Георгий Лосьев - Рассказы народного следователя

• Название: Рассказы народного следователя
• Автор: Георгий Лосьев
• Издательство: Западно-Сибирское книжное издательство
• Жанр: Детектив
• Год: 1964

Повесть «Принципиальность», основанная на документально-историческом материале и открывающая книгу Георгия Лосьева, рассказывает о чекистах-дзержинцах, которые в своей борьбе против врагов революции умели быть гуманными и справедливыми, карая только тех, кто действительно был опасен советской власти.

«Рассказы народного следователя» уже известны по книге «Самоубийство Никодимова».

---

Мы вытащили раненого в кухню. Ему было лет под пятьдесят. Лицо его, густо заросшее рыжей, с проседью, бородой, кривила боль и ярость.

– Ну, здорово, волк! – весело, словно старому приятелю, сказал Дьяконов. – Вот и свиделись! Узнаешь? Куда пришлось-то?

Рыжебородый, ощерив зубы, прохрипел:

– Фарт вам, сволочи!

– Куда ранен?

– В брюхо… Под вздох… Три, кажись… Да руки… обеи. Сдохну…

– Вылечим, Захар! Еще поговорим. У нас с тобой есть о чем…

– Уйди, дьявол, падла коммунная!

Сизых вдруг сник, замолк и лежал неподвижно, полузакрыв глаза…

– Доктора, Климов! Скорей доктора! – тревожно склонился над рыжим Виктор.

В коридор и в кухню набились люди, привлеченные перестрелкой. Двое побежали за медициной. Кто-то стал перевязывать окровавленное лицо Дьяконова…

Врач и санитары медпункта наскоро перебинтовали бесчувственного рыжебородого вынесли и стали укладывать в розвальни. Столпившиеся в коридоре повалили на улицу, окружили сани, всматривались в лицо Сизых, переглядывались…

– Признаете, граждане-товарищи? – иронически взглянул на толпу Климов. – Он, он самый! Постарел малость, а все он – его благородие. Крюковский зятек…

Кто-то отозвался:

– Расшиби меня громом – впрямь: Захарка Сизых, паралик его задави!

И загалдели все:

– Мотри, когда пожаловал сызнова!

– Знат, рыжий пес, иде жареным пахнет!

– Известно – учуял.

– И как вы ево раскопали, товарищи?!

– Здорово он тебя, товарищ палномоченный, погладил? Ты езжай сам, скорея, на перевязку – може отравлены жеребья? Така стерва все могет!

– А вас, гражданин следователь, не заменило?

– Айдате ко мне, товарищи: я рядом живу, обмоетесь и бинты найдем!

– Лучше ко мне: промыть щеку-то шпиртом. У меня шпирт есть, и самовар баба недавно приставила.

Я слышал эти идущие от сердца слова скупой мужицкой ласки и думал: теперь набата не будет. Нет, не будет набата!

А Виктор Павлович шутил:

– Спасибо, спасибо! Ничего, обойдется. На мне, как на собаке, – полижу и заживет. Вот только старуха не поверит подумает, что воскресенские девки ободрали. Говорят, у вас девки бедовые!

Розвальни скрылись за поворотом. Мы вернулись в дом. Климов остался с нами.

– Разверни сверток-го, Арсентий! – обернулся Дьяконов, собиравший полу сгоревшие документы, сидя на корточках возле печки.

В свертке сказалось девять разобранных винтовок. Приклад десятого ствола валялся на подоконнике…

– Арсентий, сыпь в сельсовет. Тащи сюда вашу власть да Тихомирова… А мы тут бумажками займемся…

Климов ушел. Бумажки оказались очень интересными. Это были обгоревшие по краям «удостоверения личности», заменявшие тогда паспорта, с алтайскими штампами и печатями.

– Кайгородовщина? А, Виктор?

– Черт его знает! Может и добытинский посланец… Откровенно говоря, не думал, что из Захарки Сизых выйдет «посол» Считал его просто зауряд-бандитом…

– Давно ты его знаешь?

– Да, чтобы не соврать, с двадцать второго. Я тогда на Алтае работал. Оперативником. А Захарка разбойничал. Резал коммунистов, жег аилы, угонял стада… «Штаб» его бандешки помешался в «поместье» Степки Поливанова – папаша Федькин. Был такой скотопромышленник… Сизых – брат супружницы старшего Поливанова и зятек местного Крюкова. Родом-то он «тутошний»… Воскресенский. Здесь его многие знают. Вот оно, Гошенька, как переплелись люди и годы… Эта встреча с Захаркой – третья по счету. В первый раз ушел Захар с моей пулей в ягодице. Второй раз – я в больнице три месяца провалялся. А Захар сгинул. Рассказывали, что подался в Монголию… До поры, до времени. Но вот, видимо, и пришла пора… С родных мест жареным потянуло… – Дьяконов выглянул в окно. – Ага! Наши едут. Ну, давай быстренько запротоколим всю эту историю и поедем Федьку допрашивать… Ох и возмужал, гаденыш! По первому взгляду и не узнаешь!

Допрос Федьки длился всю ночь…

Я слушал ровные, бесстрастные вопросы Дьяконова и сбивчивые, путаные и трусливо-слезливые ответы Федьки… И передо мной одна за другой вставали картины, словно вызванные к жизни из повести далеких времен… Тысяча девятьсот двадцать второй год. Затерявшееся в предгорьях алтайских белков, среди необозримого моря пастбищного травоцветья, поместье богатейшего скотопромышленника Поливанова, где председателем сельсовета бывший полицейский урядник. И царит над этой «советский властью» Степан Поливанов. «Сам». Суров и жаден вдовый скотопромышленник. Большая у него семья, воспитанная в страхе божьем, а в семье нелюбимый сын – десятилетний Федька. Золотушный, веснушчатый, болезненный и трусливый. Папаша бьет нелюбимого походя, и Федька платит папаше трусливой злобой…

Ночью приезжают в аил темные люди с винтовками за плечами. Люди пахнут конским потом, гарью пожаров и кровью… Они пригоняют тысячные стада овец и в поливановском кабинете, обставленном монгольской мебелью с резными драконами, слюнявят беленькие червонцы, те, что на полтинник дороже царского золота… Потом люди, пахнущие кровью, неслышно исчезают, а по безвестным горным дорогам тянутся в разные концы края бесконечные вереницы баранов, тавренных новым клеймом – буквой «П»…

Но… всему приходит конец. Наступает однажды роковая ночь. Трещат винтовки и револьверы, бухают ручные гранаты… Утром свалившиеся с гор другие люди, в суконных шлемах со звездой, стаскивают в кучу трупы, перекликаются:

– Вот он – «председатель»! Нашли! А патронов, патронов-то!

– Слышь, а «самого-то» нашли?

– В наличности… Только што не допросишь. Его клинком укоротили. И сынки… тоже в наличности.

Кто-то с сеновала кричит:

– Товарищ командир! Мальчонка в сене… Сомлел, бедолага!

– Как те звать, малец? Да очухайся! На-ка, выпей кулацкой медовухи для духа.

– Дайте его сюда! Ты чьих, мальчик?

– Фе-едька я… Поливанов.

– Вона! Меньшой, нелюбый! А Захарку Сизых разыскали?

– Нет… обратно ушел.

– От гад! Витьке Дьяконову руку и ногу прошил!

Новая жизнь у Федьки Поливанова. Детдом. Комсомол. Школа. Новые люди окружают, новые интересы. Не жаль Федьке алтайской «гасиенды». Не жаль нелюбимого отца. Вырос там Федька на подзатыльниках да на отцовской плетке, а кто о крученом ремне жалеет? Так и прошло десять лет… Но вот случилось, что словно из-под земли появился забытый дядя – брат давно умершей матери.

– Дядя Захар! – испугался Федька. – Ты живой?

Дядя Захар легонько хлопнул Федьку по плечу.

– Ишь вырос, племяш! Ну, айда со мной. Потолкуем… Только, если жить хошь… понял?

Федьке очень хотелось жить. И стал Федька Поливанов кулацким агентом-соглядатаем. Природная трусость победила комсомольскую выучку.

При помощи Федьки мы быстро установили всех претендентов на алтайские документы и винтовки. Ночь была хлопотливой, но прошла «без звуковых эффектов», как сказал Дьяконов.

– Ну, кажется, все. Поедем домой. Кстати, Виктор, ты где же остановился? Я вчера пытался тебя разыскать, да не сумел.

– Эх ты, а еще – следователь! У нового приятеля – церковного старосты Воскобойникова.

– Ты?! У этого?!

– А что? Прекрасный человек. Кладезь легенд и преданий. Скот не режет, в решениях осторожен. Избирательных прав, к сожалению, не лишался почему-то… Идеологически не выдержан. Если будет просить у тебя рекомендацию в партию, воздержись. – Дьяконов расхохотался. – Зато, какие пуховики! Пышки-шаньги! Мед! А дочка!

– Брось балаганить! Как ты раскопал эту авантюру Захара Сизых?

– Да чего ее раскапывать было?! Все очень просто: когда местные церковники узнали, что Тихомиров разъярился и поставил в районе вопрос о закрытии церкви, сиречь, о лишении их в будущем безгрешных доходов, они воспылали горячей симпатией к советской власти. Воскобойников еще до нашего с тобой выезда сюда негласно поделился со мной сведениями о появлении в селе матерого черта – Захарки Сизых… Так что, я тут совершенно ни при чем. Зато – вот ты! У тебя здорово получилось. А мне жаль…

– Чего жаль?

– Развенчанной легенды… Я – романтик. Ты же знаешь.

– Я знаю, что ты прожженный индивидуалист! Опять ушел от меня в сторонку! Хорош романтик! И черт бы ее побрал, эту легенду! Надо все же закрыть церковь!

– Ерунда! Рано Напротив – попа сюда надо. Хорошего попа. Просоветского и пользительного. Вот так, Гошенька!..

К полудню из Воскресенского потянулся длинный обоз, увозивший десяток кулаков-подпольщиков, так и не успевших получить дары Сизых.

Впереди обоза ехали Прибыльцов с Поливановым. Федька правил. По обочинам трусили верхом на лохматых лошадках Воскресенские сельсоветчики с алтайскими винтовками за плечами. У некоторых на шапках алели старые, выцветшие, но подновленные красными чернилами партизанские ленты.

Замыкал вереницу саней человек с военной берданкой поперек седла – Арсентий Климов.

Захар Сизых навеки остался в родном селе. Оживить бандита не удалось.