Паоло Бачигалупи - Поп-отряд

• Название: Поп-отряд
• Автор: Паоло Бачигалупи
• Жанр: Мистика
• Год: 2006

Недалекое будущее. Найден эликсир бессмертия, так что люди могут жить практически вечно. Но Земля экологически просто не выдержит разрастания бессмертной популяции. Поэтому в эликсир ввели изменения — принимая его, человек уже не может иметь детей. Но некоторые отказываются от бессмертия ради детей. А это строго запрещено законом. Такие люди репрессируются а их дети уничтожаются. Для этого и существуют «поп-командос», которые проводят зачистки. Главный герой — как раз служит в такой команде. «Попует» людей. Всех этих мам и их детей. Просто снова делает их нормальными людьми…

---

Проскользнув к стеллажам с игрушечными поездами, она выбирает один и ставит на его прилавок. Это яркая штуковина из дерева, вагончики все разного цвета и соединены друг с другом при помощи магнитов.

— О, да, это милая вещица. Мои внуки играли с такими же поездами, когда им было чуть больше года, – говорит старуха, взяв поезд в руки.

Мамаша ничего не отвечает, протянув лишь запястье, чтобы получить сдачу и смотря на поезд. Ее пальцы нервно теребят сине-желтый локомотив.

Я подхожу к прилавку.

— Готов поспорить, вы много таких продали.

Мамаша дергается. Секунду мне кажется, что она вот-вот бросится бежать, но она остается на месте.

Глаза старухи поворачиваются в мою сторону. Невероятно осведомленные глубоко запавшие синие ядра.

— Немного и не сейчас. Сейчас немногие увлекаются коллекционированием такого рода вещей. Не сейчас.

Расчет произведен. Женщина, не оборачиваясь, выметается из магазина. Я смотрю, как она уходит.

— Сорок семь за этого динозавра, если берете, – говорит старуха таким тоном, будто уже знает, что не беру.

Я же не коллекционер.

Ночь. Новые схватки с незаконным материнством. Младенцы – повсюду, выскакивают, как поганки после дождя. Я больше не могу продолжать это делать. Мне даже пришлось покинуть место последнего вызова, прежде чем прибудет команда зачистки. Прервал цепь доказательств, но что мне поделать, если всюду, куда бы я ни пришел, мир детей вспарывает реальность вокруг меня. И дыни, и гороховые стручки, и плодородные матки открываются и изрыгают младенцев на землю. Мы тонем в младенцах. Джунгли, кажется, просто кипят от них – от женщин, прячущихся в чаще пригородов, и, когда я пулей лечу вдоль линий маглайна по своим кровавым поручениям, джунгли тянутся ко мне снизу своими извивающимися побегами.

Адрес той мамаши – на дисплее моей патрульной машины. Сейчас она прячется. Вернулась в свою кроличью нору. Задраила люк над головой и затаилась со своим потомством, воссоединенная с подпольем женщин, решивших скопом убить себя ради того, чтобы иметь возможность ощениться. Вернулась в духоту запертых дверей и обгаженных подгузников, в сообщество матерей, дарящих наборы поездов маленьким созданиям, которые играют с ними – вместо того, чтобы ставить на прикроватный столик и заставлять тебя смотреть на них каждый чертов день.

Женщина-коллекционер. Я удерживаюсь от того, чтобы напасть на нее. Мне кажется, что это будет нечестно. Я должен выждать, когда она совершит свою ошибку, прежде чем шлепнуть ее детей. Но осознание того, что она там, приятно щекочет мои мысли, я снова и снова ловлю себя на том, что тянусь к клавиатуре и начинаю вводить ее адрес в навигаторе.

Но вот приходит очередной вызов, очередная зачистка, и я позволяю себе притвориться, что не знаю о ней, что не проникал в ее норку-укрытие и не могу теперь заглянуть к ней, когда пожелаю. Женщина, о которой мы не знаем – пока еще. Женщина, которая не допустила ошибки – пока еще. Вместо этого я несусь по рельсам на очередной вызов, прорезаясь сквозь верхние ярусы джунглей в тех местах, где они охватили линию, рвусь вершить судьбы женщин, которые были менее удачливы и умны, чем та, которой нравится коллекционировать. Они удерживали меня какое-то время, но в конце, припаркованный над морским берегом, слыша визгливые крики обезьян из джунглей и капли дождя, шпаклюющие ветровое стекло, я вбиваю адрес коллекционерши.

Я просто проеду мимо.

Должно быть, это был богатый дом – во времена до начала изоляции парниковых газов. До того, как мы все забрались высоко в сияющий воздух спиралей и суперкластеров. Но сейчас он существует на самом краю того, что осталось от пригородов. Я удивлюсь, если в доме до сих пор есть электричество и работают любые другие сервисы. Со всех сторон его окружают, охватывают джунгли. Дорога к дому, вдали от маглайнов и служебных магистралей, вся разломана, продырявлена и завалена вторгшимися на нее деревьями. Она умна. Она так близко к диким джунглям, как это только возможно для жизни. Дальше – только путаница теней и зеленая тьма. Обезьяны улепётывают прочь от света, распыляемого во тьму моими фарами. Другие дома вокруг нее уже давно покинуты. Со дня на день они полностью прекратят обслуживать весь этот район, и он зарастет, окончательно поглотится джунглями через пару ближайших лет, когда будут задействованы последние спирали.

Я некоторое время сижу напротив дома и рассматриваю его. Она умна, живя на отшибе. Нет соседей, которые могли бы услышать детский рёв. Но, если подумать, она могла бы быть поумней и уйти в джунгли совсем, и жить там с мартышками, которые тоже не в состоянии удержаться от того, чтобы не плодиться. Похоже, в конце концов, даже эти сумасшедшие дамочки остаются людьми: они не могут покинуть цивилизованный мир. Или просто не знают, как это сделать.

Я выхожу из машины, вынимаю мой «Грейндж» и бью ногой в дверь.

Когда я вламываюсь внутрь, она поднимает взгляд со своего места за кухонным столом. Она даже не удивлена, а лишь выглядит немного поникшей, вот и все. Как будто она всё это время знала, что так произойдет. Умная попалась, как я и говорил.

Из другой комнаты вбегает ребенок, привлеченный произведенным мною шумом. Маленькое кучерявое существо, волосы у которого отросли такие же длинные, как у нее, оно останавливается и пялится на меня. Мы пялимся друг на друга, затем оно поворачивается к матери и карабкается к ней на колени.

— Что-ж, давайте. Сделайте это. – Женщина закрывает глаза.

Я навожу мой «Грейндж», мое 12-миллиметровое ручное орудие. Прицеливаюсь в детеныша. Дамочка обвивает его своими руками. Не получится чисто выстрелить – я прострелю ребенка насквозь и завалю мамашу. Я пытаюсь выбрать другой ракурс, безрезультатно.

— Чего вы ждете? – она открывает глаза и смотрит на меня.

Мы какое-то время пялимся друг на друга.

— Я видел вас в магазине игрушек. Пару дней назад.

Она снова закрывает глаза, покаянно, сожалея о своей ошибке. Ребенка она не выпускает из рук. Я мог бы просто забрать его из ее рук, бросить на пол и пристрелить. Но я не делаю этого. Ее глаза по прежнему закрыты.

— Почему вы делаете это? – спрашиваю я.

Ее глаза снова раскрыты. Она сбита с толку. Я ломаю сценарий, который она прокручивала у себя в голове, наверное, тысячу раз – должна была это делать. Должна была подозревать, что этот день придет однажды. Но вот я здесь, совсем один, и ее ребенок еще не мертв. А я продолжаю задавать ей вопросы.

— Почему вы продолжаете заводить детей?

Она просто таращится на меня. Ребенок извивается на ней и пытается начать кормиться. Она немного приподнимает блузу, и детеныш ныряет под нее. Я вижу свисающие округлости грудей дамочки, эти тяжелые раскачивающиеся молочные железы, на вид гораздо более крупные, чем я помню их по магазину, когда они были скрыты под бюстгальтером и блузкой. Они висят, а детеныш сосет их. Женщина просто таращится на меня. Она на своего рода автопилоте, кормя детеныша последним обедом.

Я снимаю шляпу, кладу ее на стол и сажусь. Кладу на стол и «Грейндж». Просто мне кажется не слишком правильным разносить на куски сосунка во время его кормления грудью. Я достаю сигарету и закуриваю. Делаю затяжку. Женщина смотрит на меня, как смотрят на хищника. Я делаю еще одну затяжку и предлагаю ей сигарету.

— Будете?

— Нет. – дергает она головой в сторону детеныша.

— Ах, верно, – киваю я и ухмыляюсь. – Вредно для новых легких. Я слышал однажды об этом. Не помню, где и когда.

— Чего вы ждете? – Она смотрит на меня.

Я опускаю взгляд на свой пистолет, лежащий на столе. Тяжелый механизм из стали, оружие-монстр. 12-миллиметровое ручное безоткатное орудие «Грейндж», стандартный выпуск. Останавливает обезумевшего наркомана с ходу. Разносит ему чертово сердце, если стрелять правильно. А младенца – буквально распыляет.

— Вы прекращаете принимать реджу, чтобы завести ребенка, верно?

— Это просто консервант, – жмет она плечами. – Они не должны так поступать из-за реджу.

— Но иначе у нас будет чертова проблема с популяцией, разве нет?

Она опять жмет плечами.

Пушка лежит на столе между нами. Ее взгляд скользит от пушки ко мне и снова к пушке. Я затягиваюсь сигаретой. Я могу сказать, о чем она думает, глядя на это старое стальное ручное орудие, лежащее на ее столе. Ей, конечно, не дотянуться до пушки, но она в отчаянии, так что для нее это расстояние может быть гораздо, гораздо ближе. Почти в пределах досягаемости. Почти.

Ее взгляд возвращается ко мне.

— Почему вы просто не покончите с этим?

Теперь моя очередь пожимать плечами. На самом деле, у меня нет ответа. Мне следовало бы сделать снимки и запереть ее в машине, и шлепнуть детеныша, и вызвать отряд зачистки, но вот мы сидим. В ее глазах слезы. Я смотрю, как она плачет. Ее молочные железы и толстые конечности, и ее жутковатая мудрость, происходящая, может быть, от осознания того, что она не бессмертна. Полный контраст с Элис, с ее нежной-нежной кожей и высокими прекрасными грудями. Эта женщина плодовита. Плодородные бедра, груди и живот, окруженные ее захламленной кухней и джунглями снаружи. Пажити жизни. Она кажется частью всего этого, сырым созданием самой Геи[7].