GrayOwl - Звезда Аделаида - 2

• Название: Звезда Аделаида - 2
• Автор: GrayOwl
• Жанр: Эротика

---

Не будем боле о сём и обо мне вообще. Праздник особый у тебя скоро - помолвка скоро…

- Прервись, прошу тебя, и выслушай. Верю я тебе, но печалует меня, что не помнишь ты многого. Сие в раз разучило бы тебя, милый братец, повторять ошибки свои. А о праздненстве семейном самому Господину дома сообщили о сём раб мой камерный, знавший, верно, больше моего, но вот по каковой причине - не ведаю я. О помолвке же вновь попрошу тебя, в раз первый и последний - да не станем о ней. Тема сия весьма неприятна мне, равно, как и вся сия задумка отца высокорожденного женить меня. Говорил же я тебе - не смогу я стать мужем, ибо женщины для меня суть существа бесполые, не возбуждающие ровно никаких чувств.

- Что ж, значит, супруга твоя останется в девицах и не услышать дому твоему, о Господин, ни смеха, ни плача детского? Неужли столь жестоковыен ты? Но как же родишься ты… там, потом, если сейчас не продлишь род свой?

- Пойми же наконец, Квотриус, память потерявший, что не могу я соделаться прародителем самого себя! Время нельзя закольцевать, как говорил ты ещё, когда был разумен. От сего события произойти могут искривления времени и даже пространства, и не только я зачат и рождён не буду, но и все последующие за сим поколением Снепиусы не родятся, и исстреблён будет род наш во веки веков. Все исчезнут, словно и не жили никогда, не зачинали детей и не умирали.

Северус старался говорить мягко, но получалось, что, забыв о присутствии Папеньки, он постепенно злился на неразумие Квотриуса, предлагавшего ему вновь свернуть время в кольцо, и повышал голос.

- Мало понял я, глупец неразумный по сравнению с тобою, о брат мой возлюбленный, мудрейший, из сказанного, но то, что понял, поистине ужаснуло меня. - сказал Квотриус как-то вяло, что мало вязалось с его же словами об ужасании.

Глаза его слипались, и он начал дышать ровно, словно во сне.

- Enervate! Enervate! Да что же происходит в доме моём, о милостивые и грозные боги!

- Не дай ему умереть, сыне мой - кудесник и чаровник! Видно, плохи дела сына моего-бастарда, раз он мелет всякую чепуху и то и дело теряет сознание, либо ты, о Господин дома, не можешь никак избавить Квотриуса от болестей его, - напомнил о себе молчавший и стоявший всё время разговора братьев, как статуя, в одной позе, ни разу не переменив её, отец.

Названый брат раскрыл ослепительно блестящие глаза, и Северус внезапно мысленно сравнил их цвет и блеск с антрацитом. В голову пришло ненужное сейчас воспоминание о таких же блестящих глазах неправильного цвета зелёной травы, и Северус покраснел опять. Как же ему надоела вся эта ненужная возня с Квотриусом, которому самое место сейчас - в кроватке и баиньки, и ни-ка-ких торжеств. Сам же полукровка заговорил, словно забыв во время секундного забытья всё, о чём они говорили с братом доселе. Он промолвил лишь странно бессвязные слова о предстоящем семейном празднике, будто бы больше ничто на свете его не интересовало:

- Высокорожденный отец наш - военачальник великий, ему и решать было о дате праздника. Мы же с утра ещё утехам любовным предавались, если помнишь. А сейчас краснеешь ты, ибо мыслишь не обо мне вовсе, но о наглеце сём - госте твоём немытом.

Снейп заметил грустную усмешку брата и навернувшиеся на глаза слёзы, но не сказал больше ничего. Квотриус только судорожно вздохнул, но не пролил ни слезинки. И слёзы разом ушли, оставив место ласковой, чуть печальной улыбке.

Братья замолчали - им нечего было пока сказать друг другу, а коренастый военачальник взирал на их них довольно презрительно, но прислушиваться - не прислушивался. Он был, как высокорожденный патриций, выше шёпота и даже выслушивания пламенной речи старшего сына. Он всё равно бы из неё ничего не понял. По мнению Малефиция, достойный патриций должен говорить властно и горделиво.

Глава 50.

Снейп обратился к Папеньке, пойдя на хитрость. Он хотел, чтобы сам отец отправил любимого сына отдыхать после пережитого, ведь Квотриусу просто необходим был здоровый долгий сон, а Стихии лечили бы в это время его тело. Да и душу стоило бы подлечить - уж слишком странно даже после попытки суицида и возвращения «любимой» внешности, когда, кажется, всё закончилось хэппи-эндом, Квотриус очень странно вёл себя во время безмолвной молитвы и потом то и дело то терял память, то вспоминал отрывочно сегодняшний нескончаемый день, то падал в обморок от каких-то глупых слов - мужчина, всадник! - то скатывался в сон, да всех странностей и не перечислишь.

- Что ж, высокорожденный отец мой, брата моего - бастарда привёл я в чувство вполне, но, прошу, спроси у него сам, отче, захочет ли он возлежать на праздничном пиру рядом с моим будущим тестем Сабиниусом Верелием Конигусом?

Кажется мне, Квотриус полагает себя обиженным решением его, отнюдь несправедливым. Ибо все мы, присутствующие здесь, имели договорённость о женитьбе брата - бастарда моего на девице сей, дщери Сабиниуса, но получил Квотриус оскорбительный для него двойной отказ - и от не в меру болтливого, задравшего нос выше потолка отца, и от дщери его-невидимки. Не смутит ли его сие теперь, когда брат старший обручён с тою девицею, глазом не видимою, но не в меру гордою?

- Слышал ты словеса высокорожденного брата сводного своего, о Квотриус. Так ответь тогда уж мне на его вопросы. Кажется мне, совсем запугал ты высокорожденного брата своего Северуса выходками своими, недостойными мужчины - тою, что днём приключилась с тобой да прямо во время превосходного славословия, соделанного братом твоим, правда, не до конца понятого мною там, где говорил сыне мой законнорожденный и наследник о стихиях некиих и афнери мёртво-живых каких-то да ещё и о чародее некоем, имя коего столь трудно для произнесения, что и не запомнил я его… И несколько минут назад пришлось брату твоему сводному, верно, из любви к тебе, недостойному её, снова произносить Оживляющее Слово да чародейской палочкой над тобой махать… Итак, сбился с мысли я, ибо солдат Божественного Кесаря простой и премудрости словесной, кою за словоблудие пустое почитаю, не обучен.

- Хотел ты, отче, спросить Квотриуса, коему и вправду лучше бы отдохнуть, нежели упиваться вином сладким на пиру, не то, не приведи Мер… Юпитер - всех богов и богинь Кесарь небесный, придётся на виду у простецов, не привыкших к магии, волшебствовать над ним, коли он снова сознание потеряет, восхочет ли он возлежать на пиру с посторонними ему пока высокорожденными патрициями - будущими родственниками моими да и его тоже?

- Видишь, о Квотриус неразумный и духом слабый, что брат твой сводный боится даже прямо спросить тебя, держа меня за посредника некоего?

- Но… разве пир не будет домашним, во славу Пенат и Лар, о высокорожденный возлюбленный отец мой?

Зачем какому бы то ни было человеку чужому присутствовать на нём?

- Сегодня человек сей, о Квотриус, верно, разума и памяти лишившийся от содеянного над собою, высокорожденный патриций Сабиниус Верелий Конигус, прибыл с сыновьями своими достойными и обручил дщерь свою единую, высокорожденную патрицианку Адринану Ферликцию, с сыном моим законнорожденным и наследником и стал членом семь…

- Как мог ты, брат… именно сегодня, когда я!.. Когда мы!.. Коротка же память твоя, о высокорожденный брат мой и Господин, ежели не хватает её на день единый!

- Успокойся, о Квотриус, и сам я не ведал о событии, мне предстоящем. Поверь! Северус снова солгал, ведь именно за утренней трапезой надел он себе на палец обручальное кольцо для невесты.

И солгав, Снейп обратил свой гнев не на себя, как должно было бы произойти, а на несчастного, слишком много пережившего за «день единый» брата, который, сжав голову руками, повторял:

- Нет! Нет! Не верю! Ни единому слову твоему, о возлюбленный брат мой! Не мог ты не знать заране о дне помолвки своей! Сие суть событие, должно быть, долгожданное для тебя!

- Не веришь?! Опять провалы в памяти?! Или ты вконец обезумел, о Квотриус?! А вспомни тогда, кто поставил тебя на ноги так скоро, что ты не успел и почувствовать всех прелестей того, что натворил с собою? Не помнишь и сего ты?! Да?! Да у тебя бы сейчас все раны, самим собою нанесённые, болели столь преяро, так что знахарки ни из гражданок, ни из рабынь дома моего, ни даже врач не помогли бы тебе. Лишь долгое время спустя почувствовал бы ты себя немного более живым, а не славословить божеств домашних в день…

- Да не нужны мне были тогда Исцеляющие заклинания и отвары твои, поистине чудодейственные! А Лары и Пенаты по доброте своей божественной уж простили бы болящего домочадца! И пусть страдал бы я страшно, сильно, но не прибегнул бы к помощи твоей!

- Смотри же, Квотриус, пожалеешь ты ещё о словесах сих необдуманных. Не нужны, говоришь ты? А как же…

Но профессор не договорил - ему было почему-то неудобно договаривать «мы с тобою» при Папеньке. Отчего в нём вдруг проснулась такая стыдливость вслух сказать об их с братом отношениях, о которых отец Квотриуса уж, конечно, знал давно, с самого начала, как и все свободные домочадцы, и даже… Гарри проведал о них, Северус так и не понял. Он взял себя в руки и уже открыл было рот, чтобы произнести затаённое, но было поздно - момент был упущен.