Леонид Юзефович - Блюдо шахиншаха

• Название: Блюдо шахиншаха
• Автор: Леонид Юзефович
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1980

Леонид Константинович (так в журнале) Юзефович родился в 1947 году в Москве Окончил Пермский университет. Преподает историю в школе. Печатал стихи в коллективных сборниках Пермского издательства, исторические статьи и очерки в журналах «Вопросы истории», «Советское славяноведение», «Исторические записки». В этом году отдельной книгой — «Обручение с вольностью» — выходят две его исторические повести.

В нашем журнале публикуется впервые.

---

Лера служила смотрительницей музея с осени шестнадцатого года. Она помнила наизусть паспорта половины экспонатов и с одинаковой нежностью относилась к вещам совершенно несоизмеримой ценности. Вещам было тесно в кирпичном двухэтажном доме на Соликамской улице. Здесь хранились бронзовые отливки и фарфор фабрики Кузнецова, старинные ядра и заспиртованные стерляди в банках, французские гобелены времен Людовика XVI и рудничные фонари. На стенах висели картины. В шкафах и витринах лежали косги ископаемых животных, монеты, стояли шкатулки, вазы, фигурки Каслинского и Кусинского заводов — весь тот пестрый набор, который никак не ложился в единое русло правильной экспозиции и в самой пестроте которого было обаяние, отсутствовавшее во многих, несравненно более богатых собраниях.

Лера обошла пустые комнаты, отомкнула витрины. Смахнула рукавом пыль с чугунной статуи Геркулеса, разрушающего пещеру ветров. За последние полгода в музей заходили разве что члены управы по долгу службы, студенты и скучающие офицеры, которые уже в первой комнате больше начинали интересоваться самой смотрительницей, нежели ее экспонатами.

В восемнадцатом году все было по-другому. Устраивались лекции, собиралось общество фотографов и общество любителей истории края. Десятками бывали красноармейцы. Они, правда, зачастую разглядывали багетовые рамы с большим любопытством, чем сами картины, и подолгу простаивали перед резными китайскими шарами из кости, не обращая внимания на этюды Репина и Коровина. Но такую несерьезность Лера им охотно прощала. Да и шары, честно говоря, были довольно занятны — она и сама не могла понять, как их ухитрились вырезать один в другом… А с Советской властью у нее лишь однажды вышло столкновение, когда районный комиссар приказал освободить одну комнату для выставки революционного плаката. Он облюбовал комнату, где по стенам висели гобелены и костюмы северных народов. Лера воспротивилась, но гобелены пришлось все-таки снять. А костюмы северных народов отстоял Костя Трофимов, упирая на тяжелую судьбу этих народов в условиях царизма…

Эвакуироваться Лера решительно никуда не собиралась. Но и мысль о том, что экспонаты отправят без нее, тоже была невыносима — все растеряют или растащат в этой неразберихе. Кое-что можно было, конечно, припрятать. Но самые ценные вещи все равно не скрыть — в управе имеются копии каталогов.

Лера щелкнула ногтем по склянке, в которой плавали серые полупрозрачные катышки — икра австралийской гигантской жабы, бог весть как попавшая на Соликамскую улицу. С этим, естественно, никто возиться не станет. Не до жаб сейчас, хотя бы и австралийских. Другое дело — художественная коллекция с ее раритетами. Их-то проверят в первую очередь…

Лера провозилась в музее до вечера. Унесла в чулан вещи понезаметнее, закидала всяким хламом. Когда лее совсем собралась уходить, к крыльцу, погромыхивая наваленными сзади ящиками, подъехала подвода.

Офицер поднял голову, заметил в окне Леру и козырнул. Затем что-то сказал солдатам. Они сняли один пустой ящик и двинулись к ступеням.

Лера обмерла: «Неужели так скоро?»

— Здравствуйте, барышня, — офицер по-хозяйски, без стука, прошел в комнату.

Вслед за ним в дверь протиснулись солдаты, замерли с ящиком в руках. Офицер спросил:

— Вы получили предписание из управы?

Лера кивнула.

На погонах офицера было по две маленьких звездочки — подпоручик.

Лицо его показалось ей знакомым — где-то она его видела.

Подпоручик показал солдатам, куда поставить ящик.

— Я ничего не успела сделать, — сказала Лера.

— Что ж, мы займемся этим сами…

Подпоручик достал из ящика груду пустых мешков. Его взгляд равнодушно скользнул по бубну вогульского шамана, по разложенным в витрине наконечникам стрел и остановился на малахитовом канделябре начала прошлого столетия. Он взял его в руки, провел пальцем по серебряной инкрустации у основания:

— Шедевр, не правда ли?…

Минут через десять Лера убедилась, что подпоручик отыскивает самые ценные экспонаты с безошибочным чутьем антиквара. В ящиках, бережно обернутые мешками, исчезли две севрских вазы, палестинский этюд Поленова, полотна неизвестных голландцев и жемчужина собрания — «Святой Себастьян».

Эту картину подпоручик долго укутывал сорванной с окна занавеской.

Был он невысок, изящен. Но его фигуру портил слишком широкий френч, собиравшийся под ремнем неряшливыми складками. Копий с каталогов у него не было. «Наверное, после проверят», — решила Лера, заметив, что подпоручик записывает в карманной книжечке отобранные экспонаты.

Вначале она безучастно стояла в стороне, а на вопросы отвечала через один — гордо и невразумительно. Потом попробовала вмешаться. Отговаривала брать одно, советовала взять другое, но в итоге добилась лишь того, что подпоручик начал посматривать на нее с подозрением.

Наконец ящики и мешки вынесли, уложили на подводу. Прощаясь, подпоручик щелкнул каблуками, вдавил подбородок в ямку между ключицами.

— А как же я? — чуть не плача, спросила Лера. — Я не могу бросить все это на произвол судьбы!

— Во избежание паники, — объяснил подпоручик, — подлежащие эвакуации ценности заранее свозят на станцию. Но отправят их лишь в случае реальной опасности. Послезавтра справьтесь о них в управе. Там же получите сопроводительные бумаги.

Он вышел.

В тишине июньского вечера подвода прогрохотала вверх по Соликамской, свернула на Покровку.

Член городской управы доктор Федоров явился в музей через день после того, как вывезли экспонаты художественной коллекции.

Лера столкнулась с ним на крыльце.

— Добрый день, Алексей Васильевич! А я как раз в управу собираюсь.

— Да чего туда ходить, — посетовал Федоров. — О положении на фронте мы знаем не больше, чем какой-нибудь взводный.

— Когда думаете ехать? — спросила Лера. Вопрос был самый обычный, вроде приветствия — теперь об этом все говорили.

Федоров опечалился:

— Один бог ведает! Все от дочери зависит. Вы ведь знаете Лизу. Как она решит, так и будет. Матери-то нет… Да у нее тут еще роман с капитаном из городской комендатуры. В общем, полнейшая неизвестность.

— Да-а, — посочувствовала Лера.

В Мариинской гимназии все знали, что Лиза Федорова вьет из отца веревки.

— А я так и остался бы! Честно вам скажу, страшно с места сниматься. Вдруг, думаю, и не тронут меня красные. Велика ли шишка член управы! Я же всегда был противником диктатуры и дал верное тому доказательство…

В январе, когда Колчак приезжал в Пермь, городская дума поднесла адмиралу приветственный адрес. Но при составлении его разгорелись дебаты. Кадеты предлагали титуловать Колчака «верховным правителем», а эсеры, к которым относил себя и Федоров, — всего лишь «верховным главнокомандующим»…

— Ну-с, голубушка, — Федоров шагнул к двери, — я ведь к вам от управы в помощь и в надзор послан. Сейчас плотник подойдет… Давайте укладываться.

— То есть как укладываться? — Лера ошарашенно поглядела на него.

— Ничего не поделаешь! За Урал, за Урал… Вы предписание получили?

— Но самые ценные экспонаты уже вывезены.

— Кто вывез?

— Какой-то подпоручик. Смуглый такой, худощавый.

Федоров замахал руками:

— Бог с вами, Лера, голубушка! Я только что из управы. Вот и каталоги при мне!

— Пожалуйста, можете убедиться! — Лера распахнула дверь.

Федоров вытер платком потные брыластые щеки.

— Ничего не понимаю! Это какое-то недоразумение… Я же только что из управы!

Лера, улыбаясь, смотрела на него. Она тоже ничего не понимала, но ей было весело. После того, как она вчера встретила Костю Трофимова, ей все время было весело.

Однако она ничего, ничегошеньки не понимала.

3

Июнь выдался холодный, ветер порывами налетал с Камы, и бело-зеленый флаг сибирского правительства картинно полоскался над крыльцом Слудской районной комендатуры.

Возле крыльца сидел на корточках унтер-офицер и лупил куском кирпича по водосточной трубе, пытаясь выправить, ее смятое жерло. Его левую руку перетягивала повыше локтя нарукавная повязка — тоже бело-зеленая.

«Дежурный», — решил Рысин.

Он подошел поближе и громко спросил, где можно найти коменданта, поручика Тышкевича.

Унтер перестал бить по трубе и раздумчиво, с ног до головы оглядел посетителя. Перед ним стоял явный запасник. Слишком большая фуражка нависала над впалыми, изжелта-бледными щеками. Нелепо болталась на журавлиной фигуре кургузая необмятая шинель.

— Слева по коридору последняя дверь, — хотя на плечах посетителя офицерские погоны, унтер не только не козырнул, но даже не счел нужным встать.

Впрочем, Рысин не придал этому ровно никакого значения. Через минуту он предупредительно постучал по двери с табличкой «Военный комендант», вошел в комнату и представился: