Елена Ярошенко - Визит дамы в черном

• Название: Визит дамы в черном
• Автор: Елена Ярошенко
• Издательство: ЭКСМО-Пресс
• Жанр: Исторический детектив
• Год: 2001
• ISBN: 5-04-008454-4

Нет, это был не сон и не бред… В комнате Марты действительно стояла женщина в черном, в шляпе с вуалью. Было темно, но девушка ее узнала. В день смерти бабушки дама в черном приходила к ним в варшавский дом. Марта была уверена, что именно эта женщина тогда принесла несчастье. И вот теперь уже в Петербурге, появившись ночью в спальне Марты, она передала привет от бабушки и расхохоталась жутким, замогильным смехом. Марта упала в глубокий обморок… «Расстройство нервов» — так отреагировали на рассказ девушки о случившемся ее домашние. И только друг Марты Дима Колычев, студент-юрист, решил разобраться в этой истории. Ясно, что это было не привидение, а некая особа из плоти и крови, которая пыталась Марту напугать. Вот только зачем?..

---

Конечно, было бы гораздо эффектнее — в людном месте, где-нибудь на городской площади, когда богомольный Ведерников выйдет из церкви после службы, подойти к нему поближе и со словами «За мучения трудового народа!» всадить в живот всю пистолетную обойму. Верховский так и видел эту картину — купчина, заливаясь кровью, падает на землю, а народный мститель в лице Вячеслава продолжает безжалостно стрелять в поверженного врага…

Но этот план имел свои недостатки — на площади народу полно, нападающего сразу же скрутят, будет скорый суд и долгая каторга, если не смертная казнь… А на каторгу Верховскому не хотелось. Умирать хотелось еще менее того. К тому же обидно — убить миллионщика и не воспользоваться его деньгами для дела борьбы.

Конечно, можно своей возвышенной гибелью утвердить торжество идеи, как утвердил его Каляев, кинувший бомбу в великого князя Сергея Александровича…

Каляев передавал из тюрьмы на волю красивые письма товарищам: «…Пусть и смерть моя венчает дело чистой идеи. Умереть за убеждения — значит звать на борьбу, и каких бы жертв ни стоила ликвидация самодержавия, я твердо уверен, что наше поколение покончит с ним навсегда…»

Но Верховский не чувствовал в себе подобного фанатизма. Лучше все-таки уйти от наказания и сохранить себя для дальнейшей борьбы, еще так много нужно успеть сделать…

Знакомство с дочерью Ведерникова Варварой оказалось чрезвычайно полезным для планов Верховского. Во-первых, можно было поближе подобраться к ее отцу и собрать все необходимые сведения для грамотного проведения убийства, во-вторых, девчонка оказалась не совсем дурой, и Вячеслав загорелся идеей привлечь ее в ряды эсеров и заставить передать будущее наследство на нужды революции…

Глава 4

— Ну, Петя, обрадовал! — говорил Дмитрий, обнимая на пристани друга, сошедшего с парохода «Диана». — Как хорошо, что ты надумал ко мне в гости. Василий, забери вещи Петра Сергеевича и отнеси их домой. Мы прогуляемся и пообедаем в ресторации. А к вечеру вернемся, и смотри, Васька, чтобы большой самовар был готов!

— Митя, я не хотел бы тебя стеснять и могу остановиться в гостинице…

— Ну вот еще новости! Мы с тобой столько лет делили одну квартиру, жили как родные, а теперь ты вдруг меня стеснишь! Не говори ерунды. Я тут снял большой старый дом, комфорта особого в нем нет, но свободного места — сколько душе угодно. Если хочешь, оборудуем тебе не только спальню, но и кабинет. Я даже согласен уступить в твое пользование свой мраморный умывальник, чтобы облегчить тебе психологические муки перехода от столичной жизни к провинциальной. Насколько я знаю твой характер, тебе понравится в Демьянове. Тут царит такой милый патриархальный уклад во всем, такая уютная простота. Я сначала никак не мог привыкнуть к тому, что весь город знает меня. Например, когда берешь извозчика, он с тобой степенно здоровается, величая по имени-отчеству, и спрашивает: «Домой прикажете везти, ваша милость, или в гости изволите ехать? Сегодня предводитель дворянства справляют именины супруги, так я всех благородных господ к предводителеву особняку вожу…»

Дмитрий Степанович повел друга к главной площади Демьянова, успевая по дороге показывать кое-какие достопримечательности.

— Видишь, вдалеке белеют старые стены с башнями? Это наш Спасо-Демьяновский монастырь, или, как служители церкви его называют, Дамиановский монастырь Спаса Всемилостивого, — гордость всего уезда, по нему и город Демьяновом назван. Я тебя потом свожу туда, это сказочное место. Архитектура потрясающая, настоящая русская старина, фрески древние… Монастырь основан в XIV веке, и большая часть построек сохранилась. Архимандрит отец Антоний — просто чудо, я не встречал человека подобных душевных качеств. Когда ты с ним познакомишься, увидишь, какой он интересный собеседник! И еще с одним иеромонахом тебя познакомлю, с отцом Геронтием, он занимается монастырской библиотекой. Отец Геронтий — мой родственник, но я тебе прежде ничего о нем не рассказывал. Это была моя личная тайна даже от тебя… Ладно, в монастырь мы еще съездим, а пока давай осматривать город. Вон там, налево, высокие ворота с шарами, наш Народный сад. Такой поэтический уголок — гроты, беседки, фонтан, клумбы с яркими экзотическими цветами. И все это уступами с холма спускается к реке. Жаль, посадки еще молодые, но скоро разрастутся — будет райское место. Бонжур, мадемуазель, — Дмитрий на ходу приподнял фуражку, раскланявшись с красивой, модно одетой девушкой. Она кивнула в ответ, но не приветливо, а скорее высокомерно.

— Варвара Ведерникова, дочь местного миллионера. Это ее папаша обустроил Народный сад и собственного садовника присылает засаживать клумбы. В каком-то смысле купец Ведерников — хозяин нашего города. Думаю, две трети горожан, если не больше, работают на него. Причем не только его приказчики, мастеровые и конторщики. На деньги Ведерникова построена больница, где служат врачи и фельдшерицы, гимназия, пригласившая целый штат учителей, на его пароходах ходят по Волге судовые команды…

— Ну и, наверное, самодур, как все уездные богатеи?

— Господи, откуда у тебя такие примитивные взгляды? Ты бы еще про «луч света в темном царстве» вспомнил. Он очень умный человек, хотя и без образования, но с такой, знаешь, мужицкой сметкой, самородок, что называется. Очень богатый. Я бы сказал, он обладает истинктом (Виверра: опечатка) человека, умеющего делать деньги, врожденным практицизмом. И при этом очень несчастливый…

— Ну это — дело обычное. Врожденный практицизм ведет скорее к успеху в делах, чем к личному счастью.

— Ведерников давно вдовеет, жену любимую похоронил еще в молодости, весь свет в окне для него дочь, воистину, луч света в темном царстве. Мы ее видели только что, лучик этот… Сумасбродная девица. Заносчивая. Папеньку своего презирает. У нас в городе ничего утаить невозможно. Как Варвара отцу надерзит, так через час весь наш Демьянов костерит ее вполголоса…

— Я удивляюсь, Митя, ты совсем недавно здесь живешь, а так сроднился с Демьяновом, словно это твоя родина. Наш город, наш сад, наш монастырь… Всего каких-нибудь полтора года назад ты говорил «наш город» о Петербурге и думать не думал забираться в провинцию. Я понимаю, ты болезненно перенес разрыв с невестой, тебе хотелось уединиться где-нибудь в глуши…

— Петька, я всегда говорил, что ты — медведь. Просто Топтыгин какой-то! Не лезь своими лапами в мою душу!

— Ну, не буду, не буду, извини.

— Кстати, мы уже и пришли. Это наш лучший трактир, или ресторация, как называет свое заведение хозяин, господин Бычков, «Гран-Паризьен».

— Да уж, как посмотришь, просто полный паризьен! Штукатурку на фасаде еще лет пять назад ремонтировать нужно было. Не больно-то ваш Бычков старается.

— Фасад, может быть, и не паризьен, а кухня у них тем не менее хорошая. Сейчас узнаем, что сегодня из рыбного, хочу угостить тебя нашей демьяновской стерлядью. Впрочем, и выпечка здесь отменная. Закажем кулебяку с вязигой, пальчики оближешь.

Половой в красной рубахе радостно встретил Колычева и с поклонами провел их с Петром к удобному столу у окна.

— Скатерти какие чистые, не ожидал, — с удивлением заметил Бурмин.

— Сказано же тебе было — паризьен! Тебя-то самого как занесло в наши дикие места? Ты ведь остался при кафедре в университете, я надеялся скоро поздравить тебя с профессорским званием.

— Митя, ты ведь знаешь, что творилось зимой в Петербурге? Такого проклятого года, как нынешний 1905-й, не было в истории России. Какая-то мистика началась еще на Крещение — во время парада одна из пушек, производившая салют, оказалась заряженной шрапнелью и выстрелила в сторону высочайших особ. Государь чудом не погиб. И это было только прологом… Через несколько дней — расстрел толпы у Зимнего… Да и не только у Зимнего — у Нарвских ворот, у Николаевского моста на Васильевском острове, у Троицкого моста на Каменноостровском проспекте — везде стояли войска, имевшие приказ стрелять в демонстрантов. Ты не представляешь, Митя, что творилось в столице! Я сам видел, как войска очищали Невский проспект, на котором и демонстрантов-то не было, а были случайные прохожие и вечные петербургские зеваки, привлеченные необычностью событий… Солдаты двигались цепью по Невскому к Екатерининскому каналу, стреляя в людей и сметая все живое на своем пути. Кругом паника, крики раненых, мечущаяся в ужасе толпа, тела убитых под ногами… Это был такой ужас! По официальным данным, погибло 200 человек, политическая оппозиция считает, что данные преуменьшены. Но ведь и 200 человек убитых, не считая раненых, — это очень много! Государь обвинил во всем князя Святополк-Мирского, полгода назад назначенного министром внутренних дел, и отстранил его от должности… Но пожар уже разгорелся… После январских событий начались волнения по всему городу, в университете в первую очередь. Студенты стали печатать листовки с призывами свергнуть правительство, пошли митинги, и каким-то образом я тоже оказался замешан в беспорядках… Даже сам не понимаю, как меня затянуло в политические дела, обстоятельства так сложились… Не хотелось оказаться трусом или подлецом, в результате стал дураком. В общем, пошли у меня неприятности с полицией, университет пришлось оставить… Отправился я путешествовать по Европам, побывал в Берлине, в Цюрихе, в Женеве. Но, сам понимаешь, средств хватило только на полтора месяца, не с моими доходами длительные заграничные вояжи совершать. Вернулся в Россию, к себе в деревню, в матушкино имение. Сначала наслаждался жизнью — весна, природа пробуждается, только-только листики первые развернулись, а вскоре уже и сады, глядишь, цветут. Матушка не надышится — Петенька, кофейку со сливочками, Петенька, пирожков с грибками, Петенька, курочки откушай! И как-то я быстро заскучал. Как медные тазы с вареньем пошли, так вспомнил, что ты когда-то, в Петербурге еще, мне эти тазы с ягодой пророчил, и думаю, а как там Митя в своей дыре? Вот к кому ехать нужно, хоть собеседник всегда рядом будет. Ты не возражаешь, если я поживу здесь возле тебя, душой погреюсь? Затосковал я над вареньем-то… И вообще, я с января никак в себя не приду, все в каком-то раздрызге… Если мое присутствие тебя стеснит, ты скажи честно, тогда я квартиру найму себе отдельную, на это мне средств хватит. Я теперь взялся статейки в журналы пописывать, нет-нет, гонорар и пришлют. На скромную жизнь в провинции вполне достаточно — здесь, говорят, все дешево…