Лариса Петровичева - Единственно верный

• Название: Единственно верный
• Автор: Лариса Петровичева
• Жанр: Фэнтези

Вторая книга «Аальхарнской трилогии» и продолжение «Розы и свитка». Легко ли жить в идеальном обществе? Андрей Кольцов, один из лучших врачей будущего, не вписывается в рамки, предложенные родиной, и отправляется в ссылку на задворки Вселенной. Мог ли он предположить, что обнаружит там ядерный могильник, сотворенный прежним отечеством? Когда же на пороге возникнет новая эпидемия, Андрею понадобятся все его знания и опыт, чтобы спасти свой заново обретенный дом и взойти на костер самому. Это история Христа и Великого инквизитора, разыгранная на окраинах галактики двумя ссыльными каторжниками, что мелькнули в чужом мире и изменили его историю навсегда.

---

Новенькая оконная рама даже не скрипнула, и горшечник с привратником, одинаково вздрогнули от неожиданности, когда Шани спросил:

— Откуда приехал, горшечник?

Привратник испуганно захлопал глазами, предчувствуя, видимо, что будет крепко наказан за то, что не смог обеспечить покой столь высокой особы, а на горшечника вообще было жалко смотреть — видно, он решил, что его сейчас же поволокут в исправительный дом и подвесят на дыбе.

— Деревня Кучки, ваша милость, — пролепетал он. — Лошаденка вот дурная, да телега моя старая… я уж и так, и так… а она… вот…

— Держи, — и Шани кинул вниз кошелек. — За побитый товар. А ты, Марушка, даже и не думай, чтобы что-то оттуда взять.

Привратник покраснел и насупился — ясно было, что, увидев летящий вниз кошелек, он уже успел размечтаться о том, как отберет у глупой деревенщины определенную долю — да что там долю, все отберет. Горшечник же готов был пуститься от радости в пляс.

— Ах, ваша милость… Спасибо вам… Уж буду Заступника молить за вас и детям своим закажу…

— Вот и ладно, езжай с моим благословением. Марушка! Иди к будочнику, пусть улицу расчистит. Мне с утра ехать к государю.

Марушка вздохнул. Он уже устал стоять под дождем, а разбирать вместе с наверняка пьяным в дымину будочником черепки ему не хотелось. И селюк этот тупой… чего б ему стоило возле тещиного дома перевернуться? Там государевы люди дежурят, вот им бы и убирать всю эту дрянь, все равно ничем не занимаются и рожи наели шире некуда. А еще бы лучше он с моста перевернулся и поплыл бы по речке Шашунке неведомо куда. За этими размышлениями привратник и не заметил, как запустил руку в уже развязанный горшечником кошель и принялся изымать серебро в свою пользу.

— Марушка, я тебе что сказал? — сурово раздалось из окна. — А ну давай к будочнику.

Привратник вздохнул и поплелся к будке, умудрившись-таки присвоить монету. Шани закрыл окно и снова лег в кровать. До рассвета было еще далеко, и ему хотелось надеяться, что никто больше под окнами не перевернется.

Уснуть, впрочем, не удалось. Шани некоторое время ворочался под одеялом, пытаясь согреться и занять позу поудобнее, и сам не заметил, как мысли унесли его в далекое прошлое.

Саша Торнвальд был первым несовершеннолетним, приговоренным к Туннелю. Его дело слушали на закрытом заседании и разобрались во всем за пять минут. Десятилетний Саша зарубил топором свою мачеху. Эта молодая и очаровательная женщина, писавшая стихи о Гармонии для всех газет, активно участвовавшая во множестве правительственных организаций и варившая знаменитому Максиму Торнвальду изумительный сырный суп без использования кухонных роботов, находила время еще и на то, чтобы накинуть Саше на шею петлю и поставить на табурет так, что он едва мог касаться деревянной поверхности. Саша плакал, чувствуя, как немеют пальцы и сам не знал, как ему удавалось не свалиться вниз — наверное, он очень хотел жить и прекрасно понимал, что его отец, блестящий историк и доктор наук, ни за что не поверит в то, что в смерти сына виновата его супруга, которая на людях относилась к Саше как идеальная и заботливая мать.

Однажды он не устоял и свалился с табуретки. Веревка сдавила его шею, Саша захрипел и потерял сознание. Его спасли две вещи: мачеха не знала, как затянуть петлю так, чтобы сразу сломать пасынку шею, а еще то, что веревка к тому времени много-много лет пролежала в кладовой и успела подгнить. Когда мачеха вбежала в комнату и увидела, что Саша, кашляя и жадно глотая воздух, копошится на ковре полураздавленным червем, она не смогла сдержать своего разочарования и отходила пасынка одной из своих сияющих сковородок так, что тот снова упал в обморок и пришел в себя уже в чулане.

Мачеха не знала, что там хранится старинный топор, которым рубил дрова еще прапрадед Саши. А мальчик об этом знал.

Приехавшая полиция первым делом сняла с него побои. Судья даже внимательно выслушал его историю, но Сашу подвело то, что в момент смерти мачеха была беременна двойней. А еще — то, что ко всем своим прочим достоинствам она успела побывать в любовницах у Генерального прокурора, который теперь смотрел на измученного замордованного подростка абсолютно без жалости — примерно так же, как смотрел отец, подписывая отказ от сына. «Доведение до тяжкого преступления», по которому Саше грозила психиатрическая клиника или подростковая колония, быстро превратилось в «Тройное убийство с отягчающими обстоятельствами», и Сашу без промедления отправили в Туннель.

Ему невероятно повезло. Туннель вывалил его во двор лесного монастыря Шаавхази, перепугав братию удивительным блеском и навеяв мысли о странных делах и знамениях. Собственно, монастырь и определил дальнейшую судьбу Саши — оправившись от домашних побоев и последствий путешествия через Туннель, он остался в гостеприимных деревянных стенах, быстро обучился местному языку и через полгода, прочитав все монастырские книги, стал послушником с правом жизни в миру. Это давало ему все привилегии людей духовного звания и возможность строить светскую карьеру.

«Ты удивительный человек, Шани, — частенько говаривал настоятель. — Небесный Заступник отметил тебя».

«Почему это не может быть Змеедушец?» — спрашивал Шани. Настоятель ласково усмехался, прощая послушнику неверие.

«Змеедушец ничего и никогда не сможет послать с неба. А ты пришел к нам именно оттуда. Знаешь, иногда я даже думаю, что ты — ангел. Посмотри на свои глаза, мой мальчик, они нечеловеческого цвета, словно камни в перстнях епископов».

Действительно, путешествие через Туннель повлияло на пигмент в глазах Шани так, что они стали фиолетовыми, будто аметисты — еще одно подтверждение чуда для желающих верить в чудеса.

Годы в монастыре Шани всегда вспоминал с неизбежным теплом. Мальчик из идеального мира, он мечтал о Приключении — путешествовать, открывать новые миры в космосе, находить удивительных животных и совершать подвиги — вот что всегда казалось ему главным и знаковым. Что ж, в итоге он получил то, о чем размышлял в своей спальне, в мягком свете старинной, еще электрической лампы — забавный артефакт, привезенный отцом из научной поездки. Постепенно он стал забывать Землю, город Ленинград, в котором родился и жил, свой дом — иногда Шани даже казалось, что он родился на Дее и Земля ему просто приснилась. Единственное, чего он не мог забыть и простить, было отречение Максима Торнвальда; впрочем, со временем Шани перестал терзать себя тем, чего не мог исправить.

…Потом Шани все-таки заснул, потому что волна размышлений и воспоминаний вынесла его в пыточный зал инквизиции. Шани стоял возле дыбы и рассматривал свою мачеху — теперь она уже не была ни молодой, ни красивой: испуганное изможденное существо с пустыми глазами смотрело на шеф-инквизитора и не видело его.

— Я хочу, чтоб ты меня узнала, — сказал Шани. Мачеха не отвечала, и он продолжал, спокойно и почти ласково: — Это же я, Саша Торнвальд. Твой пасынок. Помнишь?

— Позвольте мне, ваша бдительность, — прогудел из-за плеча Коваш, заплечных дел мастер, огромный, уродливый: ведьмы трепетали от одного его вида. — У меня и не такие вспоминали и узнавали. Ишь, ведьма..!

Шани приблизился к мачехе вплотную и прошептал:

— Мне уже не страшно, дорогая. Я нашел свое дело.

И отошел, уступая место Ковашу.

По большому счету, Шани был нормальным и адекватным человеком. Его небольшой душевный вывих — лютая ненависть к рыжеволосым женщинам — пошел даже на пользу в карьере, сделав Шани самым молодым шеф-инквизитором за всю историю. Если говорить до конца откровенно, то ему не нравилось пытать ведьм, и он не любил их муки — Шани просто хотел, чтобы колдуньи получали по заслугам, хотел честно и искренне. Никто же не виноват в том, что рыжие продают душу дьяволу и тем более никто не виноват в том, что мачеха была рыжей, но ведьма должна ответить за свои преступления… Был даже случай, когда Шани отпустил одну из них, не найдя в ее действиях — якобы наведение порчи на соседа — состава преступления: как бы он ни относился к женщинам этого типа, но невинные страдать не должны — Шани слишком хорошо помнил веревку на шее и ускользающий из-под ног табурет. Тогда помилованная ведьма, худенькая девушка с кудрявым пламенем на голове, от избытка чувств кинулась ему на шею прямо в зале суда, захлебываясь слезами благодарности; Шани тоже обнял ее и сказал на ухо, тихо-тихо, чтоб не услышали умиляющиеся чудесной сцене зрители:

— Уезжай. Сейчас же. Как можно дальше. Я не смогу помиловать тебя дважды.

Ведьма оказалась понятливой, и они больше не встречались. В дальнейшем подобных случаев в практике Шани не попадалось. Ведьмы, которых он отправлял на костер, действительно оказывались виновны в колдовстве.

Разумеется, в чародейство он не верил ни на йоту: его знаний по химии, биологии и медицине, полученных в начальных классах земной школы, хватало, чтобы быть на несколько порядков выше аальхарнских ученых и очень прилично разбираться в тех зельях, которые варили ведьмы. И если в качестве основного средства для порчевого зелья использовался фумт, который на Земле отнесли бы к пасленовым, безусловно не приносящий организму пользы, то магия тут была не при чем, а вот предумышленное убийство — очень даже. Пять лет назад, к примеру, он расследовал дело о наведении порчи на государя Миклуша, белье которого, как оказалось, было пропитано именно бесцветным и безвкусным соком фумта. Шани хватило одного взгляда на покрытое язвами тело Миклуша и второго — на наследного принца, чтобы сделать правильные выводы. Придворный медик был арестован и, едва только посмотрев на Коваша, небрежно перебиравшего в своем лотке пыточный инструментарий, дал признательные показания относительно продажи души темным силам и всех тех черных дел, которые сотворил, в том числе и наведении порчи на владыку. Затем Шани приказал всем покинуть пыточный зал и, когда помещение опустело, а последний служка закрыл за собой двери, подошел к медику и спросил: