Элизабет Хаксли - Сияющее Эльдорадо

• Название: Сияющее Эльдорадо
• Автор: Элизабет Хаксли
• Издательство: Наука
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1976

Книга английской писательницы Э. Хаксли дает яркую картину жизни Австралии как в прошлом, так и в настоящее время. Рассказывается о городах Австралии — Сиднее, Аделаиде, Мельбурне, Канберре и др. Отдельные главы посвящены проблемам добычи золота на западе материка, рассказу о Северной Территории страны с населяющими ее аборигенами; фауне и флоре Австралии.

---

Мой знакомый, сопровождающий меня по городу, говорил, что сиднейцам присущ азарт и каждый из них — игрок. Увлекаются они и искусством. Агенты по скупке картин рыщут в поисках молодых обещающих художников, подписывают с ними контракты, придерживают покупку в ожидании роста цен. Имя модного художника как бы случайно роняют в соответствующих кругах, слухи распространяются. Короче, используются методы, известные всем агентам мира по скупке произведений искусства, а в Сиднее они доведены до апогея. Растут как грибы частные картинные галереи. В течение одной недели было организовано, если я не ошибаюсь, шесть выставок, каждая посвящена искусству какого-либо одного художника. А открытие художественной выставки в Сиднее — надолго запоминающееся зрелище. Одну из таких выставок я посетила в Пэддингтоне, где вдоль узких петляющих улочек, вернее закоулков, расположились домики, построенные, казалось, для соревнований по бегу среди карликов. Теперь это были не коттеджи, а миниатюрные здания, окруженные террасами[7], однокомнатные, зачастую украшенные чугунными балконами. Они излучали очарование, и мне так захотелось, чтобы один из них был моим. Дома были заброшены, так как считалось, что они неудобные и грязные, отжили свой век. Многие из них снесены. Погибли бы все, если бы после второй мировой войны не возродился интерес к предметам старины, уважение к традициям и новое отношение к творениям викторианского века. Джоном Бэтменом[8] Австралии был Робин Бойд, которому помогли блестящие снимки Грэма Робертсона. Оба они из Мельбурна, но не обошли своим вниманием и Сидней, так как там имеются викторианские здания и более позднего периода — короля Георга[9], чего нет в Мельбурне, возникшем после 1835 г.

Итак, кукольные домики Пэддингтона снова вошли в моду. Их арендуют представители средних слоев, особенно интеллигенции. Они тщательно отремонтированы, покрашены в яркие цвета. За чугунными балконами, которые ранее выбрасывались на свалку, охотятся как за деликатесами. Жаль, что мода опоздала на двадцать лет, а то и большинство террас было бы спасено.

Но как очаровательны ни были бы сохранившиеся здания, они, конечно, не приспособлены для организации в них картинных галерей, особенно в наши дни. Возле дома, где проходил вернисаж одного из художников, мы увидели скопление автомобилей, толпу подростков, танцующих джайв и твист среди машин под звуки поп-музыки, исполняемой джазистами в солдатской форме, дующими в трубы с упорством маньяков. Над массой прижавшихся друг к другу орущих лиц время от времени поднималась бутылка шампанского. Мы протиснулись поближе и увидели, что ею размахивает молодой человек в одежде французского моряка, пытающийся разлить пенистую влагу. К нему тянулись десятки страждущих рук с пустыми стаканами. Растерянно оглянувшись, он неожиданно улыбнулся, поднес бутылку к губам и опорожнил ее.

На стенах висели картины, которые создаются с помощью леек, метел и садовых совков. Никто на них даже не смотрел. Однако почти ко всем картинам прикреплены красные таблички, говорящие о том, что картина продана, и за многие из них, вероятно, была заплачена не одна сотня долларов. Цена, назначенная за работы неизвестного художника, по европейским понятиям мне показалась огромной, если не просто абсурдной. Когда мы пробивались назад, солдаты играли на трубах еще громче, и еще больше людей, молодых и пожилых, пьяных и трезвых, танцевало на улице. На утро газеты писали, что вернисаж имел необыкновенный успех, и половина желающих так и не сумела на него попасть. На следующий день его повторили с еще большим успехом. К сожалению, имени художника я так и не запомнила.

После того как открытие состоялось, можно было посмотреть уже и сами картины. В Сиднее большинство произведений искусства относится к абстрактной живописи, если использовать здесь ставший международным термин.

Этого нельзя было сказать о предыдущем поколении художников, среди которых за пределами Австралии наиболее известны Сидней Нолан и Расселл Драйсдейл [10]. Язык их искусства истинно австралийский. Четкие силуэты деревьев и нагромождения скал на фоне пустыни и убогих хижин; изможденные, но не покоренные мужчины и женщины, бросающие вызов судьбе; умирающие от жажды животные и гибнущие птицы; мифы и фольклор национальной истории — все отражено в этих произведениях. Странное и временами причудливое воображение находит выражение и в работах художников старшего поколения — Артура Бойда, Клифтона Пью, Чарльза Блэкмена, Альберта Таккера, Джона Персеваля и др.

Затем пришел абстракционизм с его новыми представителями: Джоном Олсеном, Джоном Пассмором, Фрэнком Ходжкинсоном и др. Хотя многие из них и выставляли свои картины за пределами Австралии, мало кто завоевал широкую известность. Однако страстность, наполняющая их работы, контрастные краски и изобразительность еще завоюют некоторым из этих художников место в мировой живописи. Вопрос — кому. Ведь у каждого из любителей живописи есть свой фаворит— отсюда и разрекламированные вернисажи, шумиха вокруг них и взвинченные цены.

По общему мнению, художники Мельбурна тяготеют к предметной живописи, а Сиднея — к абстрактной. В 1959 г. семь художников, из которых лишь один был сиднеец, объединились в группу «Антиподиэнз», организовали выставку и опубликовали манифест в защиту предметной живописи. Они выступали против экспрессионистов, которые считали, что «изобрели новый язык искусства». Представители группы «Антиподиэнз» считали это заявление абсурдным. Для художника, говорили они, основой искусства является образ, понятная всем форма, ясный символ. Для участников группы образ был олицетворением реальной жизни, необходимостью активного вмешательства в нее. Абстракционисты же, создавая свою теорию, вероятно, в несколько циничной погоне за модой, целиком отмежевывались от повседневных страстей человека. Художники Сиднея не замедлили нанести ответный удар и организовали свою выставку, назвав ее «Приглушенные барабаны». Выставка пародировала и высмеивала мельбурнских прагматиков, живописцев, с точки зрения сиднейцев, вычурных и помпезных.

Такое разделение художников по географическому признаку, конечно, весьма условно. Старейший и, по мнению критиков, самый крупный из абстракционистов провел годы в хижине на острове недалеко от побережья Квинсленда, терпеливо совершенствуя свои лиричные работы, напоенные легкими и причудливыми цветовыми гаммами. Имя его Иэн Фэрвезер.

Один из наиболее оригинальных молодых художников-абстракционистов — Леонард Френч[11], чьи картины, написанные в суровом цвете, частично черпают вдохновение в русской иконописи, — родом из Мельбурна. А наиболее знаменитый Уильям Добелл стоит над всеми школами, группировками и модными течениями. Есть ли в наши дни в мире более тонкий портретист? Он создает портреты многих своих современников из разных стран мира. «Стараясь изобразить мужчин и женщин наиболее правдиво, — писал о Добелле доктор Бернард Смит, — он показал, что его видение мира столь же австралийское, как голландское у Рембрандта, испанское — у Гойи, английское — у Хоггарта. Он доказал, что можно стремиться к мастерству и достичь его, не унижая себя перед лжепророками культуры»[12].

Может ли существовать специфически австралийское видение предмета в абстрактном искусстве? Согласно общепринятым понятиям, абстрактное искусство в большей или меньшей степени интернационально. Нельзя приклеить национальный ярлык ромбу, кругу или линии из точек. Но что сказать тогда о персидской керамике, испано-мавританском фаянсе и большей части мусульманского изобразительного искусства? Однако этот спор уведет нас далеко от Сиднея, а большинство художников Сиднея считают, я думаю, что абстрактный экспрессионизм исключает географический подход.

Один из художников заявляет:

— Я пытаюсь изобразить анимистическое качество— некий мистический трепет, выразив его через природу.

Другой сиднеец надеется, «преодолев фальшь внешнего облика, передать скрывающуюся за ним жизнь, одинаковую для всех». Третьему «хочется сказать что-то об энергии и биении жизни в людях». Четвертый рассчитывает «сделать невидимое видимым». Эти идеи, насколько я понимаю, международны вне зависимости от того, где работают их последователи: в Париже или Лондоне, в Сиднее, Мельбурне или Нью-Йорке. Я не думаю, что можно говорить о каком-то специфически австралийском стиле, школе или понимании искусства у молодых художников предметного и абстрактного направления. Каждый из них идет своим путем и старается сделать «невидимое видимым». Но судить об этом — дело специалистов. Любитель же может быть уверен в одном — мир искусства в Сиднее, как и во всех городах Австралии, живет бурной жизнью и полон уверенности. Транспортные пробки у зданий, где устраиваются выставки, танцующие подростки и повторные вернисажи говорят о том, что у художников и любителей искусства единые интересы, а это далеко не всегда характерно для более старых стран.