Андрей Титов - Тайм-аут

• Название: Тайм-аут
• Автор: Андрей Титов
• Жанр: Современная проза

Стас — сын известного хирурга — живет ни в чем не зная отказа. Обучение в медицинском ВУЗ-е прошло на фоне кутежа и праздношатания в компании таких же баловней судьбы. Во время учебы Стас не задумывался об уготовленной ему судьбе медика, но подойдя к рубежу между общим курсом и интернатурой, он начинает сомневаться в правильности выбранного дела. Получив диплом, он решает отдохнуть от всего и съездить в Чикаго в гости к девушке, с которой ведет длительную романтическую переписку. Для отца, уставшего от разгильдяйства сына, это становится последней каплей.

---

— Пойду отолью. — бросает Егор и идет вслед за Биней.

Я вновь подхожу к здоровяку и всматриваюсь в лицо. Никаких сомнений. Наклоняюсь и смотрю в полуприкрытые глаза. Жизни в них примерно столько же, сколько и в тот вечер.

— Как ощущения? — я смотрю в них и ловлю себя на том, что безумно хочу схватить что-нибудь тяжелое и раскрошить башку ублюдку, а затем все остальное в комнате.

Не дожидаясь момента, когда тело начнет действовать помимо воли, я иду в раздевалку, хватаю сумку и как есть, в халате и колпаке, бегу в сторону выхода. В противоположной стороне коридора слышу чей-то оклик. Отъебитесь от меня, сукины дети! Оставьте меня в покое! Оставьте!.. Пожалуйста…

16

У ближайшего мусорного бака я срываю с себя колпак, снимаю халат и выбрасываю все это к чертовой матери. Свежий, лишенный формалиновых и спиртовых миазмов, воздух, как всегда, действует освежающе, по пути я успел немного успокоиться и теперь пытаюсь сообразить, что делать дальше. Не найдя других вариантов, направляюсь домой, где залезаю под одеяло и пытаюсь уснуть. Перед глазами маячит измазанное в крови лицо с грубой щетиной, тревога возвращается с новой силой. Руки дрожат… Пытаюсь вспомнить что-нибудь из курса патопсихологии. «Расслабьтесь, успокойтесь, снизьте образ тревожности»… «Физический комфорт»… «Примите свои чувства, пропустите их через себя»… В голове вновь всплывают воспоминания. Какой же я идиот! Ощущения невыносимые, желчь подступает к горлу… еле успеваю добраться до таза. Рвота сквозь кашель. Примите свои чувства… Это все у меня в голове. Все в голове… Я могу… Снова рвет желчью. «Примите свои чувства». «Примите свои чувства!». Хватаюсь за голову. Что со мной? Вокруг будто выжженная земля. Слезы катятся из глаз… «Примите свои чувства». Я скоро сдохну… Губы сводит в истерической судороге… «Я скоро сдохну!» — шепчу я в четырех стенах… И свет гаснет.

17

Очнувшись после обморока, я чувствую себя значительно лучше. Светлая голова, ощущение странной легкости в теле… Только потолок и стены сохранили угнетающий эффект и давят на сознание. Не в силах сидеть дома, я выхожу на улицу. Фонтанка встречает меня сумрачными отблесками и калдырями на причалах с обеих сторон. Вечер потихоньку вступает в свои владения, вытаскивая на улицы нон-конформистов всех мастей и машины на дороги. Дойдя до Марсового поля, я сажусь на лавочку рядом с молодой парой с коляской. Туристы, спортсмены, гуляки и прогульщики, родители, дети, бабушки и дедушки, все собрались сегодня здесь, наслаждаются безветренной осенней погодой и запахом опадающей листвы. Атмосфера беззаботности действует благотворно. Посидев с полчаса, я было поднимаюсь на ноги, но вдруг понимаю, что совершенно не хочу идти обратно в коммуналку. Не хочу видеть облезлые стены и потолок, не хочу видеть соседей, не хочу иметь ничего общего с этим местом.

Чуть подумав, я достаю телефон и набираю номер.

— Алло. — слышу столь милый сердцу голос.

— Привет, мам. Как дела?

— Привет, Стасик. Все хорошо. Как у тебя, сынок?

— Нормально. Мам… Ты не против, если я приду сегодня? В гости.

— Сына, мы с отцом сегодня идем на фуршет в честь делегации. Может, завтра?

— Может быть. Созвонимся тогда. Хорошо провести время!

— Подожди. А почему бы тебе не пойти с нами?

— Не знаю… А места?

— Отец разберется с местами. Уверена, он будет счастлив.

— Сомневаюсь.

— Что?

— Ничего, извини. Я буду. Во сколько и где?

18

— Позвольте мне произнести банальность. Десять лет — это срок. Десять лет — это новый уровень отношений и новые перспективы. Это отметка, свидетельствующая о взаимном уважении и доверии. Это доказательство взаимовыгодности нашего партнерства. Я хочу поднять бокал за наших коллег из Германии. — Седовласый мужчина лет шестидесяти, слегка поднабравшись к середине вечера, делает изящное па в направлении центра зала, откуда тут же поднимается ответный лес рук с бокалами, — К большому сожалению, коллеги присутствуют здесь не в полном составе, многие из них заняты на производстве и никоим образом не могут быть оторваны сейчас от своего занятия. Но присутствующие сослуживцы обязательно передадут наши наилучшие пожелания и огромное спасибо за труд, который они добросовестно выполняют. Я хочу поднять бокал за искушенных тружеников, благодаря которым наша индустрия развивается, делая людей крепче, здоровее, увереннее в завтрашнем дне и, в конце концов, счастливее. От себя хочу скромно добавить, что надеюсь на дальнейшее сотрудничество наших держав, желаю продолжаться ему без помех и распространяться на другие сферы человеческой жизни. Уверен, нам есть что рассказать друг другу.

Под аплодисменты мужчина отпивает из бокала и спускается к подножию трибуны, где его уже ждет осанистый джентльмен в дорогом костюме. Обменявшись рукопожатием, они, поддерживая друг друга под лопатками, будто старые друзья, идут обратно в зал. Начинает играть музыка и присутствующие возвращаются к тарелкам и застольному общению.

— Ты похудел. — говорит мама. — Замечательно выглядишь.

— Спасибо.

— Чего не ешь? Не понравилось?

— Понравилось. Наелся.

— Не похоже на тебя.

— Свет, не приставай, — одергивает ее отец, — парень говорит, что наелся.

— Уже и поприставать нельзя! Я его столько не видела.

— Успеешь еще. Пойдем, побеседуем чутка. — говорит отец. — Cкоро вернемся.

Мы выходим на террасу и садимся за свободный столик. Вечер выдался прохладный, отчего здесь гораздо свежее и свободнее. Отец ставит прихваченный с собой бокал и смотрит на меня.

— Ну, рассказывай. Как поживаешь?

— Нормально.

— Уверен?

Я вздыхаю.

— Нет.

— Почему?

— Не знаю…

Я смотрю на него, раздумывая, что еще можно к этому добавить, но мыслей никаких. Я и правда не знаю. Я вообще мало что знаю…

Некоторое время мы просто сидим и смотрим друг на друга.

— Ладно, если не хочешь рассказывать, я у тебя кое-что спрошу.

Он не спускает с меня глаз, но взгляд его вовсе не испытующий. Он теплый, спокойный и… ласковый…

— Не надо спрашивать, пап. — говорю я, опуская глаза. — Я все понял. Я нагрубил тебе в тот вечер. Извини. Я растоптал твои надежды, не задумываясь о том, насколько это важно для тебя. Но, пойми, не из-за злого умысла, просто…

Стас, — мягко перебивает отец. — Неужели ты думаешь я не вижу, что медицина — это не твое? Что преемственность для меня важнее, чем счастье собственного ребенка? Сын мой, ты появился на свет не для того, чтобы оправдывать мои ожидания, а чтобы прожить собственную жизнь. Так, как ты сам посчитаешь нужным.

Я смотрю на него в изумлении.

— Тогда… зачем было это все?

— Затем, что мир — это жестокое и опасное место и я не мог отправить тебя в него, не оторвав от сиськи. Вспомни себя полгода назад. Много ли ты знал о жизни? Много ли ты мог предложить обществу? Единственный способ взаимодействия с людьми, которым к середине третьего десятка ты овладел в совершенстве — это выражение лица, словно все кругом тебе должны. С таким подходом, дорогой мой, окружающая действительность очень скоро вытрет тобой задницу и выбросит на обочину к остальным непризнанным гениям.

— Но ты и представить себе не можешь, через что мне пришлось пройти! — я почти срываюсь на крик. Несколько голов поворачиваются в нашу сторону.

— Очень даже могу. — спокойно говорит отец. — Виктор Николаевич — мой старый приятель, так что я довольно подробно осведомлен о твоих успехах. Кстати, он был на моем дне рождения. То, что ты его не узнал, лишний раз доказывает, что единственный человек, которым ты был занят — это ты сам.

— Там было под сотню людей, откуда…

— Виктор Николаевич — человек, к которому я питаю глубокое уважение, он сидел за соседним столом. Более того, он произносил речь. — отец смотрит на меня выжидательно, мне нечего сказать, — Как бы там ни было, — продолжает он, — это уже не важно. Думаю, теперь я готов тебя отпустить. Не могу сказать, что не буду переживать совсем, но теперь, по крайней мере, буду переживать меньше.

Я продолжаю молча смотреть на него, пытаясь сообразить что происходит.

— Мы посоветовались с матерью, и, в общем, желаем тебе хорошо съездить к подруге. — папа достает из внутреннего кармана пиджака конверт и кладет его передо мной.

В недрах банкетного зала начинает играть «Lilac Wine» Джеффа Бакли, мужчины приглашают женщин на медленный танец. Отец поднимается с места, легко хлопает меня по плечу и идет к столу, за которым сидит мама.

Говорят, человек в течении жизни в среднем три раза полностью переосмысляет ценности.

Я открываю конверт — авиабилет с открытой датой и пластиковая карта.