Владимир Мельник - Гончаров

• Название: Гончаров
• Автор: Владимир Мельник
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2012
• ISBN: ISBN 978-5-9533-5079-2

Литературная судьба Ивана Александровича Гончарова с самого начала складывалась счастливо. Со дня выхода его первого романа «Обыкновенная история» русской читающей публике стало ясно, что в литературу пришёл писатель-классик. Всё говорило за то, что в ряду первых имён русской литературы появилась новая звезда. С тех пор солидная литературная репутация Гончарова никогда не подвергалась ни малейшему сомнению. Более того, после выхода «Обломова» и «Обрыва» стало понятно, что Гончаров стал ещё и родоначальником русского классического социально-психологического романа.

Книга доктора филологических наук В. И. Мельника рассказывает о жизни и творческой судьбе выдающегося русского писателя.

---

Но в 1820-х годах мальчику Гончарову вряд ли приходило в голову оценивать царствования своих государей, сравнивать одного с другим. Перед ним стояли другие проблемы. Трудно и тесно было ему в Коммерческом училище. К тому же он совсем не хотел становиться купцом, как желала того его мать. Как-то странно было бы и нам представить его солидным «негоциантом», каким представлялся в городе № гоголевский Чичиков. Мечтой Гончарова был университет. Будущий писатель успел узнать вкус творчества и буквально влюбился в литературу. Уже в училище его рука начинает привыкать к перу и так — с пером — и останется на всю жизнь: когда не писались романы, он садился за письма к своим друзьям и знакомым. Графоманство как особый вид страсти, необъяснимая любовь к самому процессу сочетания слов, как ни говори, неотъемлемая часть творчества — даже у гениальных писателей. Гончаров признавался: «…Писанье для меня составляет такой же необходимый процесс, как процесс мышления, и поглощать всё в себе, не выбрасываться — значит испытать моральное удушье».[82] Более того, писать, творить в своей фантазии из ничего образы доставляло Гончарову неизъяснимое наслаждение. «Творчество, — писал он, — своего рода эпикуреизм, наслаждения искусства суть тоже чувственные наслаждения — как… ни оспаривайте: творчество — это высшее раздражение нервной системы, охмеление мозга и напряжённое состояние всего организма…»[83] Разумеется, мысль о будущей коммерческой деятельности вызывала у мальчика, уже познавшего «процесс писания», тошноту. Ему удаётся уговорить свою мать Авдотью Матвеевну согласиться на его досрочный уход из училища. В сентябре 1830 года совет Коммерческого училища удовлетворяет просьбу Авдотьи Матвеевны об увольнении сына Ивана из училища по причине «расстройства коммерческих дел». То-то свободно вздохнул Иван! Теперь нужно было серьёзно сесть за подготовку в университет.

В 1831 году Гончаров успешно преодолевает вступительные барьеры и поступает в Московский университет — «на свой кошт». Вступительные экзамены он сдал легко: «Я не успел оглянуться, как уже был отэкзаменован… я довольно легко решил какую-то задачу из алгебры и получил одобрительный кивок от адъюнкт-профессора Коцаурова. Француз сделал мне два-три вопроса… Профессор истории задал общеизвестные вопросы о крупных событиях. Я отбыл свой экзамен в какие-нибудь полчаса».[84] Но к этому получасу Гончарову пришлось долго готовиться. Да ещё специально к поступлению пришлось выучить — шутка сказать! — греческий язык! Теперь его ждало словесное отделение университета! Только этого ему и хотелось. Изучать древнюю и новую литературу, русскую и мировую историю, слушать лекции лучших в России профессоров — это совсем не то, что зубрёжка в Коммерческом училище. А главное — всё это, быть может, приоткроет ему дверь — страшно подумать! — в литературу… Теперь, на словесном отделении, дорога к писательству открывалась прямая.

В то время Московский университет был очагом свободомыслия. А. И. Герцен, учившийся здесь с одновременно с Гончаровым, с 1829 по 1833 год, писал в «Былом и думах», что «университет больше и больше становился средоточием русского образования. Все условия для его развития были соединены — историческое значение, географическое положение и отсутствие царя.

Сильно возбужденная деятельность ума в Петербурге, после Павла, мрачно замкнулась 14 декабрем. Явился Николай с пятью виселицами, с каторжной работой, белым ремнем и голубым Бенкендорфом.

Все пошло назад, кровь бросилась к сердцу, деятельность, скрытая наружно, закипела, таясь внутри. Московский университет устоял и начал первый вырезываться из-за всеобщего тумана… Университет рос влиянием, в него, как в общий резервуар, вливались юные силы России со всех сторон, из всех слоев, в его залах они очищалась от предрассудков, захваченных у домашнего очага, приходили к одному уровню, братались между собой и снова разливались во все стороны России, во все слои ее». Московский университет собирал вокруг себя разнородную, но самую талантливую русскую молодежь. Для своего времени это было училище свободомыслия — конечно, в самом широком, а не политическом только смысле слова. Герцен дает все-таки весьма специфическую картину университетской жизни. Он прежде всего отмечает вольный и западный по сути дух университетского обучения. Вместе с ним в одно время в университете учились будущий поэт Н. П. Огарев и будущий великий критик В. Г. Белинский. Гончаров вспоминал: «Между прочими, тут был и Лермонтов, впоследствии знаменитый поэт, тогда смуглый, одутловатый юноша, с чертами лица как будто восточного происхождения, с черными выразительными глазами. Он казался мне апатичным, говорил мало и сидел всегда в ленивой позе, полулежа, опершись на локоть. Он недолго пробыл в университете». Запомнились Гончарову и поэт Николай Станкевич,[85] критик-славянофил Константин Аксаков,[86] филолог-славист Осип Бодянский[87] (знакомец Н. В. Гоголя и Т. Г. Шевченко), Сергей Строев[88] (будущий известный историк). Однако ни с кем из них будущий романист близко не сошёлся, его студенческая жизнь проходит в кругу других знакомцев. Их имена малоизвестны: это, например, Матвей Бибиков, который отличился тем, что в 1841 году отправился в Италию, и, «имев на прожитие в столице папы денег всего на два, на три месяца, прожил в ней 5 лет», причём в Риме он «сделался импровизатором, которому рукоплескали и русские, и итальянцы».[89] В университете Бибиков слыл за шалуна. Гончаров писал: «Забуду ли когда-нибудь его милое товарищество, его шалости, его любезность? Наденет, бывало, пришедши в университет, первый встретившийся ему вицмундир, какой увидит на гвозде в передней, потом срисует с профессора карикатуру, споёт что-нибудь в антракте, а в самой лекции помешает мне, Барышову и Мину — слушать: и так частенько проходили наши дни. Это тот самый Бибиков, который, для диссертации Каченовскому, выбрал сам себе тему: «О мире, о войне, о пиве, о вине, о… и вообще о человеческой жизни»…» Кроме Бибикова, романист упомянул здесь ещё двоих своих товарищей по университету: Е. Е. Барышова и Г. А. Мина. Все дружеские знакомства Гончарова продолжались в течение всей жизни. Когда Е. Е. Барышов умер в 1881 году, Гончаров откликнулся на его смерть некрологом. Ещё один товарищ Гончарова Г. А. Мин стал впоследствии агрономом и издателем «Журнала охоты»[90].

Пребывание Гончарова в Московском университете, хотя и освещено в его собственных воспоминаниях («В университете»), все же пестрит белыми пятнами. Это было время, когда начиналась новая жизнь и у профессоров, и у студентов. От студенческих кружков Гончаров остался в стороне, из профессоров особенное влияние на него имели Николай Иванович Надеждин[91] и Степан Петрович Шевырев.[92] Его воспоминания «В университете» воспроизводят несколько иную, чем мемуары Герцена, университетскую атмосферу: «Благороднее, чище, выше этих воспоминаний у меня, да, пожалуй, и у всякого студента, в молодости не было. Мы, юноши, полвека тому назад смотрели на университет как на святилище и вступали в его стены со страхом и трепетом…

Наш университет в Москве был святилищем не для одних нас, учащихся, но и для их семейств и для всего общества. Образование, вынесенное из университета, ценилось выше всякого другого. Москва гордилась своим университетом, любила студентов, как будущих самых полезных, может быть, громких, блестящих деятелей общества. Студенты гордились своим званием и дорожили занятиями, видя общую к себе симпатию и уважение. Они важно расхаживали по Москве, кокетничая своим званием и малиновыми воротниками. Даже простые люди и те, при встречах, ласково провожали глазами юношей в малиновых воротниках. Я не говорю об исключениях. В разносословной и разнохарактерной толпе, при различии воспитания, нравов и привычек, являлись, конечно, и мало подготовленные к серьезному учению, и дурно воспитанные молодые люди, и просто шалуны и повесы».

Как видим, Гончаров совершенно иначе, чем революционер Герцен, воспринимает Московский университет той поры. В университете у него обнаружились иные интересы и увлечения. Московский период его жизни характеризуется прежде всего ярко выраженным интересом к театру. Театр на всю жизнь станет любовью Гончарова. Он понимал его тонко, мог профессионально судить как о качестве пьес, так и о мастерстве актёров. Судя по его письмам, романист следил за театральной жизнью Петербурга и Москвы. Бывая за границей, ходил на театральные постановки во Франции, Германии. А началось всё в студенческие годы, в Москве. В 1823 году в старой столице был открыт Малый драматический театр, сыгравший большую роль в культурном становлении автора «Обломова». В 1825 году открылся Большой театр. Официальные названия Малого и Большого московские театры получили не сразу, поначалу их называли так, сравнивая друг с другом, но со временем названия закрепились. Обе театральные труппы еще долго были связаны общей администрацией, общей костюмерной и пр. В Большом ставились в основном оперы и балеты, гораздо реже — драматические спектакли. Москва становится театральной столицей, москвичи — заядлыми театралами. С 1823 по 1831 год московскими театрами руководил драматург и переводчик Фёдор Кокошкин,[93] а с 1831 года — известный исторический романист Михаил Загоскин.[94] Кокошкин был в дружбе со многими профессорами Московского университета, которые были преподавателями Гончарова: с М. Т. Каченовским,[95] А. Ф. Мерзляковым.[96] В 1831 году он пригласил в театральное училище в качестве преподавателя логики, российской словесности и мифологии Н. И. Надеждина.[97] Возможно, именно это и сыграло свою роль в том, что Гончаров стал посещать вечера актрисы Марии Дмитриевны Львовой-Синецкой,[98] которая жила в доме Кокошкина — на скрещении улиц Воздвиженки и Арбатской.[99] Он явился туда вместе со своим университетским товарищем, заядлым театралом Федором Кони,[100] будущим редактором «Театральной газеты», который уже в студенческие годы писал водевили для московского театра и лично для М. Д. Львовой-Синецкой, которая была актрисой Малого театра и играла на сцене вместе со знаменитыми русскими актёрами — Михаилом Семёновичем Щепкиным, Павлом Степановичем Мочаловым.[101] Гончаров имел счастье любоваться игрой этих великих актёров «в их лучшей поре», как писал он в 1876 году П. Д. Боборыкину.[102] Более того, он встречал их в салоне Львовой-Синецкой, где собирались многие известные литераторы и актёры, шли горячие споры об искусстве, читались стихи. Всё это оставило свой глубокий след в душе Гончарова-студента, дало ему заряд на всю жизнь.