Лариса Петровичева - Следы на воде

• Название: Следы на воде
• Автор: Лариса Петровичева
• Жанр: Научная Фантастика

Даже когда у тебя выдастся тяжёлый день, всё равно жди Чуда. Если на тебя наорёт мама, всё равно жди Чуда. Пусть даже оно начнётся с чужого голоса, который будет повторять твоё имя. В твоей голове...

---

— Алька! Солдат спит, служба идет?

Миша на табурете и с гирляндой в вытянутых руках напоминал Атланта, подпирающего космос.

— Чего тебе, Вермишель?

— Звонят, чего…, - всем своим видом брат прямо вопил о том, как он не любит глухих и тугодоходящих. — Дверь открой.

Папа успел раньше, и Алина, услышав радостные голоса, в коридоре, недовольно поморщилась.

В гости пришел большой человек, депутат Областной Думы Альберт Мазер, бывший папин ученик, не забывший, подобно прочим, своего учителя. Два года назад он был журналистом местной телекомпании, снискавшим славу оппозиционера и правдолюбца. Когда его уволили — за пьянку и дебош — весь город решил, что тот не угодил властям, и Мазер понял, что грешно упускать подобный случай. На пороге были выборы, и ловкий молодой человек, используя образ страдальца за истину, стал кандидатом в депутаты. Избирателям он посулил чуть ли не билет в рай, и в думу его, что называется, внесли на руках. А добравшись до кормушки, Мазер принялся хватать блага, как говорится, и ртом и задницей, особенно полюбив возлежать в джакузи и пить «Вдову Клико» (настоящее, не подделку) из горла.

Алина его терпеть не могла. Не за предательство интересов избирателей — подумаешь, все, кто у власти, пользуется ею отнюдь не во благо народа. Мазер превыше всего ценил не депутатские льготы, а молоденьких неиспорченных девочек, и в гости к Алтуфьевым ходил исключительно ради того, чтобы не мытьем так катаньем затащить Алину к себе в джакузи. Но при всей мерзости подобных намерений в последнее время Алина стала ощущать к Мазеру и что-то вроде жалости.

Теперь она была другой.

Если раньше Алина искренне желала врезать Мазеру по холеной, гладкой физиономии, то сейчас ей (несмотря на то, что прежнее желание осталось) хотелось сказать ему: ты же не такой. Ты же хороший человек. Зачем ты так с собой поступаешь?

— Алинушка! — «хороший человек» ввалился в гостиную и смачно поцеловал Алину в щеку. — С наступающим! Как дела, как успехи?

— Хорошо, — сказала Алина, слегка встряхнув врученную ей коробку в пестрой праздничной обертке. Интересно, что там: впрочем, с Мазера станется подарить ей и дорогое белье персикового цвета — Спасибо за подарок.

Разворачивать презент она ушла в свою комнату. На всякий случай; не хотелось краснеть при всех. Мама, проплывая по коридору с вазочкой салата, одарила Алину неодобрительным взглядом: умная женщина, она считала Мазера весьма и весьма перспективным — разве не хорошо иметь зятя со связями? Алина уловила хвостик ее мысли: дура девка, водила бы этого придурка на коротком поводке, так ведь нет, вот я бы в ее годы…

Слушать дальше Алина не стала.

Вопреки ее ожиданиям, подарок оказался весьма целомудренным, хоть и недешевым — духи в изящном витом флакончике. Запах оказался смутно знакомым… примерно так же пахло масло, теплое и розовое, которым Алину умащали в ее воспоминаниях. Очень давно.

Она засунула духи глубоко в ящик стола и с грохотом задвинула шуфлядку. Не надо. Не сейчас. Не сегодня. Пусть хотя бы в этот вечер ей удастся стать собой снова, стать прежней Алиной Алтуфьевой. Пусть хотя бы на несколько часов земля будет ближе.

Словно откликаясь на ее зов, одновременно запищал телефон и дверной звонок.

— С Новым годом, — сказал Дэн без вопросов и предисловий, когда Алина подняла трубку. — Пусть будет все.

— Спасибо, — ответила Алина. Из коридора доносились звуки приветственных поцелуев и веселый щебет. Пришла Ольга, мамина подруга, и ее нынешний любовник Артурчик. — Спасибо, Дэн, тебя также.

— Ты как там?

— Хорошо, — ответила она. — Потихоньку.

Дэн помолчал.

— Я приду, — промолвил он со странной полувопросительной интонацией.

— Нет, что ты! — быстро проговорила Алина. — Что я своим скажу?

Дэн вздохнул.

— Ладно. А просто погулять тебя выпустят?

Как это было смешно и странно…

— Давай часа в два, — предложила Алина.

— Давай. Ну, с наступающим.

В дверь просунулась голова Миши, и Алина, бросив короткое «пока», положила трубку.

— Лена, — ответила она на его выразительно вздернутые брови и заинтересованную физиономию в целом. — Приглашала к себе.

— Угу, — сказал Миша, пройдя в комнату целиком. — Ты сделаешь вид, что сказала правду. Я сделаю вид, что поверил. Но он хоть парень-то приличный?

Алина улыбнулась. Хорошо иметь такого заботливого старшего брата.

— Очень, — кивнула она.

— Максим?

В первый момент Алина не поняла, о ком он спрашивает. А потом мелькнуло: кабинет английского языка, горбоносый профиль на фоне окна, черная куртка — и погасло, словно в голове опустили рубильник, выключая свет. Максим. Далеко. Неважно. Крохотная, почти неразличимая фигурка.

— Максим.

Миша почесал кончик носа.

— Стрелку забили? — осведомился он деловито. Его мысль была короткой и четкой, словно гвоздь в стене: надо прикрыть.

— Угу.

— Ну и правильно, — сказал Миша беззаботно. — Ты имеешь в виду: мы с тобой после курантов идем к Олегу. Вернее, это я к нему иду. Во сколько выходим?

— В два, — Алине вдруг очень захотелось обнять его и расцеловать в обе щеки. Ну что за брат, что за золото! — Привет от меня передашь?

— Дерьмо вопрос. Ты еще учти: Мазер-факер на тебя пялится, как кот на масло.

Алина фыркнула.

— Мама, кстати, не против.

— Я подозревал, — Миша привалился к дверце шкафа. — Что за женщина наша мать, во всем ищет выгоды, — он помолчал, карикатурно оттопырив нижнюю губу и став похожим на мартышку. — Ловкий мен, ничего не скажешь. Но в свояки я его не приму, и советую это всем учесть.

Он собирался добавить еще что-то — наверняка нелицеприятное — в адрес депутата, но тут в комнату заглянула мама.

— Выйдите к гостям, имейте совесть.

Эмоций на ее порозовевшем лице было много; Алина выделила одну — неудовольствие: у всех дети как дети, а тут… — и дальше разбирать не стала.

Ольга, которую Миша со своеобычным язвительным юмором прозвал Serpent в шоколаде, защебетала громко и восторженно о том, как быстро растут дети (сама она детей не имела, предпочитая беречь фигуру и нервы). Ее Артурчик беседовал с папой про моторные масла, и видно было, что человек оседлал своего конька. Миша, галантно поцеловав гостье ручку, плюхнулся за стол и принялся вскрывать бутылки с вином и газировкой, а Алину тотчас же отловил Мазер и, дружески приобняв, принялся нежно что-то втолковывать. Она не слушала, углубившись в то место в душе, которое называла Внутренним Космосом, — оно появилось недавно, это темное, расшитое звездами пространство, и там было спокойно и тихо: всегда, — в то же время, кивая (очень к месту) и мило краснея, так что мама наградила ее одобрительным взглядом.

— Ну что, друзья, с наступающим?

В руке бокал красного вина; легкий хрустальный звон; смех. Мамины пирожки, «сие есть тело мое, за вас ломимое»; вспышка фотоаппарата; улыбки; смех. Чтобы не расплакаться, Алина нырнула глубже, в то место Внутреннего Космоса, где пульсировали белые и золотые звездные скопления. В их центрах она ощущала присутствие колоссальных сил, рядом с которыми изменялась совершенно — тело больше не принадлежало ей, и она растекалась во тьме ослепительно сияющим золотым облаком абсолютного добра и бесконечной нежности; и тогда все — звезды, планеты, живые существа — становилось ею, и она сама была всем: стволом Мирового Древа и чахлой березкой у подъезда, бесконечными океанами и источниками живой и мертвой воды, пылинкой на дальней полке и самой этой полкой, эльфом, разрубающим пасть дракона, и стрелой, входящей эльфу в спайку панциря. Она была всем, и плакать, мучиться, переживать уже не приходилось.

Алина очнулась, когда рука Мазера под столом слишком сильно сжала ее колено. Сам же депутат с невинным выражением лица поглощал салат, и его правая рука, носившая вилку ко рту, пребывала в абсолютном неведении по поводу действия левой. Внутренне содрогнувшись, Алина встала.

— Мама, я на минутку.

Мама, увлеченная беседой с Ольгой, только кивнула. Алина выбралась из-за стола и ушла к себе. Ее мутило.

Закрыв дверь, она села на кровать и энергично потерла лицо. Фу, мерзость! Алине казалось, что она видит отпечатки Мазеровой руки на своем колене. А мама с папой? Неужели им настолько все равно? Или то, что этот депутатишка так богат, замазало им глаза?

Ей захотелось плакать. Но вместо этого Алина сунула ладонь под матрац и вытащила толстую тетрадь в потертом переплете, — дневник.

«Нет больше ни выхода, ни входа. Я одинока давно, а теперь вижу, как. Космическое одиночество. Почему именно я? Я, Алина Антоновна Алтуфьева… Слишком большая ноша. Помню звезды и хаос, мир и войны. Не хочу, но помню. Гроза, ливень, большой грубый крест на холме. На кресте я».

Мама имела очень нехорошую привычку читать чужие дневники и письма. Поэтому тетрадь со своими сбивчивыми заметками Алина хранила под матрацем — туда никому и в голову не пришло бы залезть.