Александр Широкорад - Франция. История вражды, соперничества и любви

• Название: Франция. История вражды, соперничества и любви
• Автор: Александр Широкорад
• Издательство: Вече
• Жанр: История
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-9533-2990-3

Несмотря на то что у Франции и России никогда не было общих границ, интересы двух государств имели множество точек соприкосновения. Ни у одной из этих стран не было и не могло быть территориальных претензий. Россия, в отличие от Англии, никогда не претендовала на французские колонии и не была конкурентом в промышленности и торговле. Напротив, французская культура и французский язык в среде русских образованных людей XVIII -XX веков пользовались особой любовью. И тем не менее в течение последних пяти веков Франция и Россия гораздо чаще были соперниками, нежели союзниками.

Новая книга военного историка А.Б. Широкорада рассказывает об известных и неизвестных сторонах в отношениях двух великих держав.

---

Причем оба пишут о первых неделях войны, когда климатические условия Белоруссии мало отличались от условий Франции, Германии или Австрии. Однако только на пути от Ковна до Вильна Великая армия потеряла свыше 10 тысяч лошадей. Замечу, что даже самые бездарные австрийские и прусские генералы, воюя с Наполеоном, никогда не допускали такого падежа лошадей.

И дело не только в лошадях. Главный интендант Великой армии гнал на восток более 600 тысяч голов скота. И сразу после перехода через Неман начался массовый падеж скота.

Перед Великой армией замаячила угроза голода. Пока французы шли вперед, они в значительной степени подкармливались трофейным продовольствием. Хотя русское командование и старалось уничтожать запасы продовольствия, из-за традиционного нашего разгильдяйства и быстрого отступления большая часть провианта все же доставалась неприятелю. А вот когда французы остановились в Москве, через несколько дней начался продовольственный кризис.

Как писал дипломат и историк Владлен Сироткин: «Это первое в истории нового времени "коровье бeшeнcтвo,, (vaches folles), до сих пор не раскрытое учеными, резко изменило стратегические платы Наполеона: его армия вынуждена была кормиться "на ходу" — по существу, заниматься реквизициями и мародерством...

...Готовя к изданию свою книгу "Отечественная война 1812 года" (М., 1988), я пытался с помощью московских ботаников и зоологов и их современной научной аппаратуры спустя почти двести лет выяснить причины гибели животных — трава ли оказалась для них несъедобна, не занесли ли массовую инфекцию насекомые (кровососы оводы, русский вариант мухи цеце)?..

Увы, московские ботаники и зоотехники периода перестройки Горбачева мало чем смогли мне помочь — документальных свидетельств массовой эпидемии почти не сохранилось, не говоря уже о зафиксированных пробах травы, воды, температуры воздуха. Так что вопрос остался открытым и для будущих исследователей»[145].

После взятия Смоленска Наполеон вскоре послал адъютанта за своим пленником, генералом Тучковым 3-м. Это был первый прямой шаг Наполеона к миру — шаг, оставшийся, как и все последующие, совершенно безрезультатным. «Вы, господа, хотели войны, а не я, — сказал он Тучкову, когда тот вошел в кабинет. — Какого вы корпуса?» — «Второго, ваше величество». — «Это корпус Багговута. А как вам приходится командир 3-го корпуса Тучков?» — «Он мой родной брат». Наполеон спросил Тучкова 3-го, может ли он, Тучков, написать Александру. Тучков отказался. «Но можете же вы писать вашему брату?» — «Брату могу, государь». Тогда Наполеон предложил: «Известите его, что вы меня видели и я поручил вам написать ему, что он сделает мне большое удовольствие, если доведет до сведения императора Александра сам, или через великого князя, или через главнокомандующего, что я ничего так не хочу, как заключить мир. Довольно мы уже сожгли пороха и пролили крови. Надо же когда-нибудь кончить». Император добавил: «Москва непременно будет занята и разорена, и это будет бесчестием для русских, потому что для столицы быть занятой неприятелем — это все равно что для девушки потерять свою честь». Наполеон спросил еще Тучкова, может ли кто-нибудь, например, сенат помешать царю заключить мир, если сам царь этого пожелает. Тучков ответил, что сенат не может этого сделать. Аудиенция кончилась.

Наполеон велел возвратить шпагу пленному русскому генералу и отправил его во Францию, в город Мец, а письмо Тучкова 3-го к его брату с изложением этого разговора было передано Тучковым маршалу Бертье, который послал его в главную квартиру Барклая. Барклай переслал письмо царю в Петербург. Ответа никакого не последовало.

В ночь с 24 на 25 августа Наполеон выступил из Смоленска. Весь день он шел следом за русской армией по опустошенной дороге. Вдали по обе стороны виднелись зарева пожаров сжигаемых деревень и стогов. 26 августа император был в Дорогобуже, 27 августа вечером — в Славкове, 28 августа он ночевал в помещичьем доме в Рубках, недалеко от Вязьмы.

«Всюду мы косили зеленые хлеба на корм лошадям и по большей части находили везде полное разорение и дымящиеся развалины. До сих пор мы не нашли в домах ни одного русского, и, когда мы приблизились к окрестностям Вязьмы, мне стало ясно, что неприятель умышленно завлекает нас как можно дальше в глубь страны, чтобы застигнуть нас и уморить голодом и холодом. Пожары пылали не только на пути главной армии, но виднелись в разных направлениях и на больших пространствах. Ночью весь горизонт был покрыт заревом»[146], — пишет Пион, артиллерийский офицер Великой армии, в августе 1812 г.

Утром 29 августа Наполеон был в Вязьме. Русская армия безостановочно уходила на восток. «Я тут нахожусь в довольно красивом городе, — писал Наполеон Марии-Луизе из Вязьмы, — тут 30 церквей, 15 тысяч жителей и много лавок с водкой и другими полезными для армии предметами».

В ночь на 1 сентября император выступил из Вязьмы и в два часа ночи прибыл в Велищево. Жара прекратилась, пошли дожди. «У нас уже осень, а не летнее время, — пишет император жене. — Пыль прибило к земле, армии стало легче продолжать свой бесконечный путь».

Деревни, села, скирды сена и соломы, все запасы сжигались в этот период войны отступающей русской армией. В стороне, в местах, лежащих подальше от столбовой дороги отступления, французы находили, к великой своей радости, и скот, и дома, и жителей. За Смоленском, в Пологом, 24 августа корпус Евгения Богарне увидел «совсем необычайное событие в окрестностях Прудищ — пасущийся на полях скот, деревенских жителей, дома, оставшиеся в стороне от движения войск и, следовательно, уцелевшие». Офицеры и солдаты были отправлены к местным жителям, чтобы «в мирных выражениях попросить у них пищи на сегодня и несколько голов рогатого скота». Все обошлось благополучно, и солдаты «хорошо отдохнули».

17 августа князь Волконский привез Александру I тревожное письмо от графа Шувалова, написанное из армии еще 12 августа, то есть до падения Смоленска: «Если ваше величество не даст обеим армиям одного начальника, то я удостоверяю своей честью и совестью, что все может быть потеряно безнадежно... Армия недовольна до того, что и солдат ропщет, армия не питает никакого доверия к начальнику, который ею командует...

Генерал Барклай и князь Бафатион очень плохо уживаются, последний справедливо недоволен. Грабеж производится с величайшей наглостью... Неприятель свободно снимает жатву, и его продовольствие обеспечено».

Ермолов хорош, но при таком начальнике ничем помочь не может: «Нужен другой начальник, один над обеими армиями, и нужно, чтобы ваше величество назначили его, не теряя ни минуты, иначе Россия погибла»[147].

Александр решился. В тот же день, 5(17) августа, собрался комитет, составленный по повелению Александра из председателя Государственного совета Салтыкова, генерала Вязмитинова, Лопухина, Кочубея, Балашова и Аракчеева. Рассмотрев рапорты Барклая, Бафатиона и других лиц, комитет приступил к обсуждению вопроса о новом главнокомандующем. Вопрос был щекотливый. Не только дворянство обеих столиц, но и в армии, и даже в солдатской армейской массе давно говорили о Кутузове. Но все члены комитета знали, что царь терпеть не может Кутузова и Кутузов отвечает ему взаимностью.

С семи часов вечера до половины одиннадцатого эти царедворцы никак не могли решиться поднести государю императору необходимую пилюлю. Наконец решились и подали царю протокол: «После сего рассуждая, что назначение общего главнокомандующего армиями должно быть основано: во-первых, на известных опытах в военном искусстве, отличных талантах, на доверии общем, а равно и на самом старшинстве, почему единогласно убеждаются предложить к сему избранию генерала от инфантерии князя Кутузова».

Александр же заранее знал мнение комитета. Альтернативы не было — главнокомандующим стал Кутузов.

Михаил Илларионович происходил из старомосковских служилых людей. В XVII веке Кутузовы вписали в свою родословную некоего Гавриила, приехавшего «из немец» в Новгород на службу к Александру Невскому[148].

Первым же реальным лицом в родословной рода Кутузовых был Федор Кутуз, живший в Москве в конце XIV — начале XV веков. Там же, в Москве, в первой половине XV века служили Булыга Кутузов и Бурдук Кутузов, то есть персонажи с тюркскими именами. А сама фамилия, скорей всего, произошла от татарского слова «кутуз» — «кутур» — «бешеный».

Когда в 1962 г. снималась комедия «Гусарская баллада», советские идеологи грудью встали против предоставления Игорю Ильинскому роли Кутузова. Малограмотные совковые чиновники от культуры представляли Михаила Илларионовича по портретам — важным и величественным. Между тем именно образ, созданный Ильинским, больше всего соответствует реальному Кутузову.

Многим знаменитым полководцам конца XVIII — начала XIX веков приходилось волей-неволей носить маски юродствующих или дурачков. Вспомним чудачества Суворова, с помощью которых Александр Васильевич ставил на место даже царственных особ. Да и Бонапарт в 1795—1797 гг. прикидывался простачком, ничего не понимающим в политике[149], грубоватым солдафоном, которому случайно в жизни повезло. Глава Директории — прожженный интриган Баррас — отзывался о нем: «...этот маленький олух».