Ривка Рабинович - Сквозь три строя

• Название: Сквозь три строя
• Автор: Ривка Рабинович
• Жанр: Историческая проза

Эта книга может быть названа автобиографическим романом, Автор ставил перед собой цель написать "биографию эпохи", отраженную в судьбе отдельной личности – современника этой эпохи. Из этой цели вытекает общий вопрос: человек и государственный строй, взаимоотношения между ними и их влияние на личные судьбы людей.

Описываемая эпоха начинается с 30-х годов прошлого века. Жизнь героини проходит через три строя: буржуазный профашистский строй в Латвии до советского вторжения, советский строй (с возраста 9 лет до 39) и демократический строй в Израиле (с 39 лет). Советский период включает жизнь в сибирской ссылке (1941-1958 гг.) и жизнь в Риге до выезда в Израиль в 1970 году.

В книге описывается борьба семьи за выживание, в условиях, когда исторические события раз за разом ломают ход жизни и вынуждают начать строить все с нуля. Речь идет о жестоких дилеммах, которые встают перед героиней книги, вначале девочкой-подростком, а затем, женщиной, о ее стойкости, слабостях и ошибках, о решениях, принимаемых ради того, чтобы выжить.

Здесь нет героических подвигов, но есть правдивая картина обычной жизни, обрисованная глазами очевидца. Здесь есть прошлое, о котором вскоре никто уже не сможет рассказать, и есть атмосфера нынешних дней. Несмотря на трагизм многих ситуаций, книга проникнута оптимизмом. Девиз автора может быть выражен в словах: "Пока человек жив – всегда есть надежда".

---

– Если так, то зачем вы держите молочную ферму и свинарник?

– Государство обязывает. Горожанам нужно молоко и мясо, да и хлеб тоже. Кто даст, если не мы?

– А что вы делаете, когда вам нужны одежда, обувь и другие вещи, которые надо покупать за деньги?

– Продаем что-нибудь из наших личных хозяйств. Все мы держим коров, выращиваем телят, свиней, кур. Правда, и из этого часть надо сдавать государству, но все же что-то остается. Вот и вы будете покупать у нас продукты. Раз в неделю, по воскресеньям, в Парабели действует «колхозный рынок», мы там основные продавцы.

Когда мама выразила надежду, что ее муж вскоре присоединится к семье («они ведь обещали!»), крестьяне отнеслись к ее словам скептически. Не обращая внимания на предостерегающие знаки, Николай рассказал, что в 1937 году в поселок пришли сотрудники НКВД и арестовали группу мужчин, считавшихся «активистами». Ни один из них не вернулся. Никто не знает, куда их увезли и какая судьба их постигла.

– Что это значит – активисты?

– Это были люди грамотные, иногда они выступали на собраниях, иногда писали какую-нибудь жалобу. Короче говоря, они были немножко активнее, чем другие.

Мама осталась после этой беседы не очень ободренной, мягко говоря.

На следующий день в поселок прибыл комендант из Парабели. Он велел местным мальчишкам обойти всех новых ссыльных и объявить им, чтобы собрались возле клуба.

У клуба было высокое крыльцо из пяти ступенек. Комендант стоял на верхней ступеньке, а внизу, возле крыльца, толпились женщины с детьми. Он возвышался над нами; это подчеркивало его высокое положение, в отличие от нашего, приниженного.

Он зачитал официальный документ – постановление «тройки» о нашей высылке сроком на двадцать лет. Затем объяснил, каков наш гражданский статус: мы ссыльнопоселенцы. Пункт, согласно которому «тройка» решила выслать нас, гласил: «лица социально опасные».

Между прочим, у крестьян, которых выслали сюда в 1931 году, был другой гражданский статус – спецпоселенцы. Их называли коротким словом – спецы.

Комендант объяснил, что все мы подчинены комендатуре. Комендатура со своей стороны подчинена НКВД. В комендатуре три коменданта: главный (он сам) и два его заместителя. Приказы каждого из них обязательны для нас.

Нельзя покидать место поселения без разрешения комендатуры. Без разрешений можно ходить в ближайшие деревни, в радиусе десяти километров. Чтобы удалиться на большее расстояние, нужно получить разрешение от комендатуры. Взрослые обязаны работать – не обязательно в колхозе, можно работать и в Парабели или в другом поселке.

Он раздал женщинам листки, заменяющие удостоверения личности. На них значились имя, отчество, фамилия, гражданский статус, пол, дата рождения, место рождения и место поселения. Всем взрослым, начиная с шестнадцати лет, надлежит раз в месяц являться в комендатуру для «регистрации» – проверки присутствия.

Когда он кончил свои разъяснения, женщины начали кричать:

– Где наши мужья? Когда они вернутся к своим семьям?

Комендант ответил, что он отвечает только за группу, прибывшую на пароходе. У него нет никакой информации о тех, кого забрали по дороге.

– Вы можете послать запрос в комиссариат внутренних дел в Москве. Может быть, вам ответят, – сказал он не очень уверенным тоном.

Прошло еще несколько дней – и мы узнали о начале вой ны. Нацистская Германия напала на Советский Союз, вопреки договору, заключенному между обоими государствами всего двумя годами раньше.

Глава 8. Главная цель – выживание

Моя мама может служить образцом способности человека приспособиться к крайним изменениям в его судьбе. Давно ли она была уважаемой дамой, владелицей собственности, державшей работниц в магазине и прислугу в доме, счастливой женой и матерью – и вот она на чужбине, лишенная всего, без дома, без мужа, без заработка, с двумя детьми, о которых она должна заботиться. Нужно быть железной, чтобы не сломиться – и она не сломилась.

Она не плакала и не жаловалась. Веселой она никогда не была, а теперь ее серьезность стала мрачной. Некоторые ее решения могут показаться жестокими, но без них мы бы едва ли выжили.

С первых же дней она ввела строжайший «режим питания», который никоим образом нельзя было нарушать. Это был режим постоянного голода, грызущего днем и ночью. Я едва ли могла бы держать своих детей в состоянии такого голода. Она смогла, да и сама съедала не больше той нормы, которую установила для нас. Мясо и яйца были сразу исключены из рациона. В норму входили пол-литра молока в день – не для питья, а для забеливания жидкого супа, который был главной частью нашего «меню» и состоял из трех картофелин, горсточки крупы или муки и большого количества воды. Добавление молока придавало этому вареву беловатый цвет, и это создавало иллюзию, что хлебаешь не только воду.

Чтобы покупать картошку, крупу и молоко, мы продавали вещи, чаще всего путем прямого обмена на продукты. Выручку за очередную продажу мама старалась растянуть на максимальный срок.

Это была война со временем – протянуть еще день, еще неделю, еще месяц. Война казалась проигранной заранее: ведь точка финиша, до которой надо дотянуть, скрывалась в неизвестном будущем.

Мама решила, что Иосиф не пойдет в школу и постарается найти работу в райцентре Парабель. У него будет паек рабочего – пятьсот граммов хлеба. Может быть, будет и какая-то зарплата. Это было жестокое решение, ведь ему было всего четырнадцать лет. Но я опять-таки, задним числом, думаю, что при тех обстоятельствах это было правильное решение, и если бы мама поддалась чувству жалости, это ухудшило бы наши шансы на выживание.

Сама она решила начать работать в колхозе, чтобы получать паек – пятьсот граммов хлеба для себя и триста граммов для меня.

Иосиф устроился на работу в Парабели «по блату». Среди ссыльных был один человек, который произвел впечатление на местное начальство своими организаторскими способностями. Он вызвался организовать артель ремесленников, чтобы тем самым решить проблему трудоустройства ссыльнопоселенцев и поставлять услуги населению. Начальникам идея понравилась, и они дали ему нужные средства, помещение и свободу действий. Так возникла артель под названием «Металлист». В ней были различные цеха: пошивочный, столярный и другие. Инициатор занял пост председателя артели и был первым ссыльным, который вошел в ряды местного начальства.

Мои родители знали его еще в Риге, и когда мама обратилась к нему с просьбой принять ее сына на работу, он не отказал ей, хотя и думал, что мальчик слишком молод.

Брат получил рабочий паек и начал работать в столярном цехе, где приобрел специальность бондаря. Начальник цеха не делал ему никаких скидок на возраст и требовал выполнения норм, установленных для взрослых рабочих.

К хлебным карточкам прилагались купоны на получение других продуктов наподобие сахара, масла, колбасы. Может быть, в крупных городах выдавали что-то по этим купонам, но в нашей местности они «не отоваривались» – новое для нас слово из советского лексикона. «Отоваривался» только хлеб, да и то не бесплатно, а за низкую цену.

Меня невозможно было приспособить к какому-либо виду заработка, я была для этого слишком мала, поэтому было решено, что я пойду в школу.

Мой вклад в наше существование выражался в том, что мои платья и туфли составляли значительную часть среди вещей, обмениваемых на картошку и муку. Как уже упоминалось, я вела себя во время нашей высылки из дому очень деловито и запаковала все, что у меня было. Теперь на мои красивые платьица и лакированные туфельки был большой спрос, все жены парабельских начальников хотели одеть своих дочек в наряды, которые раньше были моими.

Я не сожалела о своих постепенно исчезавших вещах. Всегда хотела «быть как все», не бросаться в глаза. Сразу же стала ходить босиком, как все дети поселка. Как ни смешно, мне нравились безобразные ситцевые платья без талии и фасона, какие носили девочки в поселке. Моя прежняя одежда казалась бы смешной на фоне деревенской жизни.

Председатель колхоза объединил всех ссыльных женщин в одну бригаду. Первый вид работы был, по тамошним меркам, самым легким: дерганье льна. Это делается так: растения выдергивают из земли с корнем и затем связывают в снопы (завязкой служит тонкий пучок того же льна). Чтобы лен высох, снопы ставят в суслоны: три снопа ставят корнями вниз, так, чтобы они опирались друг на друга и не падали. Это основа суслона. Основу обкладывают со всех сторон дополнительными снопами – по 9-10 на суслон. Количество сделанной работы измеряется площадью, с которой лен выдернут, связан и уставлен в суслоны. За сделанную работу бригадир записывает трудодни.

Поля с посевами льна были удалены от поселка на несколько километров. Само собой понятно, что это расстояние нужно было проходить пешком – туда и обратно.

Мама была единственной еврейкой в бригаде. Она никогда не была сильна физически (как и я). Латышки жаловались бригадиру, что она делает меньше их, и требовали, чтобы ее отделили от них. Это ничего не изменило бы с точки зрения «оплаты труда» – просто выражение враждебности.