Теодор Моммзен - Моммзен Т. История Рима.

• Название: Моммзен Т. История Рима.
• Автор: Теодор Моммзен
• Жанр: История

Теодор Моммзен. История Рима. — СПб.; «НАУКА», «ЮВЕНТА», 1997.

Воспроизведение перевода «Римской истории» (1939—1949 гг.) под научной редакцией С. И. Ковалева и Н. А. Машкина.

Ответственный редактор А. Б. Егоров. Редактор издательства Н. А. Никитина.

---

К конкуренции в области юрисдикции присоединилась и конкуренция в области законодательной инициативы. Право созывать сочленов и испрашивать их решение принадлежало трибунам уже потому, что без него немыслима никакая ассоциация. Но им было предоставлено это право в очень широком объеме, для того чтобы автономное право плебеев собираться и постановлять решения было законным образом ограждено от всякого посягательства со стороны общинных должностных лиц и даже самой общины. Впрочем, то было необходимым предварительным условием признания прав плебейства, чтобы никто не мог помешать трибунам предлагать на плебейском собрании избрание их преемников и испрашивать у этого собрания утверждения уголовных приговоров; это право было еще особо утверждено за ними ицилиевым законом (262 г. [492 г.]) с угрозою тяжкого наказания всякому, кто перебьет речь трибуна или прикажет народу расходиться. Само собой разумеется, что после этого уже нельзя было воспретить трибуну вносить в плебейское собрание и другие предложения, кроме избрания своего преемника и утверждения своих приговоров. Хотя такие «благоусмотрения массы» (plebiscita) не были настоящими законными народными решениями, а первоначально имели немного более значения, чем решения наших теперешних народных собраний, но различие между народными комициями и совещаниями массы было не более как формальным, поэтому плебеи немедленно стали требовать, чтобы их постановления признавались за автономные решения самой общины, и именно с этой целью был издан ицилиев закон. Таким образом, народный трибун назначался в покровители и в защитники отдельных лиц, в руководители и предводители всех вообще; он был наделен неограниченною судебною властью в уголовных делах, для того чтобы придать его повелениям обязательную силу; наконец его личность была объявлена неприкосновенной (sacrosanctus), так как всякий осмелившийся посягнуть на его особу или на его служителей считался провинившимся не только перед богами, но и перед людьми, достойным смертной казни, как если бы он был законным путем уличен в кощунстве.

Трибуны народной массы (tribuni plebis) произошли от военных трибунов, от которых и получили свое название, но юридически не имели к ним никакого отношения. Напротив того, по своей власти народные трибуны стояли наравне с консулами. Апелляция от консула на трибуна и право протеста со стороны трибуна против консула были, как мы уже ранее заметили, однородны с апелляцией консула на консула и с протестом одного консула против другого и были не чем иным, как применением общего юридического принципа, что между двумя равноправными лицами запрещающему принадлежит первенство над повелевающим. Кроме того, между трибунами и консулами было сходство в том, что те и другие назначались первоначально в одинаковом числе (впрочем, число трибунов было скоро увеличено); те и другие назначались на один год (этот срок кончался для трибунов всегда 10 декабря), и для тех и других была общей та своеобразная коллегиальность, которая предоставляла каждому отдельному консулу и каждому отдельному трибуну всю принадлежавшую его должности власть во всей ее полноте, а в случае столкновений внутри коллегии не предоставляла решения большинству голосов, а отдавала предпочтение слову «нет» перед словом «да». Поэтому, когда трибун что-либо воспрещал, этот протест имел обязательную силу, несмотря на оппозицию товарищей; когда же, наоборот, он сам возбуждал ходатайство, каждый из его коллег мог воспрепятствовать ему. И консулам и трибунам принадлежала полная и конкурирующая уголовная юрисдикция, хотя первые пользовались ею через посредство других лиц, а последние — непосредственно; как при первых состояли два квестора, так и при вторых состояли два эдила 107 . Консулы выбирались, конечно, из патрициев, трибуны — из плебеев. Первым принадлежала более полная власть, вторым — более неограниченная, так как запрещению и суду трибунов подчинялся консул, но запрещению и суду консулов не подчинялся трибун. Таким образом, трибунская власть является копией консульской власти, но тем не менее представляет совершенный с нею контраст. Власть консулов была по своей сущности положительной, а власть трибунов — отрицательной. Только консулы были должностными лицами римского народа, а не трибуны, так как первых выбирало все гражданство, а вторых — только плебейская ассоциация. В знак этого консул являлся публично с подобающими общинному должностному лицу обстановкой и свитой, а трибуны сидели на скамье вместо колесничного кресла и не имели ни официальной прислуги, ни пурпуровой каймы, ни вообще какого-либо внешнего отличия магистратуры; даже в общинном совете трибун не только не председательствовал, но даже вовсе не заседал. Это замечательное учреждение, как видно, самым резким образом противопоставляло безусловному приказанию безусловное запрещение, и распря как бы смягчилась оттого, что вражда между богатыми и бедными была облечена в законные формы и урегулирована.

Но какая же была польза от того, что единство общины было уничтожено, что ее должностные лица были подчинены контролю такой нетвердой власти, которая зависела от всякой мгновенно вспыхивающей страсти, что в самую опасную минуту правительственная деятельность могла быть парализована одним словом какого-нибудь из восседавших на противоположном троне вождей оппозиции, что уголовное судопроизводство, предоставленное всем должностным лицам противных партий, было как бы законным порядком перенесено из области права в область политики и навсегда искажено? Правда, хотя трибунат и не оказал непосредственного содействия политическому уравнению сословий, он все-таки сделался могущественным орудием в руках плебеев, когда они стали добиваться доступа к общинным должностям. Но не в этом заключалось настоящее назначение трибуната. Он был учрежден благодаря победе не над политически привилегированным сословием, а над богатыми землевладельцами и капиталистами; он должен был доставить простолюдину дешевое правосудие и более соответствующее его интересам финансовое управление. Этой цели он не выполнил и не мог выполнить. Трибун мог воспрепятствовать некоторым отдельным актам несправедливости и вопиющей жестокости, но зло заключалось не в неточном исполнении справедливых законов, а в том, что сами законы были несправедливы, а как же мог бы трибун постоянно приостанавливать законное отправление правосудия? Если бы даже он и мог это делать, все-таки это не принесло бы большой пользы, пока не были устранены причины обеднения — несправедливое обложение налогами, плохая кредитная система и бессовестный захват государственных земель. Но отважиться на это не смели, очевидно, по той причине, что богатые плебеи не меньше патрициев были заинтересованы в этих злоупотреблениях. Поэтому была создана такая магистратура, которая бросалась в глаза простолюдину тем, что могла оказать ему немедленную помощь, но которая не была в состоянии произвести необходимую экономическую реформу. Она вовсе не служила доказательством политической мудрости, а была плохим компромиссом между богатою знатью и не имевшей предводителей массой. Утверждали, будто народный трибунат предохранил Рим от тирании. Если бы это и было правдой, то все-таки это не имело бы важного значения; перемена формы правления сама по себе еще не составляет несчастия для народа, а для римлян несчастием было скорее то, что монархия была введена слишком поздно, т. е. после того как физические и душевные силы нации истощились. Это утверждение неосновательно уже и потому, что италийские государства так же постоянно были избавлены от тиранов, как было постоянно появление тиранов в эллинских государствах. Причина этого заключается просто в том, что тирания повсюду бывает последствием всеобщей подачи голосов, а италики дольше греков не допускали в общинные собрания граждан, не имевших оседлости; когда Рим отступил от этого правила, не замедлила появиться и монархия; ее появление даже находилось в связи с трибунской должностью. Никто не станет отрицать, что народный трибунат принес и некоторую пользу, так как он указал оппозиции законные пути и предохранил от многих несправедливостей; но даже тогда, когда он был полезен, он шел совсем не к той цели, для которой был учрежден. Смелая попытка предоставить вождям оппозиции конституционное veto и наделить их достаточной властью для исполнения их воли была сделана за неимением лучшего способа достигнуть цели; но она в политическом отношении выбила государство из его колеи и затянула социальную неурядицу посредством бесполезных паллиативных мер.

Между тем организовали гражданскую войну, и она пошла своим путем. Партии стояли лицом к лицу, как перед битвой, каждая под командой своих вождей; одна сторона стремилась к ограничению консульской власти и к расширению трибунской, а другая — к уничтожению трибуната. Для плебеев служили орудиями: обеспеченная законом безнаказанность неподчинения, отказ становиться в ряды армии для защиты отечества, иски о наложении штрафов и наказаний, в особенности на тех должностных лиц, которые нарушали права общины или только ей чем-либо не угодили; юнкерская партия со своей стороны прибегала к насилиям, к соглашению с врагами отечества, а при случае и к кинжалу убийц; на улицах дело доходило до рукопашных схваток, и обе стороны посягали на личную неприкосновенность должностных лиц. Немало гражданских семей, как рассказывают, эмигрировало, для того, чтобы искать в соседних общинах более покойного места жительства, и этому нетрудно поверить. О мощном гражданском духе народа свидетельствует не то, что он ввел у себя такое государственное устройство, а то, что он его вынес и что община осталась цела, несмотря на самые сильные внутренние потрясения.