Михаил Шевердин - Перешагни бездну

• Название: Перешагни бездну
• Автор: Михаил Шевердин
• Издательство: Издательство литературы и искусства имени Гафура Гуляма
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1974

Роман М.Шевердина "Перешагни бездну" разоблачает происки империалистических кругов Европы и Азии, белоэмигрантов, среди которых был эмир бухарский Сеид Алимхан, и иностранных разведок с участием английского разведчика Лоуренса Аравийского по подготовке интервенции против республик Средней Азии в конце 20-х - начале 30-х годов прошлого века.…

---

Шумный, долгий, с обильными возлияниями обед заканчи­вался.

Проводив гостей, мистер Эбенезер, насвистывая, грузно припа­дая на ногу — подагра разыгралась от всех этих событий,— под­нялся по белым ступенькам парадного широкого крыльца. И вдруг вспомнил: «Список!»

Так ни генерал, ни Пир Карам-шах не заговорили о рассеян­ности, не пошутили.

А вдруг это не шутка.

Он бросился через вестибюль и распахнул двери кабинета. В комнате стоял сумрак, но на темном бюваре белело что-то. Ли­хорадочно чиркнув спичкой, мистер Эбенезер зажег лампу.

Слегка помятый, со следами свежих перегибов, оставшихся после того, как Пир Карам-шах разворачивал лист, на письмен­ном столе лежал тот самый лист бумаги с именами клиентов, цифрами выплат и словами пароля. Устало облокотившись на настольное стекло, мистер Эбенезер долго сидел не шевелясь. Он совсем забыл про посольство бухарского эмира. Приезд гене­рала, бесконечные разговоры о высокой политике поглотили все внимание хозяина бунгало. А ведь Сахиб Джелял, почтительно и с достоинством приветствовавший его в вестибюле, как всегда, был в окружении сопровождающих его эмирских вельмож и своих диких белуджей, заполнивших шумом и суетой бунгало. На них мистер Эбенезер и не взглянул даже — всякие там туземцы! Но сейчас в подсознании возникла среди лиц, чалм, бород промельк­нувшая не то в гостиной, не то в коридоре, ведшем в кабинет, донельзя знакомая одутловатая физиономия того самого женев­ского йога, или инженера, или... вообще подозрительной личности... Неужели он обознался!

За столом на обеде из всего посольства присутствовал один Сахиб Джелял. Он произнёс остроумный спич и пил что-то из бокала. Его свиту и воинственную челядь кормили на открытом айване, поближе к кухне. Но пил ли Сахиб Джелял в Белой гос­тиной кофе после обеда, мистер Эбенезер не припомнил. Очень уж господин генерал усердно подливал в рюмки крепчайший бренди и себе, и хозяину.

Постанывая от головной боли, мистер Эбенезер допрашивал на рассвете сикха дворецкого. Удалось выяснить, что господин бухар­ский «раджа» со всей своей свитой сразу же после обеда отбыл из Пешавера. Выглядел отъезд вполне естественно, потому что пере­говоры с Англо-Индийским департаментом были завершены ещё накануне, и господин Джелял спешил возвратиться в Кала-и-Фатту с докладом своему повелителю.

И, конечно, усматривать какую бы то ни было связь между временным исчезновением списка клиентов и кем-либо из членов бухарского посольства не имелось прямых оснований.

Дворецкий сикх помнил йога и даже знал его по имени — Молиар. Он, оказывается, помогал дворецкому до и во время обеда и, вполне естественно, бегал по всему бунгало. Очень предупреди­тельный и обходительный господин Молиар. В кабинет сахиба ему не за чем было заходить. Правда, в кабинете стояли корзины с фруктами, но дворецкий самолично подавал их гостям.

КАРАКУЛЬ

                                                        Имеющий двух жен не нуждается в собаке.

                                                                   Узбекская пословица

                                                        Один горшок  упрекает другой за то,

                                                     что у него дно снаружи почернело.

                                                                Белуджская поговорка

Утро началось неприятной приметой. Прямо над постелью ви­сел паук. Не то чтоб он имел yгрожающий или отвратительный вид. Просто обыкновенный паук, паучишко.

Но со времени, когда Алимхан взял в жены француженку Лю­си д'Арвье, он запомнил, что увидеть паука утром — значит к пе­чали, к неприятности — matin chagrin. Иное дело паук в полдень. Это к хорошему аппетиту. А вечером пауки сулят надежду.

Паук с утра потянул за своей паутиной неприятности. В спаль­ню эмира заявилась, не спросившись, хохотушка Амина, моло­денькая хотапка — «статс-дама» госпожи Бош-хатын. И не пото­му огорчился Алимхаи, что увидел быстроглазую Амину у своего ложа. В старинной тюркской поэме про хотанку написано: «У неё на нежной белой груди два белых снежных холма». Но даже хотанская прелестница в роли вестника Бош-хатын не доставляет радости.

Слегка пнув в бок разомлевшую в утреннем сне юную Резван и проворчав: «Прикрылась бы, что ли...» — Алимхан, кряхтя, под­нялся, сгреб с резного столика чётки и, позевывая, поплелся за вестницей неприятностей. Да и что можно было ждать от Бош-хатын, пусть «первой», пусть «главной», когда с ней уже прожив четверть века.

Сумрачно проскрипел, едва переступив порог:

— Не приближаюсь к вам. Еще не совершил омовения и... ут­ренней молитвы...

Хоть в этом он поставит на место настырную супругу, которая изрядно мешала жить, но без которой он не мог жить.

Он старался не смотреть на Бош-хатын. Ему претил вид её оголённых, похожих на желтое тесто рук, её раскрашенных, не­смотря на утренний час, щёк с нездоровой припухлостью, её отек­ших щиколоток, высовывающихся из иштон.

— Так-то лучше,— проворчала Бош-хатын.— Не к чему нам в барабан бить.

Поискав глазами, куда бы сесть, Алимхан встретился взглядом с ухмыляющейся Аминой. Она кокетливо поводила плечами, жа­лостливой гримаской соболезнуя эмиру. Хотанка совсем была не против, чтобы он обратил на неё внимание. Желание поднялось в нём, и он плохо слышал, что ему говорила Бош-хатын. А она, заметив его рассеянность, повысила голос.

Бош-хатын требовала:

— Вам толковать — что двери, что ослу. Прикажите конокраду, разбойнику сейчас же убраться из степей Каттагана-Ханабада. И чтоб его духу там не было! Чтоб он со своими погаными локайцами убрался оттуда!

—  Однако, ханум... — встопорщился Сеид Алимхан, — наш слу­га... Ибрагимбек... главнокомандующий... наша опора и защита в Ханабаде-Каттагане собирает... готовит силы...  откармливает в степи табуны боевых коней...

Говорил Алимхан с досадой, лишь бы отвязаться. Он оценива­юще прикидывал, мусоля взглядом тесно обтянутую шелками фи­гурку хотанки.

—  Вы меня не слушаете! — бушевала Бош-хатын. — Наплевала я на ибрагимовских одров... — Она выразилась покрепче, так как вообще не сдерживала свой язык. — Какое мне дело до ишачьей кавалерии Ибрагима! Что мне до самого Ибрагима! А вы — у вас уже иней  в бороде!  Здесь в Кала-и-Фатту валяетесь со сво-ими шлюхами, глотаете опий, курите гашиш, а там происходит непо­добное.

— Что происходит? — встрепенулся Алимхан, с трудом отрыва­ясь от созерцания прелестной хотанки.— Что происходит в Афган­ском Туркестане?..

Тут  Бош-хатын  слегка   растрепала  себе  волосы   и  завопила:

—  Разорение! Караул! Он довёл меня до нищеты! Я пойду завтра к мазару с тыквянкой и попрошу: «Один мири! На бедность ханше Бухары, один мири!» Позор  на  голову!  Не  может  жену содержать, эмир,— скажут  честные  люди. Вынудил   свою  Бош-хатын выпрашивать кусочек лепешки.

Вспомнив паука, Алимхан попытался выпутаться и узнать, поче­му Ибрагимбек мог вынудить   его Бош-хатын просить милостыню.

— Однако...— заныл он, —локайцы же исламские воины... По­ход на большевиков. Вы же знаете... воинам надо набраться сил... хорошо кушать... баранина... нужна... сало. Без баранины какая сила у воина?

—  Вот-вот, они и жрут, эти твои воины, моих барашков и рас­пускают брюхо. Караул! Дод! Умираю!

А речь шла о двух миллионах каракульских овец, которые пасутся в приамударьинской степи. Бош-хатын получила очень неприятные вести от преданных престолу скотоводов из Гератской, Мазаришерифской и Каттаганской провинций. Сюда, за границу, перед революцией Сеид Алимхан приказал перегнать все отары из Карнапчульской и Каршинской степей. Однако когда на трон вступил король-«большевик» Аманулла, эмир почувствовал, что ему грозят неприятности, он по совету муллы Ибадуллы Муфти написал собственноручно, как и на свои капиталы, «васики» — до­веренности — на всех каракульских овечек на имя Бош-хатын. Мул­ла Ибадулла посоветовал: «Бош-хатын правоверная мусульманка и не посмеет перечить супругу своему и повелителю. Все женщины ленивы, недалеки — и Бош-хатын не захочет думать о делах». Алимхан сделал свою супругу самым бога-тым экспортером кара­кульской смушки на международные пушные аукционы, а сам превратился в бедняка дервиша, предающегося молитвам. А когда Бачаи Сакао, изгнав Амануллу, сам воссел на трон под именем короля Хабибуллы Газия, эмир, пользуясь его расположе­нием, спохватился и попытался отобрать у Бош-хатын свой дар, но она не дала ему даже подержаться и за уголочек «васики». Оказывается, все дарственные в верном месте — в железных сей­фах французского и швейцарского банков. «У моего банкира Рот­шильда!» — сказала Бош-хатын. Вот вам и ленивая! Вот вам и недалекая баба! Сеид Алимхан сколько угодно мог гневаться. Бош-хатын так и оставалась единственной владелицей стад. До каких пределов может дойти женское коварство!