Александр Юдин - Золотой Лингам

• Название: Золотой Лингам
• Автор: Александр Юдин
• Жанр: Детектив
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-4444-0529-1

На протяжении долгого времени в глухом уголке Тверской области пропадают люди. Молва обвиняет в их возможной гибели таинственного болотного монстра – Хитника. Волею судьбы молодой ученыйвостоковед Горислав, занимаясь поисками исчезнувшего друга, вынужден принять на себя роль частного детектива. Примерно в это же время к Гориславу обращается крупный государственный чиновник, возглавляющий некую Федеральную антисектантскую службу, за помощью в отыскании «мистического» артефакта – Золотого Лингама, похищенного в одном из государств Индокитая и всплывшего теперь в Москве. Однако поиски артефакта очень быстро превращаются в гонку на выживание…

---

– Это калгановая, оборотов семьдесят будет. Ничего – после пива-то?

– Не умничай, я свою меру знаю. Повышение градуса способствует интенсификации мыслительного процесса вследствие расширения коронарных сосудов и увеличения притока крови к соответствующим участкам коры головного мозга. Ну так вот… На чем, бишь, я остановился… Эх, крепка, сатанюга! Сейчас мы ее грибочками… Калгановая, говоришь? Рецепт запиши.

– Сию тайну Прасковья Антиповна унесла с собой в могилу. Но ты отвлекаешься.

– Я отвлекаюсь?! Разве от нее отвлечешься? Плесни-ка еще… Хорошо пошла, курва! Трансцендентально! – как говаривали покойные Иммануил Кант и Веничка Ерофеев. Но – к делу! Итак, вот что мне удалось узнать относительно истории этого населенного пункта…

– Крепись, Таня, – шепотом предупредил Рузанов. – Горислава хлебом не корми, но дай прочесть лекцию. Привык, понимаешь, над несчастными студиозусами изгаляться… Тот еще зануда!

Костромиров достал из потертого кожаного портфеля стопку исписанных мелким каллиграфическим почерком листов бумаги, аккуратно разложил их перед собой на столе, из недр того же портфеля извлек очки, нацепил их на нос, пошарив во внутреннем кармане пиджака, вынул огромную пенковую трубку, не спеша набил ее ароматным голландским табаком, раскурил, медленно и с видимым наслаждением выдохнул первые клубы сизого дыма, утомленно прикрыл глаза, откинулся на спинку стула и… задремал.

Минут через пятнадцать – к тому времени Рузанов с Танькой уже успели убрать со стола остатки ужина и бутылки – он очнулся и, невозмутимо раскурив погасшую трубку, продолжил, заглядывая время от времени в свои записи:

– Основание деревни Ногино покрыто мраком неизвестности, но первое упоминание о ней связано с именем бояр Нагих-Расплюевых, которые владели сей деревенькой издревле и по имени коих она, вероятно, и получила свое название. Однако уже в XVI–XVII веках Ногино твое принадлежало помещикам Тарбеевым. Если верить родословным книгам, первый из оных – некий Мердулатбий мирза Тарбеев – еще в 1340 году при хане Узбеке вышел из Золотой Орды, крестился и был взят на службу к великому князю Симеону Гордому. Один из его потомков – стольник Авраамий Тарбеев – в 1553 году за царскую службу жалуется среди прочего «деревенькой Ногино под выткою над рекою Саблей».

В роду Тарбеевых Ногино оставалось вплоть до 1699 года, когда было отдано в качестве приданого за девицей Иулией, дочерью одного из потомков татарина Мердулата, некоему Прокопию Павлову из детей боярских, то бишь, – дворянину. С той поры оно упоминается только в связи с этой фамилией.

Судя по тому, что в «Ревизских сказках» Ногино с сего момента именуется уже не деревней, но сельцом, здесь был устроен господский дом. Однако крестьян в сельце было не много, большей частью тут жили одни дворовые. Да и само имение большого дохода, видимо, не приносило, ибо пахотных земель к нему было приписано маловато, в основном – сенокосные угодья.

Вместе с тем известно, что в 1762 году помещиком Тимофеем Павловым при усадьбе разбивается небольшой парк с липовой аллеей и беседками, с изрядным прудом, который каждый из последующих владельцев считал своим долгом углубить и расширить, а также и сад, в коем произрастали яблони, вишни и груши для господского обиходу.

О происхождении самих Павловых мне удалось узнать не слишком много: известно только, что они были дворянами Тверской, Костромской и Московской губерний, не из знатнейших, конечно, но и не из захудалых, не из однодворцев. В «Бархатной книге», естественно, не значились, но в губернских родословных книгах писаны были в так называемой шестой части, в числе старинного дворянства, «местного», так сказать, значения. Никто из них, судя по всему, до больших чинов спокон века не дослуживался, на знатных не был женат и не имел богатых поместий. При этом, однако, после 1861 года Павловы твои, в отличие от многих соседей, не разорились и имения не закладывали, то есть вполне по пословице: жили – не тужили, что имели – берегли. Вот так вот…

Что касается до интересующих тебя Прохоровых, то в Исповедной росписи за 1713 год указано, что в Ногино водворен дворовый человек Федька по прозвищу Кособрюх с сыновьями Викушкой двух лет, Савкой – четырех и Прошкой девяти годов, да двумя дочерьми. Об упомянутом Прошке известно, что он сызмальства служил при молодом барине Тимофее Андрияновиче, прошел с ним и всю воинскую службу в качестве денщика, вернулся с оным же в поместье в 1762 году, наплодил детей… Ну, одним словом, он-то и явился прародителем всех тех Прохоровых, что с тех пор неизменно входили в число ближайшей барской дворни.

Вот почти и все сведения, которые мне удалось выудить из документов. Но опять-таки счастлив твой бог – один из Павловых, некий надворный советник Филагрий Иванович, оставил прелюбопытные записки, которые сохранились и впоследствии в 1908 году даже были опубликованы в издательстве С.П. Хитрово. Вот из этих самых записок я и почерпнул некоторые дополнительные факты, которые также готов предоставить в твое распоряжение.

В частности, Филагрий Иванович Павлов упоминает одно занятное семейное предание. Думаю, что как литератора оно тебя непременно заинтересует.

Однако дай мне пару минут отдохнуть, а то у меня во рту пересохло, – прервал сам себя рассказчик. – Нет, пива мне не надо. Водички налейте холодненькой.

Глава 12 ПРОКЛЯТЫЙ БАРИН

Промочив горло, Костромиров продолжил:

– Достойный Филагрий Иванович пишет о некоем наследственном проклятии, якобы тяготеющем над их родом. Будто бы из-за этого самого проклятья в каждом втором поколении Павловых старший наследник непременно лишался разума и заканчивал свои дни в желтом доме. Виновником сего несчастия наш мемуарист считал одного из своих предков, навлекшего беду на последующее потомство собственным безбожием и жестокосердием. Вкратце его рассказ сводится к следующему.

С 1773 по 1819 год, то есть без малого полвека, владетелем сих мест и безраздельным властелином здешних крестьян являлся ногинский помещик Лев Аркадьевич Павлов, отставной секунд-майор. По воспоминаниям его правнука, это был человек нрава крутого, сурового, даже злобного, не привыкший отказывать себе ни в каких прихотях, а кроме того, отличавшийся изрядным сластолюбием. Во всяком случае, при живой супруге он ухитрялся содержать до десятка конкубин, которым был отведен целый флигель его барского дома в Ногино. Конечно, гарем его состоял по большей части из дворовых девок, но около 1800 года очередной жертвой его страсти стала дочь здешнего священника – именем Лизавета (фамилию ее Филагрий Иванович не упоминает), которую старый сатир, вопреки воле родителей, силком умыкнул из дому и почтил званием своей любовницы.

И хотя Льву Аркадьевичу стукнуло к тому времени шестьдесят годков, он умудрился обрюхатить несчастную девицу, и в положенный срок та родила ему двойню – мальчика и девочку.

К сожалению, как их звали, Филагрию Павлову было неизвестно. Во всяком случае, в его записках сведений о том нет, но, забегая вперед, скажу, что, порывшись в документах, я обнаружил метрическую запись о том, что в ноябре 1801 года в сельце Ногино некая вдова Лизавета Храмова произвела на свет сына Савву и дочь Анфису, записанных под фамилией Богдановых.

Тут, друзья мои, мне придется сделать небольшое морфолого-семантическое отступление, – сообщил Костромиров, поднимаясь из-за стола и с наслаждением потягиваясь. – Но прежде я, с вашего позволения, ненадолго отлучусь, ибо мне необходимо проветриться или, как сказано в китайской «Книге перемен», восстановить равновесие и целостность мироздания, вернув животворящей природе то, что ты у нее на время позаимствовал.

Возвратясь через пару минут, Игоревич с удовлетворением констатировал, что теперь «цюань шэн» восстановлено и, попросив Татьяну приготовить ему зеленого чаю, продолжил:

– Итак, я хотел пояснить, как я пришел к выводу о том, что в упомянутых мной документах и в записках Филагрия Ивановича речь идет об одних и тех же людях – поповской дочери Лизавете и ее детях от старика Павлова.

Это довольно просто. Во-первых, тот факт, что Лизавета – дочь священника, со всей очевидностью явствует из ее фамилии – Храмова. Дело в том, что православное духовенство в России было единственным сословием, систематически вводившим в употребление искусственные фамилии. У всех прочих сословий и социальных групп фамилии сформировались в результате естественного исторического процесса, в котором по большей части личные крестильные имена или отчества индивидуумов постепенно трансформировались в наследственные прозвища. Ну или в более редких случаях фамилии возникали от профессий (например, Скорняков) и географических названий, как у тебя, Рузанов. Последнее, кстати, более всего характерно для старинного дворянства. Бывали, конечно, и исключения. Например, в 1725 году бывшему кучеру государя императора Петра Алексеевича – Андреяну было пожаловано дворянство, и в этой связи присвоена фамилия Вожжинский (как вы понимаете, от слова вожжи).