Марк Рейтман - Знаменитые эмигранты из России

• Название: Знаменитые эмигранты из России
• Автор: Марк Рейтман
• Издательство: Ростов н/Д: изд-во «Феникс», 1999.— 320 с.
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1999
• ISBN: 5-222-00618-2

Игорь Сикорский, Юл Бриннер, Елена Блаватская. Владимир Набоков, Сергей Рахманинов, Игорь Стравинский, Василий Леонтьев — вот только часть звездных имен, вошедших в эту замечательную книгу. На долю этих людей выпала трудная судьба. Попав за рубеж, они оказались на грани выживания. Но сила воли, талант, вера в свои силы не дали им сломаться, а, наоборот, помогли подняться на., казалось бы, недосягаемую высоту и прославиться на весь мир. Воистину, человек может все, если очень захочет этого.

Об этом в увлекательной форме и рассказывает эта книга, раскрыв которую, Вы уже не сможете оторваться от нее.

---

Но это не означало полного разрыва: скоро Эмма и Саша помирились, задав схему своих отношений до конца 30-х годов. Такие увлечения следовали у каждого из них эпизодически, приводя к бурным приступам любви или ненависти. Это не мешало их деловому контакту в организации лекций и издании анархистского журнала «Мать земля» (Еру). В свою очередь Эмма увлеклась статным мужчиной, Беном Рейтманом, с которым была связана лет пятнадцать с перерывами на другие привязанности.

В 1917 г. Эмму посадили за пропаганду против воинской повинности, когда США вступили в первую мировую войну. А в 1919 г. ее и Беркмана депортировали в Россию, аннулировав ее вид на жительство в Америке как полученный незаконно. Можно спорить о юридической обоснованности такого решения, но ясно было, что терпению Америки пришел конец.

В России Гольдман и Беркману сразу же многое не понравилось. Их поселили в гостинице «Астория» как привилегированных иностранцев, дали хороший паек. Но люди вокруг жили ужасно по американским меркам. Но главное не это, в стране не было демократических свобод. Анархисты, которые во время октябрьского переворота были главной революционной силой, именно они руководили матросами и рабочими, штурмовавшими Зимний дворец, теперь сидели по тюрьмам или боялись высунуть нос из квартир.

Петр Кропоткин жил в городке под Москвой, тоже был возмущен происходящим, но поднять голос протеста против большевиков не решился, когда Гольдман и Беркман предложили ему это сделать. Горький, с которым они встретились, понес уже совершенную чушь: «Народные массы — это не движущаяся сила революции, а ее тормоз. Революция имеет единственный привод: это гений Ленина». Принял их и сам гений, все еще надеявшийся разбудить весь капиталистический мир.

В 1921 г. Гольдман и Беркман после подавления Крондштадтского восстания поняли, что сотрудничать с большевиками преступно, и убрались из России в Германию без визы. Там Гольдман написала книгу «Мое разочарование в России», которая передала ее ощущение от контактов с большевиками, но это не было разочарованием в революции. Обратно в США Эмму, разумеется, не впустили, она была отвержена обоими лагерями. В 1926 г. она укрепила свой статус фиктивным браком с английским шахтером Джеймсом Колтоном, что позволило ей осесть в Канаде. Она ездила в Штаты несколько раз и даже выступала с лекциями в американских университетах, прежнего успеха не имела и воспринималась как реликвия…

Личная жизнь Эммы оставалась насыщенной. В 1934 г., 65 лет от роду, она пережила последнее романтическое приключение — роман с 36-летним социологом Фрэнком Хайнером. Хайнер увидел бы в своих объятиях обрюзглую старуху, но от этой неприятности он был избавлен полной слепотой.

Новый приступ активности вызвала у нее война в Испании. Недоверие социалистов всех мастей, возраст и тем более вражда с коммунистами не позволяли ей занять какое-то место в вооруженной революционной борьбе. Но она занималась сбором средств в помощь республиканцам. Политические процессы 30-х годов не застали ее врасплох: для нее это было естественное продолжение ленинской политики, однако она сотрудничала в коммунистическом Народном фронте, так как находила фашизм еще большим злом.

Разрешение въехать в США было получено в 1940 г. лишь для праха Эммы Гольдман. Не являясь формальным руководителем анархистского движения, которое всегда было очень аморфно и, по определению, не знало дисциплины, Эмма Гольдман была самой яркой из американских анархистов. Интерес к ее личности растет со временем как слева, так и справа и достиг уже громадных размеров.

Быть может, кое-кому из российских новоэмигрантов неприятно вспоминать, что в истории международного терроризма есть и такая страница, но что делать, эта страница существует. Ее можно топтать, выкорчевывать, бережно переплетать, но последнее дело — это делать вид, будто ее не существует.

Сергей Довлатов: «Жизнь коротка и печальна»

Четыре города, четыре столицы, без которых не расскажешь историю русского писателя армяно-еврейского происхождения с американским гражданством Сергея Донатовича Довлатова.

Сергей Довлатов родился 3 сентября 1941 года в эвакуации в Уфе. В 1945 году семья вернулась в Ленинград. К этому городу у Сергея Довлатова особое отношение. О нем написано много прекрасных слов: «Без труда и усилий далась Ленинграду осанка столицы. Вода и камень определили его помпезную горизонтальную стилистику». Письма из Нью-Йорка друзьям в СССР Сергей Довлатов подписывал: «Национальность — ленинградец. Отчество — с Невы».

Семья Сергея Довлатова была тесно связана с литературной средой Ленинграда. После войны в Ленинграде было создано центральное литературное объединение при Союзе писателей.

Его возглавляла Маргарита Степановна Довлатова (сестра матери), старший редактор издательства «Молодая гвардия». В разное время ЛИТО возглавляли Леонид Рахманов, Геннадий Гор, Виктор Бакинский. Светлой памяти этих людей Сергей Довлатов посвятил одну из своих последних газетных публикаций, памяти тех, кто олицетворял ленинградскую литературную школу писательского мастерства. Основа литературного стиля Сергея Довлатова была заложена в этой школе — точность, изысканность, лаконизм при внешней простоте. «Мир так был набит литературой, юмором и пьянством, что не оставлял места остальному. То есть не оставлял места совершенно!» Так, Сергей Довлатов пришел на экзамен по немецкому языку в университет, зная на этом языке 2 слова: Маркс и Энгельс. Естественно, был исключен с литфака; естественно, загремел в армию. Писателем его сделала зона — служба в конвойных войсках. По словам Бродского, «вернулся он оттуда как Толстой из Крыма со свитком рассказов и некоторой ошеломленностью во взгляде». Вернулся молодой начинающий, но вполне сформировавшийся литератор.

Следующим городом был Таллин. «Многие считают его искусственным, кукольным, бутафорским. Я жил там и знаю, что все это настоящее. Значит, для Таллина естественно быть немного искусственным. Таллин — это и была первая настоящая эмиграция. Постоянный привкус фальши и первый опыт этнической изоляции. «Туземцы» медлительны и неподвижны, говорят на эстонском, заняты своими «туземными» делами, в русских компаниях не наблюдаются, им нет ни малейшего дела до «оккупантов». Сергей Довлатов стал журналистом случайно. Журналистику не любил. Сотрудничество с эстонскими партийными изданиями не приносило ни денег, ни славы. Свою повесть «Компромисс» (журналистские будни в Эстонии) Сергей Довлатов заканчивает прямо щедринским диалогом:

«— Займись каким-нибудь полезным делом. Как тебе не стыдно?

— Тоже мне учитель нашелся.

— Я всего лишь убил человека — говорит мой брат, — и пытался сжечь его труп. А ты…»

В 1975 году таллинское издательство «Ээсти раамат» («Эстонская книга») не решилось выпустить уже набранный сборник Сергея Довлатова «Пять углов» («Записки горожанина»).

В 1976 году Сергей Довлатов напечатал «Континент», потом «Время и мы»; радио «Свобода» неделю транслировало его повести. Стало уже окончательно ясно, что в СССР Сергея Довлатова печатать не будут. Кроме этого последовали обычные в таких случаях репрессии со стороны властей: исключение из Союза журналистов, лишение всех иных заработков. Со стороны КГБ шло давление по выпихиванию за границу: пусть уезжает — иначе посадим. В 1978 году заканчивается «советский период Довлатова». «Жизнь моя долгие годы катилась с Востока на Запад. И третьим городом этой жизни стал Нью-Йорк. Я думаю — это мой последний, решающий, окончательный город. Отсюда можно эмигрировать только на Луну».

Сергей Довлатов с семьей по израильской визе известным маршрутом Вена — Рим — Нью-Йорк отправляется в эмиграцию. «Все мы готовились к отъезду на Запад. Каждый по-своему. Лично я собирал информацию. Я знал, что литература в Америке источником существования не является. Что тиражи русских книг ничтожны. Что людям моего склада очень трудно найти работу». Однако в Америке эту работу можно было искать, а дома он был лишен права зарабатывать себе на жизнь по выбранной специальности. Сергей Довлатов никогда не был диссидентом, он вообще считал, что литература и политика не имеют между собой ничего общего. «Я уехал, чтобы стать писателем и стал им, осуществив несложный выбор между тюрьмой и Нью-Йорком. В Союзе я диссидентом не был (пьянство не считается). Я всего лишь писал идейно чуждые рассказы. И мне пришлось уехать». Приехав сюда талантливым, необыкновенно талантливым, талантливо талантливым разгильдяем, Сергей Довлатов именно в США состоялся как серьезный профессиональный писатель. На родине остались две литературные публикации: в «Неве» и «Юности» (откровенно халтурные конъюнктурные повести о рабочем классе), а здесь за 12 лет Сергей Довлатов выпустил 12 книг на русском языке (две совместные), 6 книг вышли на английском.