Михаил Хейфец - Суд над Иисусом. Еврейские версии и гипотезы

• Название: Суд над Иисусом. Еврейские версии и гипотезы
• Автор: Михаил Хейфец
• Издательство: ДААТ/Знание
• Жанр: Публицистика
• Год: 2000
• ISBN: 5-86993-010-3

Свыше шестидесяти тысяч книг об Иисусе Христе вышло в свет только в XX веке. Но среди них почти не появлялось сочинений о его процессе — об этом самом важном судебном заседании в истории человечества.

Множество версий, свидетельств, гипотез, связанных с этим событием, возникло в среде еврейства. Евреи, среди которых жил, «наполнялся премудрости», проповедовал и погиб Иисус, создавали свои версии того, что происходило в среде их народа почти две тысячи лет назад.

Почему Иисуса судили ночью? Почему на утро его отдали в руки Пилата? Почему Пилат не захотел его казнить? Почему на казни настаивали судьи Храма?

Как иудеи и христиане разошлись в истории, исполнившись неприязни, принимавшей нередко форму смертельной ненависти?

Обо всем этом рассказывает книга израильского историка, журналиста и писателя Михаила Хейфеца «Суд над Иисусом (еврейские версии и гипотезы)».

---

Национальным руководителям требовались помощники, способные обозначить и разъяснить для них общие знаменатели всего человечества — а не только своего народа. Подобные «инструменты» познания мира были обнаружены в Израиле. Людям дали реальную возможность работать и исследовать в науке интересовавшие общество феномены, в частности, проблему праотношений христианства и иудаизма.

…Когда «русские» евреи явились в Израиль, культурным шоком обернулось для нас принципиальное отчуждение многих слоев здешнего общества от европейской культуры, в оправе который мы выросли в диаспоре. Классическая музыка, живопись, в значительной мере литература и философия в странах европейского Исхода построены на фундаменте христианских ценностей. В Израиле и сами эти ценности, и порожденные ими достижения не то чтобы опровергались, нет, но часто значили совсем немногое. Почти ничего, если правду сказать. Израиль мучился собственными культурными проблемами, необходимостью сопрягать общины евреев, выросших в Европе, с общинами, укорененными в исламской, иногда индийской, иногда африканской национальной традиции. К культурному «салату» непросто было приспособиться с нашим «евророссийским менталитетом»…

Но кто подлинно искал мост к собственному культурному прошлому, тот мог — в потенции — обрести искомые ценности. Ибо в Иерусалиме постепенно обнаружились особые, нигде более в мире незнаемые научные и художественные школы, изучавшие античные связи иудаизма с его «дочерней религией».

Ветры истории забросили в Израиль немало европейских евреев, издавна знакомых (в странах своего Исхода) с христианскими текстами, с их толкованиями и приоритетами, но одновременно изучившими, обычно в Иерусалиме, и тонкие иудаистские концепции. Изучали в нюансах, доступных ранее лишь изысканным знатокам раввинистической литературы («для вкуса» напомню, что знать иврит для подобного чтения недостаточно: даже Талмуд стали переводить на иврит с арамейского языка лишь в наше время — этим занимается знаменитый раввин Адин Штайнзальц. «Новым исследователям» требовалось знание как вышеупомянутого арамейского языка, так и латыни, и древнегреческого, не говоря о многих иных наречиях, на которых писались нужные первоисточники).

Для примера выделю из этой «школы» двух «субъектов», правда — самых примечательных из когорты колоссов, которых мы здесь встречали. В конце 70-х гг. вышла в свет монография профессора Иерусалимского университета Д. Флюссера «Ха-яхадут у-мекорот ха — нацрут» («Иудаизм и происхождение христианства»). Основная идея Флюссера выглядела революционно для традиционного еврейского мировоззрения (надо самому вариться в этой среде, чтобы понять, насколько написанное профессором взрывало то, что накопила за тысячелетия талмудическая традиция — особенно, принимая во внимание, что Флюссер являлся ортодоксальным иудеем, так называемым «кипоносцем», соблюдавшим главные заповеди).

В 1980 г. Давид Флюссер получил высшую научную награду страны — Государственную премию «за открытия в областики иудаики». В своих работах он доказывал, что Иисус ни разу не нарушил и не мог нарушать предписания Галахи и, следовательно, с точки зрения религиозного права всегда оставался правоверным иудеем. В вопросах веры рабби считался революционным радикалом, он призывал к торжеству всеобщей любви, к новой морали, к новому, более тонкому, нравственному сознанию верующих, но идеи эти, хотя и были неприемлемы для тех, в среде коих Иисус преимущественно вел свои проповеди, лежали в русле традиций еврейского богословия того времени. (По мнению Флюссера, лучше остальных христианских мыслителей понимал «голос подлинного Иисуса» русский философ Владимир Соловьев. Впрочем, подробнее о взглядах Флюссера подробно поговорим ниже — идеям профессора уделим ниже целую главу).

Другим великаном, которого я повстречал в Израиле, когда работал в Иерусалимском университете, был профессор Шломо Пинес. Знаток иврита, арамейского, арабского, но и персидского, и турецкого, и санскрита (не говоря, разумеется, о такой само собой разумеющейся подробности, как знание главных европейских языков… Французскую литературу изучал в Женеве, докторскую диссертацию защитил в Берлине — между прочим, при Гитлере, в 1934 г.!). Для Пинеса, казалось, не существовало в науке границ — он мог исследовать Ницше параллельно со Сковородой, а ибн Рушда — в контакте с Фомой Аквинским, обнаружил влияние Маймонида на Спинозу и Канта, наблюдал философские контакты средневековых еврейских философов с христианскими схоластами. Велик был вклад Пинеса и в изучение раннего христианства: знание восточных языков и источников помогало ему обнаруживать свидетельства об эпохе раннего христианства, не прошедшие церковную цензуру, — и он находил подлинные сенсации в восточных документах.

Вот названия некоторых трудов Шломо Пинеса: «Арабский вариант свидетельства Иосифа Флавия и его значение» и «Иудеохристиане первых веков христианства согласно новому источнику».

Но главное, что, по моему личному ощущению, помогло моим современникам в Израиле по-новому прочитать, по-новому увидеть подробности знакомых с юности евангельских текстов — постепенное узнавание реальной религиозной атмосферы в еврейской общине, той атмосфере, которая некогда окружала и рабби из Нацерета.

Эпизоды, ранее объявленные в Евангелиях юдофобскими, те, что ставились еврейству в не прощаемую вину мировой христианской массой — здесь, на месте, смотрелись будничными, обыденными, повседневными грехами священнической верхушки — грехами самоуверенных «носителей Божественной истины». Когда кому-то из мудрецов захочется доказывать, что «наш Бог лучше вашего бога», да вдобавок еще видится — и часто не без основания, вот в чем сложность! — что спасает свой народ и веру от смертельной опасности, тогда кажутся допустимыми, простительными любые криминальные действия, любые акции даже против основ собственной веры и морали.

…Могли религиозные оппоненты I-го века провоцировать Иисуса, подведя его под римскую перекладину, как описано в Евангелиях? Почему нет… Могли ли храмовые начальники сотрудничать с римскими оккупантами-язычниками, дабы устранить опасного конкурента, рабби из периферийной Галилеи? Конечно, могли. Состояние зависимости религиозных авторитетов от иноверческих властителей, обычное для еврейского существования, не раз вводило некоторых раввинов в опаснейшее искушение: чужими руками расправиться с тем, кто верил в Бога немного по-иному, чем они сами. Этот соблазн оправдывал преступление даже против единоверца некими Вышними интересами — например, необходимостью спасти народ от совращения, от провокаций врагов, тиранов-убийц. Всегда ведь можно оправдать свою аморальность, «если нельзя, но очень хочется…»

Вот — для примера — несколько аналогичных исторических фактов, известных в еврейской среде.

В начале 19 века в России по доносу некоего литовского еврея был обвинен в государственной измене (случай, аналогичный юридическому казусу с Йешуа) первый из хабадских мудрецов, любаческий (тогда лядский) ребе Шнеерсон, «альтер ребе» («старый учитель»). Жандармы заключили ребе в Петропавловскую крепость. Ложный поклеп сочинил «литвак», сторонник Виленского гаона. (А для полноты аналогии добавлю: от гибели в крепостной камере рабби Шнеерсона спасло чудесное вмешательство «Пилата 19 века» — необъяснимо посочувствовавшего рабби шефа жандармов Александра Бенкендорфа…) Только не вздумайте негодовать на «литваков»: кто-то из любавических хасидов вскоре направил донос аналогичного содержания, но уже против Виленского гаона…

Другой пример: цензуру еврейских религиозных книг при Николае I ввели по предложению еврейских «активистов» («Отделить все нехасидские книги, а остальные безусловно истребить» — предлагалось в еврейском, подчеркиваю, проекте). Цензорами назначили, естественно, раввинов-«литваков» (где ж набрать нужные кадры для чтения на иврите религиозной литературы?). Они, как сказано в одном из источников, «искромсали и испортили множество прекрасных книг (преимущественно хасидских — М. Х.)… не оставили в целости ни одного листа, ни одной страницы, и, к позору нашему, должно признать, что иные раввины вычеркивали каждую непонятную им фразу» (6).

Беспредельная друг к другу враждебность групп религиозного истеблишмента поражает до сих пор светского еврея из России, этакого наблюдателя со стороны. На моей памяти сторонники Гурского ребе, решив, что некое, недостаточно деликатное высказывание авторитетного раввина-«литвака» (Меира Поруша, тогда председателя финансовой комиссии кнессета, впоследствии замминистра строительства от религиозного блока) задели «честь» их рабби, ворвались в синагогу, где рав Поруш вел службу, устроили погром, рава избили, он лег в больницу со сломанным ребром…