержке местных контрреволюционных сил турецкий генерал Энвербей пытался создать на месте нынешнего Узбекистана и Таджикистана государство Туран, объединив в нем все мусульманское население Средней Азии. Но молодая Бухарская народная республика, скинувшая эмира, поднялась против несостоявшегося диктатора. При поддержке Красной Армии в жесточайших боях басмачи были разбиты и отброшены в Афганистан и Иран…

---

Ворочаясь на камышовом ложе сбоку на бок, злоб­но отбиваясь от комаров, Пётр Иванович всё думал. Мысли его вихрем проносились в мозгу и нет-нет возвра­щались к ишану кабадианскому.

Много людей встречал и видел на своем веку доктор, но Сеида Музаффара не понимал. В первые две встречи на Чёрной речке и в Павлиньем караван-сарае он показался ему обыкновенным дервишем, странствую­щим монахом, каких много. Теперь же, после всего случившегося два дня назад, доктор просто недоуме­вал.

Когда отряд Файзи после тяжелых боев с энверовцами, наконец, оказался в Кабадиане отрезанным от частей Красной Армии, Сеид Музаффар не проявил к добровольцам никакой враждебности. Но никто не мог сказать, что он чем-нибудь им помог. Ишан кабадианский не выходил из своего подворья и запретил своим людям даже разговаривать с добровольцами.

На второй или третий день ишан Музаффар при­слал за доктором человека.

Войдя в михманхану, Петр Иванович сразу же тог­да признал в ишане кабадианском «своего дервиша», как он мысленно выразился. Сеид Музаффар и виду не показал, что он знает доктора. Он жаловался на боли в ногах и попросил лекарства.

Когда доктор осматривал его, Сеид Музаффар вдруг вполголоса заметил:

—  Аллах соединяет людей и разъединяет.

—  Да, — заметил Пётр Иванович, — кто бы знал, что вы подниметесь на вершины благополучия.

—  Благополучие земное — труха! — ответил  ишан, — но ты хороший табиб и светлый ум. Сегодня придет к тебе некто Мурад. Требуй с него всё,    что нужно для твоих людей.

—  Это не мои люди. Наш начальник Файзи.

—  Я не знаю Файзи. Я знаю тебя, доктор.

Мурад оказался очень расторопным и дельным человеком. Он обеспечил    отряд всем необходимым. Он точно из-под земли раздобывал баранов, муку, овощи.

Каюк медленно плыл по реке, а на дне каюка лежал увесистый груз — винтовки и патроны. Судно трещало от четырёхсот пудов, борта его погрузились почти вро­вень с коричневой, холодной стремниной реки. На па­лубе день и ночь сидели бойцы отряда и всматрива­лись воспаленными глазами в низкие скучные берега, как бы не выскочили откуда-нибудь головорезы-бас­мачи и не попытались бы отбить драгоценный груз, извлечённый из погребов ишанского подворья.

Три дня назад каюк отчалил от берега.

Три дня назад ишан кабадианский после ужина снова позвал к себе доктора, но на этот раз не одного. Он попросил прийти к нему начальника отряда Файзи. Пошли Файзи, Юнус, доктор. Принял их ишан Музаф­фар без свидетелей. Держался он высокомерно. Тонкие хрящеватые ноздри его шевелились, а пергаментная, просушенная солнцем кожа на лбу и в уголках глаз больше чем всегда морщинилась в мельчайшие склад­ки. По обыкновению, ишан смотрел мимо лица собесед­ника, саркастически сжав губы:

—  Наступил час, — проговорил он по своему обык­новению желчно, — вам надо уехать.

—  Уехать? — удивился Файзи, — но я и мои люди должны оставаться здесь, в Кабадиане, чтобы не пус­тить сюда энверовцев.

Чёрная, точно дублёная, кожа на скулах ишана зад­вигалась, а губы стали ещё тоньше.

—  Я бы сказал вам: «Милость господня на госте три дня».

—  Мы здесь не для того, чтобы гостить, а чтобы воевать! — воскликнул Файзи. Глаза его потемнели. Он встал.

Подняв чуть свою сухую голову, ишан следил за тем, как Файзи, прихрамывая, направляется к двери. Затем он тихо проговорил:

—  Я бы сказал, что завтра будет поздно спасать ва­ши жизни, но я хочу сказать другое.

—  Я не знаю другого, я знаю, что ты, ишан ло­маешь гостеприимство. Горе тому, кто нарушает древние обычаи.

—  Я скажу другое, — упрямо кривя губы, продол­жал Сеид Музаффар, — я скажу: ты человек и я человек. Я кое-что знаю, а ты, увы, не знаешь.

—  Мы не маленькие дети, мы воины. Хочешь ска­зать, говори! — Файзи весь дрожал от гневного возбуж­дения.

—  Вот что, доктор, — обратился ишан к Петру Ива­новичу, — я не могу разговаривать с ним. Гнев ослеп­ляет его. Лучше я скажу тебе...

—  Он начальник отряда, — живо возразил доктор, — пусть он сядет, дело, видно, серьёзное. Садись, Файзи!

—  Садиться не надо...

Ишан встал, прошел в угол комнаты, сунул ноги в кауши и взял посох с выточенной на рукоятке рыбой-женщиной. — Идите за мной и не спрашивайте.

Прохладной тьмой, запахами цветов пахнула ночь им в лицо, как только они переступили порог. Служка вскочил с возвышения и, держа предупредительно фо­нарь на вытянутой руке, шагнул во двор. Но ишан за­брал фонарь и приказав: «Спи!» — пошёл вперёд.

Всё подворье уже погрузилось в сон. Они нигде не встретили ни души.

Стараясь не отстать от желтого круга света, в кото­ром прыгали и ломались тени, ишан, Файзи, доктор и Юнус прошли через первый гостевой двор, через двор пиров и угощений, через двор жилой и невольно остано­вились перед новыми воротами, ведшими в четвёртый двор. Они стояли на пороге святая святых дома каждого правоверного мусульманина — за воротами начиналось ичкари или эндерун. Здесь жили жены ишана. Войти в ичкари — значит нанести смертельную обиду хозяину. Все трое остановились и смотрели, как в глубине по стенам узкого прохода прыгали блики от фонаря. Издалека прозвучал тихий голос ишана: «Следуйте за мной!»

Они шли мимо цветущих клумб, и робкий свет фона­ря вырывал из бархата ночи ослепительно красивые, точно восковые, розы с блестящими росинками на нежно изогнутых пахучих лепестках. На большом айване за­шевели-лось белое покрывало. Кто-то приподнялся, и на какое-то мгновение в ореоле света мелькнуло чудесное женское лицо. Но снова хлопнула калитка, и они ока­зались в пустом дворе, а может быть, в саду, потому что им пришлось наклоняться, чтобы защитить глаза от веток деревьев. Свет фонаря таинственно прыгал среди стволов и ветвей. Снова они вышли во двор, оче­видно, скотный, судя по густому, острому запаху наво­за и мочи. Сопели и вздыхали во сие верблюды и волы, темными тушами замершие под огромными колёсами арб. Повсюду валялись верблюжьи сёдла.

Свет фонаря перестал двигаться. Прозвучал голос ишана:

—  Почтенный Файзи!

—  Я здесь.

—  Прикажите вашим людям идти за нами. Только теперь стало видно, что в левом углу двора шевелится масса  людей, хлопочущих около лошадей.

—  Шарип, Сафар, вы? — окликнул вполголоса Файзи. Послышались шаги, и из темноты вынырнули два бойца в больших меховых шапках:

—  Мы здесь.

—  А наши люди?

—  Тоже здесь.

—  Что вы здесь делаете? Почему не спите?

—  Прибежал ишанский человек, сказал, что вы приказали седлать коней, держать оружие наготове.

—  Надо слушать не ишанских людей, а своих ко­мандиров, — рассердил-ся Файзи.

—  Идём! — перебил ишан.

Он сделал шаг и скрылся в проломе. Он повёл отряд Файзи по лабиринту дувалов и низеньких глинобитных построек.

—  Зажгите фонари!

Затеплилось сразу несколько огоньков. Фонари осве­тили большую конюшню с низкой крышей, опирающей­ся на широкие столбы, грубо выделанные из стволов карагача.

Показав на пол, ишан сказал:

—  Возьмите кетмени и копайте.

Всю ночь трудились бойцы, всю ночь скрипели колёса арб, бренчали колокольцы, подвешанные на лохматых шеях верблюдов, всю ночь не спал ишан кабадианский.

Он ушёл из конюшни только тогда, когда огромные, опустевшие ямы засыпали, заравняли, утрамбовали, а сверху набросали навоза.

Ишан Сеид Музаффар проводил Файзи и доктора до выезда из города. Здесь, на краю дороги, белел в темноте купол мазара кабадианского, за приоткрытой дверкой теплился огонёк свечи.

—  Поезжайте с миром, — глухо прозвучал голос ишана, — спешите к   переправе. Один у вас остался путь — по реке. Мне сказали, что каюки уже нагруже­ны. Спешите. Враг близко.

Но доктору хотелось узнать, что заставило ишана совершить такой поступок.

—  Почему вы отдали оружие?

Но ишан не дал ему кончить.

—  Время ехать... Псы почуяли запах костей и мчат­ся к Кабадиану... Помните, что, если в их зубы попадут­ся ценности, которые вы везёте, это вызовет во мне со­жаление. Поезжайте. — Пробормотав: «Бисмилля!» ишан кабадианский, наклонившись, вошёл в низенькую дверку мазара...

Доктор и Файзи поскакали по степи, но, как они ни спешили, солнце уже сияло высоко над холмами, когда они добрались до Вахша. Они умирали от жела­ния спать. Вахш, ворча, катил свои тяжёлые, напитан­ные илом воды на юг среди диких безлюдных берегов. Только у мостков, с пришвартованным каюком толпи­лись люди с красными от бессонной ночи глазами. По­грузка оказалась законченной.

Навстречу всадникам поспешил Юнус. Его одежда ничуть не утратила за ночь своего щеголеватого вида: на шелковом халате и бельбаге никто не смог бы найти ни пятнышка, хотя работал он не меньше других.

Стоял он в пыли на разбитой дороге, но на лак его сапог не села ни одна пылинка.