Лариса Черкашина - Наталия Гончарова

• Название: Наталия Гончарова
• Автор: Лариса Черкашина
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-9533-6244-3

Судьба замечательной красавицы XIX века Наталии Гончаровой и поныне окутана мифами, таит в себе множество неразгаданных тайн. Как ни странно, но описать ее жизнь, вместив во временные рамки детства, юности, зрелости, — невозможно. И все потому, что у Наталии Гончаровой поэтическая биография! И чтобы осмыслить, понять дар Наталии Гончаровой, её миссию, — должно было пройти не одно десятилетие! Время — величайший судия. Отстоялось, отсеялось все пустое, наносное. Образ избранницы поэта пробился сквозь напластования времён. И как же медленно и трудно очищается ее образ от обывательского злословия, чтобы вновь предстать в своей первозданной чистоте! Поклоняться Пушкину и чернить его Мадонну — «две вещи несовместные». Ведь вся жизнь его и поэзия после декабря 1828-го — первой встречи с Натали Гончаровой — осенена ее светлым именем.

---

«В Архивах я был, и принужден буду опять в них зарыться месяцев на 6; что тогда с тобою будет? — писал поэт жене из Москвы в мае 1836-го. — А я тебя с собою, как тебе угодно, уж возьму».

Теперь, быть может, на соседних стеллажах рядом с древнейшими манускриптами хранятся и ученические тетради Наталии Гончаровой. На их последних страницах, исписанных круглым детским почерком, синеют маленькие прямоугольники штампов: «Государственный архив древних актов». Детские Наташины тетрадки тоже стали достоянием истории, документами государственной важности. И доподлинно свидетельствуют, что у Натали Гончаровой, избранницы поэта, тоже был свой лицей, — Полотняно-Заводский. Никому, правда, не ведомый.

Так долго о невесте поэта говорили лишь как о «малообразованной шестнадцатилетней девочке»! В одной из чудом уцелевших тетрадок Наталии Гончаровой есть и ее сочинение о просодии — искусстве стихосложения, поражающее глубиной литературных познаний десятилетней девочки. В свои столь юные годы она могла не только отличить «ямб от хорея», но и достаточно свободно ориентироваться в русской поэзии.

Ученические записи хранят немало размышлений, любопытных заметок, поэтических описаний и наблюдений. В архивном собрании собраны тетради по всемирной истории, синтаксису, географии, античной мифологии. Все это — своеобразная лаборатория становления ее личности, духовного мира. Это ее шаги навстречу к Пушкину.

Да, случись все иначе, учили бы ее лишь рукоделию, танцам, правилам этикета, как то и принято было в дворянских семьях начала девятнадцатого века. И превратилась бы Натали Гончарова в милую уездную барышню, воспитанную на «чувствительных романах»…

Большинство ее записей на французском языке — и требуют особо бережного перевода. Это поистине бесценные сокровища — непознанная духовная Атлантида, — с помощью которых можно реконструировать мир детства ушедшей эпохи. И не дай Бог, если старые тетрадки исчезнут навсегда, истлеют, превратятся в прах. Ведь многие страницы рукописного наследия Наталии Гончаровой уже не читаются…

Когда я показала известному поэту и профессору Литературного института Владимиру Кострову сочинение юной Таши об искусстве стихосложения, он воскликнул: «Да этим премудростям я учу первокурсников, для девочки же — познания удивительные!»

Будто бы к ней обращены пушкинские строки:

Оставь, оставь порой
Привычные затеи,
И дактил, и хореи…

Жаль, что поэту не довелось видеть сочинение будущей избранницы.

«Любезный Соловей»

«Просодия учит стопосложению и механическому составу стихов…» — так начинает свое сочинение Наташа Гончарова и далее размышляет о том, чем различаются между собой ямб и хорей, дактиль и анапест, и в чем особенность пиррихия.

Пишет «о стихе дактило-хореическом» и «анапестоямбическом», о рифмах, кои «разделяются на мужские и женские, на богатые и полубогатые», и о том, как «сочетание мужских стихов с женскими производит красоту в стихотворстве».

Приводит в пример неровные стихи, которыми «по большей части пишутся басни и сказки»:

…Хор галок и ворон. Они и день и ночь
Кричат, усталости не знают,
И слух людей (увы!) безжалостно терзают.
Что ж делать Соловью? лететь подале прочь. —
Жестокие врали и прозой и стихами!
Какому Соловью петь можно вместе с вами!

И как неожиданно сбылись те строки, что когда-то Натали девочкой записала в ученическую тетрадку:

Теперь, в этих безыскусных строках старой басни чудится некое предчувствие беды…

Суть ее проста и гениальна: никогда истинному певцу не ужиться с крикливым вороньим хором.

Какому Соловью петь можно вместе с вами!

Это последняя строка. Перевернута страница, тетрадь закончилась. А чуть ранее, вот оно, двустишие:

…звезду златую
Смерть сорвала.

В тетрадке по русской грамматике — тоже неожиданная строка: «На тебе рука моя!»

Будто бы Наташе Гончаровой все было ведомо уже тогда!

Нет, поистине, в двадцать первом столетии, когда о судьбе Наталии Гончаровой столь много известно, эти ее детские записи несут некий сокровенный, провидческий смысл. «Бывают странные сближения», — некогда заметил поэт.

Но кто же автор басни? Известно лишь, что была она напечатана в первом русском альманахе «Аониды» за 1796 год. Ни литературоведы, ни знатоки поэзии, ни пушкинисты не могут с точностью назвать автора трагической басни, которая запала в душу будущей жене великого поэта.

Возможно, кто-либо из баснописцев, популярных в то время в читающем обществе, — Иван Хемницер, Иван Дмитриев, Александр Измайлов.

Кто осмелится продолжить поиск и с достоверностью назвать поэта-баснописца? Это было бы важным, чтобы полнее постичь духовный мир избранницы Пушкина.

«Что от небес одарена»

В тиши затерянной в калужских лесах усадьбы и в московском доме на Большой Никитской свершалось неприметное чудо: маленькая Таша Гончарова день за днем прилежно исписывала тетрадь за тетрадкой, благо бумаги было вдосталь, и бумага была своя, «гончаровская», лучшая в России.

И заполнялись чистые страницы, и в детскую головку ложились знания о далеких странах и загадочных морских архипелагах, о мифах Древней Греции и основах российского синтаксиса, о походах персидского царя Дария I и правилах французской грамматики.

Таша Гончарова не по-детски рассудительна: «Говорить и писать значит сравнивать и судить; а потому слова должны быть в таком порядке, в каком понятия рождаются одному от другого…» Она имеет свое мнение, и ей не может нравиться, что «Плутарх, описывая поход греков под предводительством Александра, говорит неправильно, удаляет от главного предмета введением многих вставочных речей…». Она уже знает, что «связь понятий зависит от состояния души», и разбирает, как избежать сбивчивости «в живописной ораторской речи».

Мелькают дни и месяцы 1821 года. Таша Гончарова только-только начинает постигать школьные премудрости, а ее будущий избранник — уже признанный автор «Руслана и Людмилы». В этом году о нем, как о подающем надежды русском поэте, появляется первый хвалебный отзыв в парижском литературном журнале. И тогда же, весной 1821-го, он приступает к своей поэме «Бахчисарайский фонтан», принесшей ему новую громкую славу.

За плечами Александра Пушкина — Царскосельский лицей, первое путешествие на Кавказ и к «брегам Тавриды», служба в Бессарабии, увлечения, разочарования и загадочная «утаенная любовь»…

Что это — мистика, перст судьбы? Десятилетняя (девятилетняя ли?) Таша записывает в своей аккуратно разлинованной тетрадке: «Кто хочет писать Русские стихи, тот должен иметь предварительное понятие о стопе, о рифме, о строфе или куплете…»

Она пишет о шестистопных и пятистопных стихах дактило-хореических, которыми «писали старинные наши стихотворцы» и где «последняя стопа в стихе была всегда хорей, а предпоследняя дактиль». Приводит в пример написанные «шестистопными стихами ямбическими» поэму Хераскова «Россияда», философское послание Ломоносова к графу Шувалову «Письмо о пользе стекла», трагедии Княжнина.

По удивительному совпадению в 1822 году Пушкин приступает к первой песне своей так и неоконченной поэмы «Вадим» — защитнике славянской свободы, восставшем против варяга Рюрика. Поэта вдохновила известная тогда трагедия Княжнина «Вадим Новгородский». Ее, верно, читала и Наташа.

Таша Гончарова отличает особенности пиррихия и анапеста, знает, сочетания каких стихов «производят красоту в стихотворстве». Переписывает отрывок из богатырской сказки, в коей Илья Муромец не советует витязям «стихо-рифмодетелям» взбираться на Парнас.

Нет! Парнасе гора высокая,
И дорога к ней не гладкая…

Она знает, что пятистопные ямбические стихи «не очень употребительны, их можно найти только в баснях», и что «цезура бывает в них после двух первых, а иногда и после трех стоп».

Познания девочки в области стихотворчества скромными отнюдь не назовешь — ямб от хорея она без труда отличала с детства. Словно ее готовили как будущую избранницу поэта.

«Являться муза стала мне»

Еще одна ученическая тетрадь вложена в большой синий конверт. На обложке Наташа прописью выводит название нового предмета «Курс мифологии» и ставит дату — 23 мая 1822 года. Все записи девочка ведет на французском языке. Древние мифы проштудированы ею досконально — имена прославленных богов, богинь, героев Греции и Рима мелькают на тетрадных страницах.

«Музы обитают на Парнасе и на Геликоне, где бьет источник Гиппокрена и где обычно пасется конь Пегас, который имеет крылья и летает посредством их. Музы являются дочерьми Юпитера и Мнемозины, что означает Память, которая приходится дочерью <Урана> и […]. Музы вместе с Аполлоном покровительствуют искусствам и наукам; их девять, почему их и называют девятью сестрами или дочерьми <Мнемозины>; у каждой из них есть особое предназначение…» (Перев. с фр.)