Анна Федорец - Савва Морозов

• Название: Савва Морозов
• Автор: Анна Федорец
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-235-03627-7

Имя Саввы Тимофеевича Морозова — символ загадочности русской души. Что может быть непонятнее для иностранца, чем расчетливый коммерсант, оказывающий бескорыстную помощь частному театру? Или богатейший капиталист, который поддерживает революционное движение, тем самым подписывая себе и своему сословию смертный приговор, срок исполнения которого заранее не известен? Самый загадочный эпизод в биографии Морозова — его безвременная кончина в возрасте 43 лет — еще долго будет привлекать внимание любителей исторических тайн. Сегодня фигура известнейшего купца-мецената окружена непроницаемым ореолом таинственности. Этот ореол искажает реальный образ Саввы Морозова. Историк А. И. Федорец вдумчиво анализирует общественно-политические и эстетические взгляды Саввы Морозова, пытается понять мотивы его деятельности, причины и следствия отдельных поступков. А в конечном итоге — найти тончайшую грань между реальностью и вымыслом. Книга «Савва Морозов» — это портрет купца на фоне эпохи. Портрет, максимально очищенный от случайных и намеренных искажений. А значит — отражающий реальный облик одного из наиболее известных русских коммерсантов.

---

Морозовы-младшие обучались чтению и письму, Закону Божию и арифметике; знакомились, как это было принято во второй половине XIX века, с лучшими произведениями русской и иностранной литературы. Кроме того, они изучали, по меньшей мере, три иностранных языка. Главным из них являлся, безусловно, английский. Его мальчики должны были знать в совершенстве, так как их отец закупал у англичан оборудование для фабрики и часть сырья. Обучение «аглицкому» языку проходило под руководством гувернера-англичанина. Вторым языком, который осваивали братья Морозовы, стал язык светского общения — французский. Для этого они брали уроки у «мадам-француженки». Изучая его, купцы делали реверанс в сторону аристократии, которая вот уже более века использовала французский в повседневной жизни и владела им едва ли не лучше, чем русским. Примерно в это же время богатое купечество, желая укрепить свое общественное положение, начало устанавливать брачные связи с разоряющимися дворянскими семьями. И, наконец, третьим языком, который мальчики изучали, был немецкий. По свидетельству купеческой дочери В. П. Зилоти (урожденной Третьяковой), немецкому языку мальчиков Морозовых, «покуда они не подросли», учила гувернантка-немка, которую на русский лад звали Кларой Ивановной. Это была «…краснощекая, черноволосая, немолодая баварка, говорившая, нам казалось, грубо и нас все время останавливавшая и критиковавшая… Клара Ивановна часто принимала за чайным столом касторку «для сохранения цвета лица».[38]

Вероятно, набор предметов, изучаемых Саввой и Сергеем Морозовыми, был намного богаче простого знакомства с иностранными языками. Вполне возможно, в него входили экономика, география, история и т. п. К сожалению, доподлинно об этом ничего не известно.

В освоении наук маленький Савва проявил несомненные успехи. Если предмет был ему интересен, он, как говорится, схватывал всё на лету. «Читать-писать научился неожиданно для родителей быстро… Задачи решал быстро, сочинения писал с маху, без раздумий».[39] Из языков хорошо освоил английский: Тимофей Саввич, хотя и был за интерес к заграничным достижениям прозван «англичанином», английского языка не знал и поэтому поручал сыну писать за него деловые письма. А вот немецкий язык, который, видимо, был ему неинтересен, Савва Тимофеевич освоил далеко не в совершенстве. Так, во время первой заграничной поездки в 1878 году, когда семейства Морозовых и Крестовниковых были в Саксонской Швейцарии, у семнадцатилетнего Саввы возникла необходимость вступиться за одну из спутниц, М. А. Крестовникову, оскорбленную поведением пьяного немца. Сама Мария Александровна (в замужестве Гарелина) через несколько лет после этого вспоминала: «Савва, весь бледный и дрожащий, очутился моментально между мною и им и, не зная хорошо по-немецки (курсив мой. — А. Ф.), тем не менее ужасающе стучал по столу и объяснял что-то ошеломленному немцу».[40]

С ранних лет у Саввы Тимофеевича проявился твердый, строптивый и независимый характер. Он был одинаково самостоятелен как в суждениях, так и в поступках. Когда Савва считал себя правым, он мог надерзить старшим. «С домашними учителями, будь то мадам-француженка, гувернер-англичанин или законоучитель-священник, спорил, даже ссорился». Не отличался он и церковным благочестием: «На церковных службах вертелся как бесенок, петь в хоре отказывался, дома после молебнов руку батюшке целовать не хотел: «Противная она, волосатая». То же нежелание покоряться чьей бы то ни было воле Савва проявлял вне учебы. «Бывало, возвращаясь из «казаков-разбойников» в синяках и ссадинах, но всегда без единой слезинки, мальчик не отвечал на материнские расспросы: «Кто тебя обидел?» Молча шел в угол, беспрекословно становился коленками на горох… Если случалось заслужить порку… прощенья никогда не просил».

Савва и Сергей очень дружили между собой. Крепкий телом и духом, способный к учению, энергичный и своенравный, как его отец, Савва был гордостью Тимофея Саввича. Купец любил сына и пестовал его, как мог, впрочем, особенно не балуя. «Тим[офей] Сав[вич] кого больше любил, на того тем чаще ворчал, и Савве доставалось вдоволь». В отличие от старшего брата Сергей обладал слабым здоровьем, а когда подрос, в нем обнаружилась болезненная мнительность. «По здоровью он был слаб, вследствие чего часто впадал в хандру»[41] — так описывала Сергея Тимофеевича купеческая дочь М. А. Гарелина (урожденная Крестовникова). Возможно, именно из-за постоянно одолевавших его хворей младший сын стал любимцем матери. В отличие от норовистого Саввы Сережа в детстве был ласков, уступчив, застенчив, но временами истеричен.

Детство Саввы Тимофеевича прошло в Москве, в старинной, доброй, колокольной ее сердцевине. Точнее, на том месте, где один из многочисленных переулков Китай-города — Большой Трехсвятительский — взбирается на крутую Ивановскую горку, встречаясь там со своими собратьями — Подкопаевским и Хохловским. Усадьба, где жили Морозовы, по купеческому обыкновению была записана на хозяйку — Марию Федоровну Морозову. По словам современников, она выглядела как «великолепный дворец с серебряным фонарем у Яузского бульвара», который предыдущий владелец «купил в развалинах у какого-то князя», восстановил «самым безобразно-роскошным манером» и «при какой-то заминке в делах продал Т. С. Морозову».[42] Прекрасное описание усадьбы оставил Н. А. Варенцов: «Невдалеке от Ивановского монастыря, по Трехсвятительскому переулку и примыкающим к нему другим путаным переулкам, находилось большое владение Т. С. Морозова, огороженное каменной стеной с железной решеткой, с тянущимся по косогору садом, над куполами деревьев виднелся красивый особняк, в котором жили хозяева дома». В этом особняке располагалась крупнейшая в Москве моленная белокриницкого согласия — моленная Тимофея Саввича Морозова, освященная во имя Святого Николая Чудотворца. Она существовала с 1856 до 1905 года, когда старообрядцам запретили строить новые церкви, а престолы прежних «запечатали» — не позволили проводить в них богослужения.

Масштаб морозовского владения впечатлял. Оно занимало огромную территорию — от Подкопаевского переулка до Покровского бульвара. Помимо главного хозяйского дома, в него входил целый ряд домов, пристроек, конюшен, каретных и дровяных сараев, имелась даже оранжерея. «В подвале Т-образного дома со светлыми большими окнами располагались кухни и жила обслуга — кухарки и прачки. Кушанья и все необходимое господам подавалось наверх ручным лифтом. На третьем, получердачном этаже жили горничные, там стоял огромный бак для воды… Вход в главный дом находился с восточной стороны посередине фасада. На верхние этажи вела широкая чугунная лестница. Внутренние покои главного дома делились на парадную и жилую половины».

Непосредственно к хозяйскому дому примыкал «тенистый, немного под горку расположенный сад».[43] По словам правнука Тимофея Саввича, Г. Н. Листа, «…на всей морозовской территории было много жимолости, сирени. Было много птиц, зимой снегирей».[44] А с верхней террасы сада открывался великолепный вид на московские крыши, сады и улицы. С балкона главного дома можно было даже увидеть Кремль, «…в то время еще почти не заслоненный многоэтажными постройками».

Иными словами, детям было где порезвиться, и для этого они могли даже не выходить за пределы родительского владения с его размеренным купеческим бытом. Тем более что за этими пределами кипела совершенно иная жизнь…

Владение Тимофея Саввича Морозова располагалось близ Хитрова рынка или, в просторечии, Хитровки. Здесь обитали представители общественного дна: бродяги, пьяницы, воры, уголовники, проститутки. Если кто становился обитателем местных трущоб, в нормальное общество он уже не возвращался: Хитровка затягивала. Атмосфера была соответствующая. «Страшные трущобы Хитровки десятки лет наводили ужас на москвичей». По свидетельству известнейшего московского журналиста, «короля репортеров» Владимира Алексеевича Гиляровского, избавиться от этой напасти никак не удавалось. Даже несмотря на то, что «с одной стороны близ Хитровки торговая Солянка с Опекунским советом во главе, с другой Покровский бульвар и прилегающие к нему переулки… сплошь были заняты богатейшими особняками русского и иностранного купечества. Тут и Савва Морозов, и Корзинкины, и Хлебниковы, и Оловянишниковы, и Расторгуевы, и Бахрушины, и Бардыгины, и Вогау, и Марк, и Банза… Владельцы этих дворцов возмущались страшным соседством, употребляли все меры, чтоб уничтожить его, но ни речи, гремевшие в угоду им в заседаниях думы, ни дорого стоящие им хлопоты у администрации ничего сделать не могли. Были какие-то тайные пружины, отжимавшие все нападающие силы, — и ничего не выходило. То у одного хитровского домовладельца рука в думе, то у другого в канцелярии генерал-губернатора, то третий занимает важное положение в делах благотворительности».[45] Хитровка была уничтожена лишь после прихода советской власти, взорвавшей самые основы общественного устройства.