GrayOwl - Звезда Аделаида - 2

• Название: Звезда Аделаида - 2
• Автор: GrayOwl
• Жанр: Эротика

---

И поймал ту самую рабыню, которая всё равно вечно от нечего делать, а прясть и ткать она не любила, ошивалась около трапезной, когда Господа вкушали пищу, и Выфху был, понятное дело, при них. Она наивно полагала, что сможет сделать «карьеру», связавшись с ним, кастратом, о чём она, разумеется, даже не догадывалась, иначе бы след её давно простыл от трапезной. А кому нужен кастрированный раб в мужья? Альбина, так звали её за светло-русые локоны, с которыми она родилась от Снепиуса Малефиция и своенравной черноволосой уэскх`ке, никак не хотевшей смириться в постели с превосходством Снепиуса Малефиция.

Отчего дочь и родилась русой - в него, отца, а не в мать. Ибо локальный конфликт между не хотевшей отдаваться добром, излишне гордой для рабыни, женщиною и тогдашним Господином дома увенчался распластыванием стонущей и вскрикивающей от желания назло нелюбимой супруге Веронике, метавшейся по ложу в соседней опочивальне - так было заведено в ромейских домах, именно не супругою, а распалённой ласками рабынею на ложе Снепиуса и овладением ею ко общему, обоюдному и единогласному, хотя голосов было, на самом деле, двое, плезиру.

Эта дщерь бывшего Господина дома, Альбина, гордая ромейским, а не варварским именем, как у её матери, которую она даже не помнила, как зовут - так рано её лишившись, возомнила о себе слишком много, не отдаваясь другим, надо сказать, многочисленным черноволосым поклонникам. Она метила повыше - в сожительницы к Выфху, о перипетиях жизни которого не знала из-за возраста. Было ей от силы лет двадцать, а это уже возраст для девушки-полукровки. Выфху же обладал, хоть и не яичками, но определённо - жизненным опытом, будучи в тридцати с небольшим годах… Всё равно, хоть и был он уродлив, значительно страшнее всех своих воздыхателей, вместе взятых, и тоже черноволос, но пребывая сыном Снепиуса Малефиция от какой-то, верно, очень покладистой, так и готовой упасть на ложе Господина, рабыни, ему этот цвет волос высочайше «прощался».

Выфху по привычке, для скорости единой, чтобы летела, как дротик, равнодушно приобнял Альбину, и шепнул ей на ушко:

- Схади-ка, розбуди Господина Квотриуса, ибо день уже, но спит он, словно бы нощию. Как бы не случилось с ним чиво? Ну, ты меня разумеешь? Навроде, как в… тот раз, кагда он вены сибе перирезал.

Да, и не забыть сказать мальчишке явиться - его Господин дома требовал! А тот-то сегодня так лютует! На гостя накречал своиго дрогоценого да миня абазвал жабой балотной.

- Дастанится мальчишке сиводня, ох, чую я сие, что дастанится!

«Мальчишкой» Выфху презрительно называл Наэмнэ, всего лишь семнадцатилетнего, или около того, парня. Никто же не празднует дни рождения говорящего скота да и среди высокорожденных патрициев это только повод для дорогого подарка имениннику и, может быть, на редкость скромного семейного пира.

А с Квотриусом и впрямь случилось - он намешал громадную, небывалую концентрацию спор Corbilium somniae в ышке бяха, проснуться от которой самостоятельно не было никакого шанса. Он снова побывал в мире Немёртвых, откуда его выдуло тем странным ветерком, дующим с востока на север, а не на запад, как было бы правильно. Просто-напросто полукровка не вспомнил точного количества скрупулусов мха, напрочь забыв о записи, для которой брат его высокорожденный ещё послал раба в библиотеку за чистым пергаментом. Словно бы его рассудок попал в кромешный, безвыходный, не имеющий ни окон, ни дверей, безвыходный коллапс.

И в третий раз посетил он мир Немёртвых. Едва не увлекло его душу, объятую сном предсмертным, тяжёлым, словно кошель с деньгами стоимостью в корову, не меньше, в Посмертие или в Аид? Он не разобрал, но… там было так темно, словно бы тьма всех безлунных поздних ночей сгустилась там, у Предела. Но разум Квотриуса совокупно с душою так активно боролись с изворачивающимся ветерком, дующим туда, на Север, откуда ни одна душа не возвращается, что он снова вернулся и, наконец, заснул нормальным сном.

И не до стихов было ему, сложенных там, в мире Немёртвых - боролся он за жизнь свою. Ибо даже чародеям, даже магам Стихий жизнь не даруется повторно, но есть лишь одна, данная единожды при ожидании, а не становлении волшебником. И не получил при становлении магом Квотриус второй жизни для себя но лишь долгую, до двухсот лет.

И усыпил бы он жену брата младую до того, что впала бы она в сон глубочайший, непробудный, и не случилось бы ему войти в неё, спящую крепко и спокойно до самого полудня, когда стали бы гости сходиться на пир ответный, семейный, задаваемый Снепиусами. Ведь не желал такого Квотриус - обесчестить жену, по всем ромейским законам принадлежащую высокорожденному брату своему, так… нечисто, во сне. Жаждал он ответной, как можно более страстной ласки молодой, в приятном теле, пухленькой женщины на действия свои нежные и, в то же время, мужественные. Ибо не девицею незрелой хотел он предстать пред Адрианой, но «знатоком большим» до женских прелестей. А вот что получилось бы у него на самом деле - теперь покрыто тайною глубочайшего сна.

Но он позабыл, сколько скупулусов внимательно перебранных спор - не залетел ли кусочек коры в них, хоть бы и самый махонький - об этом он помнил от Северуса, что таковое недопустимо - нужно сыпать в жгучую воду, тридцать семь или двадцать семь. И о записи, сделанной рукою возлюбленного брата, тоже запамятовал. Совсем от волнения за предстоящую ночь выпало сие у несчастного полукровки из головы вон. В итоге Квотриус решил насыпать больше скрупулусов, а то высокорожденный брат намекал на то, что младая супруга его будет караулить до утра и испортит ночь двум любящим мужчинам. И рыба стухнет, ведь это это такой нежный, по частым воспоминаниям соскучившегося Северуса, продукт!

Он всё решал перед засыпанием спор в кипящую воду жизни, с кем провести ночь эту - с братом ли возлюбленным? Сладкая рыбка ведь была уже изготовлена и так и ожидала Северуса, возлюбленного, гордого, не желающего ни на драхм поступиться честью своею, как он понимал её - спать только с ним, Квотриусом. Или с молодою женою его, кою так нечестно, но желанно предложил ему, недостойному полукровке, на ночь сию и… последующие, когда попривыкнет она к ласкам, расточаемым на неё Квотриусом, высокорожденный даже в «том» времени нынешний Господин дома? И, лишь встретившись глазами с братом, изнемогающим от несравненного горя, необычайной усталости и страшнейшей боли, конечно же, опять головной, решил он выбрать жену Северуса. О, только ради брата высокорожденного! Дабы не доставляла ему хлопот молодая супруга, какова бы она ни была обликом. Ибо не по нраву пришлась ему девица сия, даже если учесть, правда ли, что она девица непорочная. Что-то отталкивающее было в облике её. Если бы она была мужчиною, сказал бы Квотриус - жестокостью и немедленным, чисто женским, исполнением всех «хочу». Но ведь Северус всё равно не сможет познать её, а оставлять женщину на всю ночь одну, спящую, так она завтра же на семейном пиру расскажет всё, как было - как её опоили, как она, нетронутая дева, проспала всю ночь под действием кудесничества супруга своего, коий, по всей видимости, не пил Любовного напитка из самого Рима, а дал выпить только ей, дабы нутро у неё, непорочной, голубицы невинной, жгло пламенем.

Говорил же Северус, брат возлюбленный и по-настоящему единственный родной человек, сам словеса такие, что отказывается от женщин вовсе, и красота их не манит его, не заставляя совсем сердце биться, словно раковинка малая у кромки волн морских, то прибиваемая волнами ближе, то откатывающаяся вослед за солёною водою, тою, дальнего, противоположного брега коей не узреть глазу простому, человеческому.Так пусть брат хоть выспится и отдохнёт преспокойно от болей своих, а наутро, с третьими петухами и сам Квотриус придёт и обымет милого сердцу северного ветра своего, Северуса. Тогда и сладкая, но костлявая, как вся речная, рыба сгодится проголодавшемуся уставшему от утех любовных Квотриусу. И проспят они, обнявшись, до вечера, и не будет меж ними раздора из-за столь некрасивой жены. И не пойдут братья на пир семейный, пускай все-все традиции летят насмарку, и жена чужая, отданная добровольно брату сводному, и непоявление на пиру, пускай на них вечером смотрят косо упившиеся и объевшиеся, наверняка, устроившие оргию с младыми рабынями гвасинг, но устроят они пиршество своё, желанное единение тел, душ, помыслов одних на двоих. И сердца их будут биться, как один пылающий, словно факел во тьме, но невидимый никоему же постороннему знак величайшей и крепчайшей любови обоюдной их.

Так думал Квотриус за варкой Сонного зелья, которое потом, повинуясь внушению этой некрасивой, но высокорожденной женщины, уж точно не девицы, и залпом выпил сам до дна, обливаясь и отфыркиваясь от едкой, вонючей жидкости. Не сумел маг Стихий преодолеть магию женского взора, коий притягивал его, обманывая гнуснейшим образом, спьяну сверкая и обещая негу, воплощение грёз о молодой, хоть и такой неладной девице, но ведь она же - высокорожденная и обязательно девственная патрицианка… Хотя вот чем её боги милосердные и карающие наградили от рождества её и не наградят уже никогда более - так это утерянной девственностью.