Михаил Хейфец - Суд над Иисусом. Еврейские версии и гипотезы

• Название: Суд над Иисусом. Еврейские версии и гипотезы
• Автор: Михаил Хейфец
• Издательство: ДААТ/Знание
• Жанр: Публицистика
• Год: 2000
• ISBN: 5-86993-010-3

Свыше шестидесяти тысяч книг об Иисусе Христе вышло в свет только в XX веке. Но среди них почти не появлялось сочинений о его процессе — об этом самом важном судебном заседании в истории человечества.

Множество версий, свидетельств, гипотез, связанных с этим событием, возникло в среде еврейства. Евреи, среди которых жил, «наполнялся премудрости», проповедовал и погиб Иисус, создавали свои версии того, что происходило в среде их народа почти две тысячи лет назад.

Почему Иисуса судили ночью? Почему на утро его отдали в руки Пилата? Почему Пилат не захотел его казнить? Почему на казни настаивали судьи Храма?

Как иудеи и христиане разошлись в истории, исполнившись неприязни, принимавшей нередко форму смертельной ненависти?

Обо всем этом рассказывает книга израильского историка, журналиста и писателя Михаила Хейфеца «Суд над Иисусом (еврейские версии и гипотезы)».

---

Как ни удивительно, но наутро открытого восстания не последовало. Коэн предполагает (думается, справедливо), что еврейские руководители отнеслись к Пилату, как к еще неиспытанному новичку, которому следует дать шанс обдумать поведение… Иосиф Флавий так описал удивительное происшествие. Толпы демонстрантов двинулись из Иерусалима в резиденцию прокуратора — Кейсарию. По дороге к ним присоединялись все новые «ходоки». Единственное место в Кейсарии, где они смогли поместиться, оказался стадион — туда их и загнали стражники. Представители демонстрантов умоляли прокуратора вынести штандарты вон из Иерусалима, но Пилат, как пишет Флавий, отказал: «Это было бы оскорблением императору». Тогда евреи избрали, как сейчас говорят, тактику пассивного сопротивления: шесть дней и ночей лежали на земле неподвижно. На седьмой день их окружили железным кольцов римские когорты. Пилат «угрожал им, что если не уйдут сейчас же подобру-поздорову, то воины перебьют их всех до единого. Тогда евреи обнажили шеи и ответили, что скорее умрут, чем допустят поругание своих святых и мудрых законов».

Почему легионеры не пустили тогда в ход оружие? Может, именно потому, что евреи были безоружными, и воины не опасались за свою безопасность? А, может, за эти семь дней прокуратор успел получить распоряжение от старшего по званию офицера, лучше разбиравшегося в раскладе внутренних партий в империи, — из Дамаска? Как бы ни было, но Флавий сообщает: «Пилат не мог не восхититься верностью евреев своему закону и приказал вернуть штандарты в Кейсарию» (54).

Видимо, это было первая зафиксированная в мировой истории победа «движения пассивного сопротивления».

Эпизод мне представляется весьма важным для осознания недостатков коэновского анализа всей ситуации того времени. Вот как Х. Коэн откомментировалт этот фрагмент из Иосифа Флавия:

«Удивительно, что евреи, обычно не воздерживавшиеся от стихийного мятежа в ответ на малейшую римскую провокацию, на этот раз органичились хорошо организованным массовым маршем в дальнюю Кейсарию. Не менее удивительно, что Пилат, пославший армейский контингент в Иерусалим и поместивший там штандарты по тщательно разработанному плану, теперь, когда этот план удался, был внезапно „впечатлен постоянством“ евреев и кротко им уступил. Ведь именно это „постоянство“, эта „упорная настойчивость“ и были причиной его желания „проучить евреев“. Так что его поведение, как его описывает Флавий, кажется нам лишенным всякой логики. Быть может, историк дал нам неполный отчет о событиях. Быть может, в Иерусалиме вспыхнуло восстание, и римские силы потерпели там поражение. Быть может, Пилат получил из Рима инструкции не обострять отношений с туземным населением на религиозной почве. Во всяком случае, тот факт, что первое столкновение между прокуратором и евреями окончилось победой последних, мог только обострить его ненависть к ним и превратить ее в безотчетный гнев» (55).

Итак, Коэну описанное Флавием кажется «лишенным всякой логики». Возможно, если бы Пилат и евреи действовали как частные лица, как соседи по коммунальной квартире, с ним можно было бы согласиться… Но обе стороны являлись важными фигурами в большой политической игре, а ее логика отличается от житейской…

На что рассчитывал Пилат, делая ход? Именно на естественную реакцию «еврейского стихийного мятежа», которая представляется такой логичной Коэну. Мятеж римскому командиру положено потопить в крови, положено остаться победителем — к такому решению прокуратора никто из начальства и не придерется. Но евреи провели неожиданную комбинацию — мирную демонстрацию невооруженных людей. Ответная игра не была ни рассчитана, ни даже предусмотрена ни Пилатом, ни, возможно, стоявшим за его спиной Сеяном. Мятеж положено подавлять, но если нет мятежа, а де-факто есть только просьба подданных соблюдать дарованные императором привилегии… Не будет ли выглядеть прокуратор в глазах своего начальства человеком, вызвавшим мятеж, спровоцировавшим его? Между тем, такая провокация вовсе не входит в функции местного администратора-оккупанта: мятеж без необходимости смотрится его же собственным начальством как его упущение… Пилат мог выполнять задание (или желание) своего покровителя, Сеяна, но как политик он знал, что хозяин империи, чьим прямым наместником он является, вовсе мятежа в Иудее не хотел. И вряд ли Пилат получал инструкции из Рима: за неделю инструкции не успели дойти. Он вообще не имел полномочий от своего хозяина — и вынужден был отступить.

Представить, что после такого «афронта» он исполнился по отношению к евреям «безотчетным гневом», как пишет Коэн, — значит, предполагать, что политик ненавидит того, кому проиграл ту или иную кампанию. Нет, естественно, он не любит партнера, которому проиграл, он, конечно, постарается отыграться… Пилат и отыгрался — в истории с постройкой акведука, где насильно отобрал у Храма деньги на его строительство, но он принял во внимание искусство противника и не только не будет играть, повинуясь «безотчетному гневу», как полагает Коэн, но напротив — еще более расчетливо и осторожно поведет свою партию.

Между прочим, аналогичный конфликт возник у Пилата с евреями и еще позже: он описан в другом источнике — в сохранившемся письме еврейского принца (позднее царя) Агриппы к его личному другу, императору Каю («Калигуле» — «сапожку»). Пилат повесил в Иерусалиме на дворце Ирода «золотые щиты с надписями», которые почему-то оскорбили евреев: делегация во главе с четырьмя князьями из семьи Ирода «просят не доводить евреев до мятежа и не пользоваться Тиберием как предлогом для оскорбления еврейского народа. Они требуют у Пилата предъявить полномочия для его действий и угрожают апеллировать к своему императору, которого многозначительно называют своим господином. Эта угроза обеспокила Пилата, опасавшегося, что его плохое управление Иудеей станет известно Тиберию» (56)…

Кстати — Пилат в тот раз не сдался. И на него действительно пожаловались, и Тиберий резко порицал его «за необдуманное новшество». Так что как логика поступка политика (а отнюдь не самодержца) в его поведении все же прослеживается.

Что у Пилата были очевидные мотивы избегать провоцирования мятежа в подведомственной ему провинции, особенно учитывая хитрое и ловкое поведение конкурирующей, еврейской администрации, видно из того эпизода, которым карьера его внезапно завершилась. По писанию Флавия, римская конница внезапно окружила процессию самаритян, поднимавшихся на святую для них гору Гаризим для молитвы. Отряд пехотинцев напал на молящихся с мечами — и многие погибли. Остальных взяли в рабы. Пленники из знатных семей были казнены. Совет самаритян пожаловался верховному прокуратору Сирии, уверяя в своей верности Риму и обвиняя прокуратора Иудеи в несправедливости и массовом убийстве ни в чем неповинных перед императором людей. Сирийский босс приказал Пилату отбыть в Рим для отчета в своих действиях, там он попал в опалу и, по неподтвержденным намекам, умер все-таки не своей смертью…

Возвращаясь к нашему сюжету, отметим вот какое важное обстоятельство: за два года до появления Йешуа в Иерусалиме, в далеком Риме произошло важное для Пилата событие. Его покровитель Сеян, ретивый преследователь евреев, был обвинен в заговоре против императора и казнен. Таким образом, в расчеты опытного администратора (он пробыл на своем посту уже 8 лет) никак не могло входить поощрение в какой бы то ни было форме мятежа в Иудее. Он весьма обеспокоился, когда получил известия о безграничном влиянии Йешуа на народ… И если Синедрион, наверно, ненавидимый им, но и уважаемый за политическую ловкость и маневренность, предложил совместную акцию по обезвреживанию источника мятежа, причем без лишнего шума — это могло теоретически устроить могущественного прокуратора.

И потому на одну ночь, «для предварительно следствия», он мог отдать Йешуа на волю евреям. Если сами его казнят — тем лучше для прокуратора: угроза мятежа ликвидируется собственными еврейскими руками. Если нет… Что ж, по крайней мере, еврейские интриганы будут повязаны в это дело и в любом случае не навредят ему, Пилату, в политических хитросплетениях при римском дворе.

Искусство адвоката евреев (продолжение)

По версии Х. Коэна, задача, задуманная старейшинами Синедриона в ту ночь, заключалась в спасении Йешуа от смертного приговора, неизбежно грозящего от такого судьи, как Пилат. Только такой задачей, повторяю, и могли быть преодолены те юридические несообразности, тот процессуальный абсурд, который историки много десятилетий фиксируют в «ночном засдании».

Что мог обещать Синедрион Пилату в обмен на предоставление этой «следственной ночи»?

Ответ очевиден. Особенно для бывшего советского человека.