Анна Одина - Магистр

• Название: Магистр
• Автор: Анна Одина
• Жанр: Социально-психологическая фантастика
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-17-078040-2

Пекин, год 1900. Головорезы-повстанцы берут штурмом европейский приют, почему-то не сумев уничтожить одного из воспитанников. Винсент Ратленд, специалист по выживанию, покидает Китай и делается специалистом в совершенно других науках и искусствах. Его оркестр слушает вся Европа, в России он находит следы матери, а в таинственном Рэтлскаре память об отце. Герою встретятся и последний великий алхимик, и нервный австрийский художник, и боевитый итальянский социалист, и целый международный отряд убийственных эзотериков, но у потомка Брюсов и Борджа есть на них управа – Управляющая Реальность, Ур. Одна беда: мир катится к войне, и кое-кому все равно придется погибнуть…

---

Ратленд вздохнул. «Чего ж ты тогда хочешь от меня, старая крыса? – подумал он непочтительно и с определенной долей усталости. – Вижу ведь, что хочешь уничтожить или по крайней мере унизить. Что ж, не придумал как? Говори, наконец, а то я просто уйду». Естественно, ничего этого Винсент вслух не сказал. А сказал фразу, заставившую Франца Георгиевича снова налиться кровью:

– Я вас слушаю еще более внимательно, чем прежде, Франц Георгиевич.

– Опера! – бухнул Франц Георгиевич, как будто не перчатку даже кинул в лицо странному португальцу, а народовольческую бомбу.

Винсент все-таки был еще очень молод, и ему стало смешно. Поэтому он слегка оглянулся через плечо и спросил:

– Где?..

В Кучке засмеялись. Франц Георгиевич пошел пятнами. Ох дошутится мальчишка. Ох доиграется.

– В Большом.

– А-ааа, – с удовлетворением протянул Ратленд, – вы доверяете мне дирижировать оперой? Это большая честь для меня. Какой же именно?

– Своей собственной.

– Хм, – отозвался Ратленд, – наконец-то ясность. Но при чем же здесь слухи и вся эта таинственность?.. В чем вызов, дражайший Франц Георгиевич? С удовольствием напишу и поставлю эту оперу, хотя мне и не приходилось раньше работать с человеческими голосами. Со взрослыми, я имею в виду. И за гонорар.

Франц Георгиевич выставил ладонь.

– Пари?

Ратленд, не задумываясь, протянул руку:

– Извольте.

Держа тонкую кисть маэстро в своей, Франц Георгиевич провозгласил:

– Сим подтверждается заключение пари между маэстро Винсентом… не имею чести знать отчества… Ратлендом, дирижером «Ратленд-оркестра», и действительным статским советником Францем Георгиевичем Глебовым, Государственного банка России. Означенный маэстро должен сочинить либретто оперы на итальянском языке и написать к нему музыку к полудню первого сентября нынешнего одна тысяча девятьсот пятого года. Результат будет освидетельствован профессиональной комиссией из трех человек и останется в тайне до постановки оперы (буде комиссия сочтет ее пригодной) в Императорском Большом театре первого октября того же года. Согласны? – Франц Георгиевич уже торжествовал.

Первого сентября? Но сейчас двадцать четвертое августа, семь часов пополудни… В августе 31 день. Следовательно, у него неделя.

– Конечно, – легко и незамедлительно согласился Ратленд, правда, чуть поморщившись, потому что ему надоело держать руку в жаркой хватке действительного статского советника. – Вы могли бы, пожалуй, дать больше времени на постановку… – в зале зароптали, Глебов обвел помещение победным взором, – …вычтя пару дней из срока, выделенного на сочинение либретто и музыки, – закончил Винсент и позволил себе улыбнуться. Могучая Кучка, оценив нерв интриги, снова зааплодировала. – Что же стоит на карте? – поинтересовался дирижер.

– Если вы не напишете и не поставите оперу, если представите произведение, не достойное Большого, то покинете Россию и уедете на все четыре стороны. Об этом мы позаботимся. Если же вы каким-то образом ее напишете и поставите, – Франц Георгиевич хохотнул, – вы наш, русич, весь, с потрохами. Винсент Ратленд, русский композитор и дирижер. И такое в нашей истории случалось. А не хотите пари – так уезжайте. Хоть сейчас. Без всякого позора.

– Каков полет фантазии, – прокомментировал Винсент с определенным уважением. – Похоже, «слухи», с которых вы начали разговор, воистину пугающи. Но я уже согласился и, в свою очередь – пока еще вы столь милостиво разрешили моему имени быть неопозоренным – хотел бы внести в пари ответственность лично для вас, дражайший Франц Георгиевич.

– Для меня?

– Для вас. А то что же получается: я сочиняю, ставлю, рискую своей… музыкальной репутацией, а вы либо позволяете мне быть русичем с какими-то непонятными «потрохами», либо нет? Такого пари я не принимаю.

– Да как вы…

– Справедливо! Справедливо! – зашикали и застучали ботинками кучкари. – Пусть говорит!

– Благодарю, – утихомирил крикунов Винсент, в голове которого неумолимо тикали падающими льдинками уходящие секунды. – В случае если опера будет всем удовлетворительна, то вы финансируете ее постановку лично, не торгуясь и не оспаривая ни расходы, ни выбор исполнителей, которых мне будет угодно в ней занять.

Пауза. Падают льдинки. Ратленд продолжал:

– В случае же если я поставлю спектакль и он окажется успешным, вы пожертвуете пять тысяч рублей дому призрения одиноких и престарелых российских артистов. Если таковой существует. А если нет – …понимаете сами.

Взоры всей Кучки устремились теперь на статского советника. Франц Георгиевич кивнул. В арт-трактире раздался коллективный выдох.

Было велено всем шампанского. Призвали веселого полового Виталика, и тот со смачным хаканьем разбил сцепленные руки, подтверждая заключение пари. Мадемуазель Мари стояла в дверях, словно прибитая гвоздями, и, зажав открытый рот многострадальным платочком, смотрела на маэстро глазами, напоминавшими контурами открытый рот. Ратленд подошел к двери и отдал ей бокал с шампанским. Кучка возбужденно пила и гоготала, а Франц Георгиевич скрылся в темном углу и принялся шептаться с какими-то типами бандитско-антрепренерского вида.

– Вам, конечно, в принципе нельзя холодное и шипучее, мадемуазель, – признал Винсент, – но именно сейчас просто необходимо.

– У вас неполная неделя! Вы знаете итальянский?

– Все приличные музыканты знают итальянский, – заверил арфистку Винсент. – Плюс я неплохо знаю латынь, это может пригодиться.

– Что… что вы будете делать? Ведь это невозможно! Оперу за пять дней! Просто физически записать ноты на бумагу!

Винсент помолчал.

– Милая мадемуазель Мари, не беспокойтесь. Музыка у меня будет. А вот сюжет… – он подумал и повторил: – Что я буду делать? Спать.

С этими словами Ратленд отдал свой бокал Виталику и сделал шаг наружу.

– Стойте! – вскричала мадемуазель Мари и для верности даже ухватила дирижера за рукав. – Да стойте же!

Винсент развернулся.

– Вы… вы где-то поранились! – мадемуазель Мари без церемоний, но трепетно протянула руку с платочком к левой скуле Винсента, дотронулась до пореза и показала ему: – Кровь…

Ратленд забрал у арфистки многострадальный платок, пробормотал что-то об аудировании, по понятным причинам перенесенном на неделю, вложил ей в руку свой платок – чистый – и пошел домой, в Крапивенский. Его ждал камень цвета цин – первая остановка на пути к победе или к поражению.

Либретто: I Due Giovanni

Либретто оперы I Due Giovanni восстановила из немецкого перевода чудом уцелевшей копии итальянского оригинала Мария Федоровна Ордынцева. Эта выдающаяся русская арфистка рассказала своему сыну, что после Октябрьского переворота копию привез в Париж один из скрипачей Большого театра, но кто выполнил перевод на немецкий язык и как он попал к М. Ф. Ордынцевой, неизвестно. Во время бурных событий времен Второй мировой войны немецкий экземпляр пропал из вещей сына Марии Александра, но тем не менее он счел своим патриотическим долгом переслать на Родину и перевод, выполненный матерью, принимавшей участие в легендарной постановке Большого, и принадлежавшие ей ноты. Сам Александр Ордынцев вернулся в Россию после войны при обстоятельствах, не имеющих значения для нашего рассказа.

Музыковеды полагают, что либретто было оформлено втекст литературным отделом Большого театра из пяти страничек набросков автора на итальянском языке и по его устным указаниям: главной задачей композитора в пари была все-таки музыка, а не тексты арий, в написании которых принял участие поэт, величие которого тогда понимали не все. Так же, как и композитор, он подписал свой труд лишь латинскими инициалами – «AB». Ввиду того что перед композитором с инициалами «VR» была поставлена задача написать «настоящую итальянскую оперу», либретто было переведено им же на язык Мандзони[63] и Верди (кроме сцены ссоры Джованни и Чезаре в конце первого акта, написанной по-испански). В лучших традициях итальянских опер действие мало связано с исторической правдой, но так как автор, по-видимому, был достаточно хорошо с ней знаком, опера имеет подзаголовок «Сон в трех действиях».

История создания «Сна» многотрудна, как и его судьба, – что неудивительно ввиду необыкновенной сложности музыки для исполнителей. До наших дней дошли лишь три граммофонные пластинки, хранящиеся в знаменитой Рэдклифф-камере – библиотеке Оксфордского университета[64]; музыковеды уверяют, что состояние пластинок не позволяет их прослушивать. Ноты, переданные Александром Ордынцевым на Родину, покрывают только арфовую партию «Двух Джованни».

В целом опера считается утерянной.

Два Джованни (I Due Giovanni)

Сон в трех действиях (Tragedia lirica in tre atti)

Libretto di AB

Musica di VR

Действующие лица и исполнители: