Дмитрий Полковников - Опытный кролик

• Название: Опытный кролик
• Автор: Дмитрий Полковников
• Жанр: Альтернативная история

Кролики бывают опытные, неопытные и подопытные. Если неопытные не хотят усваивать уроки, то они рано или поздно становятся подопытными. В этом случае помочь сможет только опытный кролик.

Вот и Саша Панов стал таким кроликом. Как обычно пришел домой поздно. Завис часа на три на историческом форуме. Скормил себе грамм триста неплохого «вискаря», читая на экране монитора очередную книгу «про разгром сорок первого» и сверяя на электронной карте показания и положения сторон. Со словами «полный бред» решительно вырубил компьютер, пошел спать… а очнулся в сорок первом году.

---

Люди, ходившие в лаптях и пахавшие сохой, стали неумелыми рабочими. Их дети — мастерами. Следующее поколение — инженерами, а дальше так случилось, что нарожали, выкормили и вырастили они «гуманитариев», твердящих про «потерянное поколение» и плачущие, что не досталась им та, былая и «счастливая» крестьянская доля. Круг замкнулся, но что-то в деревню массы не едут.

«Как хочешь. Ты умная девочка, но что есть у нас, то есть. И был у вас такой человек, дедушка Пилсудский, после смерти которого, пошло в Польше все наперекосяк. И не оставил вам преемника».

Майя неожиданно успокоилась. Ой, Ненашев, как ты не прост!

Да, так и шли у них дела перед проклятой войной. Отец, придя с похорон маршала, все сокрушался: ждут Польшу плохие времена. Никто не станет думать о державе. Продажные политики передерутся и погубят страну.

Когда ухаживания становились слишком назойливыми, она, как броней, прикрывалась нежданным мужем. Перед взглядом ее майора сдувались все. Конечно, с таким-то лицом. Просто памятник на пьедестале. Вот возьмет и скажет, как у этого, русского Булгакова: «Пошто боярыню обидел, смерд?» [534]

Она неожиданно представила Ненашева своим импресарио в Варшаве. Великолепно. Самый верный способ стать единственной примадонной Польши. Остальных Ненашев испепелит взглядом или превратит в каменные статуи.

Панов, глядя на ее насмешливое лицо, криво улыбнулся. Потому как, никто пока не умер, все еще живы, все, все.

*****

Примерно так все длилось до одиннадцати, а потом, со словами «нам пора», Ненашев пресек все разговоры и увел ее из красивого зала.

Внизу их ждали. Знакомый шофер и солдат, который тогда приходил с Максимом чинить забор, но в новом обмундировании, щегольской фуражке и наганом в кобуре. Медаль саперу не дали, но зато дали отпуск. Но не это главное, в машине сидела ее мать с каменным выражением лица.

Ближе к полуночи подали поезд, и на вокзале началась большая суета. Освещения было мало, и в поисках своего вагона люди метались в один конец состава, в другой… [535]

— Всем стоять! Дайте дорогу! — прогудел почти над ухом Майи чей-то голос.

Между ними внезапно возник оцепленный коридор, по которому люди в синих фуражках пронесли один, а затем второй тяжелый ящик.

«Вывозят картотеку, — проводил их глазами Ненашев, — Все же нашлись в Бресте разумные люди».

Первую директиву, связанную с войной, в НКГБ СССР Меркулов отдаст в воскресенье, в девять часов десять минут [536].

Однако, в пассажирский поезд чекисты ничего грузить не стали, а проследовали куда-то дальше, к эшелону с одним пассажирским вагоном и паровозом, видимо, сейчас набиравшим воду.

«Ай-яй-яй, Панов. Ты этого не учел, верно?»

Ненашев нахмурился. Да чтоб они лопнули со своей вечной секретностью! Все, что связано с картотекой госбезопасности, тайна покрытая мраком. Хотя, не верно — молчи-молчи и юли-юли.

Авторитетный ветеран КГБ города Бреста в газете утверждал, что вывез архив старший лейтенант, но герой был убит бомбой [537].

Представитель обкома в докладной записке 41-го года отписал, что сотрудник и следовавший с ним товарищ грохнуты их группой лично. Обознались, приняв за фашистских диверсантов [538].

Но расстрелы по захваченным спискам немцы в июне повели. Ликвидировали негласную агентуру чекистов, больше трехсот человек, обнаружив бумаги в одном сейфе.

За несданные в секретную часть перед отпуском документы офицера серьезно наказали. До конца войны в «архипелаге» он чем-то руководил в лагере. Саша не придумывал, цитируя газетный текст.

Ну что же, конвой в вагоне должен испугаться, но большей частью уцелеть.

Отменить нападение поляков на эшелон нельзя.

Как иначе? Нарушится цепочка старательно выстраиваемых им «случайных» событий. «Бить по траве, чтобы вспугнуть змею» или как за счет одного процесса вызвать другой, машинально вспомнил Панов стратагему из китайского трактата.

Размен тридцать человек на, примерно, двадцать тысяч еще оставшихся в крепости и городе. Панов считал всех — и военных и гражданских. Неплохо, если из города успеет уйти хотя бы половина.

«Богу привет и привет Сатане», именно так. За два тысячелетия сознательной истории человечества суть войны не менялась. Даже мировая гармония стоит слезинки ребенка, и не надо перевирать то, что бормотал Алеша Карамазов, герой Достоевского, закончив словами «Я тоже хочу мучиться».

А как еще? Панов вздохнул, вчера разведка положил на стол Сталина шифродонесение резидентуры НКГБ из Лондона: Черчилль планируют нанести бомбовый удар по нефтепромыслам в Баку [539]. Десятого мая самый высокопоставленный официальный сумасшедший рейха Гесс выбросился с парашютом над Англией. Так чему же верить?

****

У входа в тамбур Майя растерянно обернулся. Почему все так?

Прощальный поцелуй стал слишком официальным. Нет, просто дежурным. Какие сухие губы у Максима. Она старалась держаться бодро, а он, наверное, не замечал, что творится в ее душе. Никто из них не улыбался. А так хотелось уткнуть нос в воротник его гимнастерки, стремясь надышаться родным запахом на все время разлуки.

Но мама лишь благожелательно кивнула. Она радовалась, что Майя, наконец-то, перебесилась, хотя бы так обретя мужа.

— Отправление, граждане, — предупредил проводник.

Поезд двинулся, поплыло окно, оставляя на перроне какого-то сердитого Ненашева, потом огни исчезли. Темнота, словно и нет ничего в мире, кроме вагона, идущего на восток.

Майя с ненавистью посмотрела на свое взъерошенное отражение в темном стекле вагона. Она находилась в смятении от того, что все события последних дней промелькнули с пугающей быстротой, и тут же, неожиданно для себя, всхлипнула и заплакала. Было жаль и погибшего в проклятом городе отца, и своего недолгого счастья, будто навсегда оборванного этим коротким прощанием.

В два часа ночи поезд прибыл на станцию Береза-Картузская, где простоял чуть ли не час. Потом осторожно двинулся вперед, и людям открылась жуткая картина.

Рядом, на разъезде, догорали два пассажирских вагона.

Свет пламени высвечивал какие-то обломки, разбросанные вещи и выложенную на земле небольшую линейку из человеческих тел. Крушение? Диверсия?

— Граждане пассажиры, прошу без паники. Немедленно отойдите от окон! — чуть не закричал проводник. Он сам не понимал в чем дело.

Поезд «Москва-Брест», в котором возвращался из отпуска начальник погранотряда майор Ковалев, обстрелял неизвестный самолет. С ближайшей станции Ивацевичи начали звонить в дорожный отдел милиции на Брестском вокзале, но связь прервалась.

Глава двадцать восьмая или «нет в моем сердце зла». (22 июня 1941 года, воскресенье. Осталось 4 часа 10 минут)

В десять часов вечера в батальон Ненашева приехала кинопередвижка.

С полуторки сгрузили небольшой экран, диагональю чуть больше двух метров. Укрепили его на двух воткнутых в землю штангах и сверху, наверно для контрастности, натянули брезентовый кожух. Кино-то показывали из кабины, стоящего за ним автомобиля. Два «марсианских» треножника с установленными динамиками расставили по бокам.

Зрителей малый размер «простыни» не смущал. Собралось на «сеанс» множество. Кто-то догадливый засел рядом с машиной. Не страшно, что герои сражаются левой рукой, главное сюжет.

Одно название картины гарантировало аншлаг. Странно, но почем-то не видно местных жителей. Когда кино привозили в прошлый раз, белели среди защитной формы их платки и рубахи. Не знали они, что в эти минуты селяне закапывают ценное имущество глубоко в землю.

Чипсов и колы не было, как и последнего ряда для поцелуев. Но почему-то и семечками в карманах сейчас по сторонам не плевались, а завороженно смотрели на экран.

«— Вставайте, люди русские! На славный бой, на смертный бой!».

В ответ на гремевшую песню люди в домотканой белой одежде, в высоких шапках, вылезали из ям и землянок, куда загнала их вражья сила. Согласно кивая, слушали воеводу, и под слова «за отчий дом, за русский край» шли на войну. Жены, матери, дети смотрели вслед. Нет, не все.

Вот совсем подросток, мальчик, схватил топор и ушел вслед за ополчением. Ручеек ушедших на битву с проклятым ливонским орденом постепенно превращался в людскую реку. Простые новгородцы, а не бояре, шли к Александру Невскому. А он с дружиной входил в город под красным знаменем.

То, что знамя и плащ у князя обязательно красные, знали давно, пусть это и черно-белый фильм.

«На родной Руси не бывать врагу!».

Иволгин удивленно наблюдал, как затих всякий разговор. Чуть ли не с открытым ртом, завороженно, люди смотрели в экран.

Мало того, кто-то встал от возбуждения, словно готовясь немедленно пойти под знаменем князя биться с псами-рыцарями Тевтонского ордена за русскую землю.