Леонид Сапожников - Цепь

• Название: Цепь
• Автор: Леонид Сапожников
• Жанр: Детектив
• Год: 2012

…

---

Кулик время от времени подходит к полкам, вытаскивает го одну, то другую папку.

Сейчас он собирает по моей просьбе материал о семье Сауловых: о Глебе, первом муже Веры Остальской, о его отце…

Все папки в образцовом порядке — позавидуешь такому делопроизводству!.. Не удержавшись, я делаю ему комплимент:

— У вас прекрасный архив, Зиновий Михайлович!

— Да, — соглашается он, — у меня классифицированный архив. Но если посвятил многие годы такому непростому делу, как составление биографий ученых…

— Но ведь не всех же ученых? — перебиваю я.

— Безусловно! — откликается он. — На это не хватило бы многих жизней таких чудаков, как я Нет, голубчик, меня интересуют только те ученые, которые, порвав со своими сословными предрассудками, встали на сторону революции, на сторону большевиков.

— А как же профессор Клычев? — возражаю я. — Его ведь не отнесешь в разряд дореволюционных ученых?

— Тут особый случай, — улыбается Кулик. — Во-первых, он был вхож в дом профессора Остальского и, во-вторых, принимал самое непосредственное участие в спасении старой интеллигенции во время голодных дней Петрограда. Вы знаете, что такое Цекубу?

— Нет…

— Разумеется! Откуда вам знать, вы же совсем молодой человек. Цекубу — это Центральная комиссия улучшения быта ученых. Она была создана по указанию Владимира Ильича Ленина вскоре после революции. А возглавил эту комиссию Горький. Так вот, ваш покорный слуга — как и Павел Егорович Клычев — когда-то, много лет назад, с оружием в руках сопровождал продовольственные эшелоны для ученых, умиравших от голода. И вот, когда прошло время, я решил выяснить для себя, почему одни ученые, как, например, Тимирязев, с первых же дней стали защитниками дела революции; другие отрицали революцию, боролись против нее; а третьи — долго сомневались, выбирали, ворчали, да тот же Генрих Петрович Остальский. В то же время профессор Саулов, который вас тоже интересует, друг Остальского, — ученый с европейским именем, бывший царский генерал — без колебаний перешел на сторону рабоче-крестьянской диктатуры. Да, таким он был, Сергей Викторович Саулов. Ах, какую личную трагедию он пережил! Я вам расскажу, — поднял руку Кулик. — Я вам все расскажу, если вам это интересно знать. Итак, с чего начнем?.. Гм.. Сергей Викторович Саулов из разночинцев. У него была большая родня, но никто, как говорится, не достиг того, что удалось ему. Были среди Сауловых и физики — Михаил, Андрей; и военные — капитан первого ранга Ярослав; и модный петербургский парикмахер Модест Саулов, который страдал из-за того, что его единственный сын Викентий тратит все деньги на огромную коллекцию тряпичных “петрушек”; и землемер Александр Саулов, которого уважали крестьяне за доброту…

Я уже почти ничего не слышу, ибо поглощен одной мыслью: я знаю его подлинную фамилию… я знаю его фамилию… Модный парикмахер Модест Саулов и его единственный сын Викентий… Викентий Модестович Саулов… “поручик Викентий”…

Внезапно в памяти всплывают строчки из повести учителя Клычева, а вернее сказать, строчки из дневника его отца — комиссара Орла: “…Комиссар Орел спросил раненого, кто такой “поручик Викентий”. Бандит, кривя губы от боли, прошептал: “Ирод он… блаженный… На пальцы напялит…” И умер на полуслове…”

Этот бандит хотел сказать, что “поручик Викентий” напяливал на пальцы тряпичную куклу, ну да, он же коллекционировал “петрушек”!..

Собственно, теперь мне надо весь наш разговор с Куликом сводить только к одному — к Викентию Модестовичу Саулову, так как он и есть тот чело­век, кто нас интересует.

Я с трудом удерживаюсь от искушения: свернуть разговор в этом направлении. Нет, нет, я должен- насколько удастся — определить ценность источника информации Кулика, откуда ему так хорошо известно все о родне Сауловых?

Черт возьми, прав майор Сенюшкин, в нашей работе надо быть артистом!

Я изображаю на лице почти подобострастное удивление:

— Поразительно, Зиновий Михайлович! Вы все знаете об огромной родне Сауловых?! И вот так о каждом ученом, о котором собираете материал?

— Ну что вы! — Кулик явно польщен моей наивностью и восторгом. — Конечно же, нет. В данном случае мне просто повезло. Дело в том, что жив еще младший сын профессора Саулова — Сергей Сергеевич. Он-то и рассказал мне многое. Несчастный человек… Сережа почти всю свою жизнь прикован к постели. Но какой оптимизм, какое удивительное чувство веры в Человека, в его силы, в его дух!..

— Вы дадите его адрес?

— Конечно! Он живет в старой петербургской квартире отца.

…Я ушел от Зиновия Михайловича под вечер. И тут же отправился звонить Полковнику.

23

Сергей Сергеевич Саулов жил на Крюковом канале, недалеко от Театральной площади. Я шел по тротуару и размышлял о том, как странно сплетаются нити человеческих судеб. Я думал о том, сколь коротка оказалась жизнь отца и сына Клычевых и сколь несправедливо долго живет на белом свете человек по имени Викентий Модестович Саулов. Еще в 1919 году его банда активно сражалась с Советской властью. Комиссар Орел — отец учителя Клычева — написал в своем дневнике, что уничтожил “поручика Викентия”, швырнул в него гранату. Увы, не всегда наша уверенность — истина.

Викентий Саулов остался жив и, вероятно, именно после взрыва гранаты и начал хромать. Потом их пути снова пересеклись, в 1940 году. И комиссар Орел погиб. Но жив был его сын, он видел убийцу отца, и мог — даже через двадцать лет — узнать его при личной встрече. И по этой причине тоже погиб.

Конечно же, Саулов живет под какой-нибудь вымышленной фамилией, как жил долгие годы, называясь Маркеловым. Видимо, он позаботился о других фальшивых документах. Ничего, теперь мы знаем, кого искать!..

…Я пытаюсь унять предательскую дрожь в теле, когда подхожу к дверям, на которых висит позеленевшая от времени медная табличка: “Профессоръ С.В.Саулов”.

Сын в память об отце не снял старинную табличку.

…Сергею Сергеевичу недавно исполнилось шестьдесят лет. У него высокий лоб, живые глаза и полный рот своих зубов. И это после ленинградской блокады, которую он перенес!

Какой сильный организм…

Меня занимает, по существу, один лишь родственник Сергея Сергеевича — Викентий Модесто­вич. Я же пока и не заикнулся о нем. Собственно, я пришел по рекомендации Зиновия Михайловича Кулика.

Я — журналист. Меня заинтересовала судьба семьи Сауловых. Правдоподобно?

А почему бы и нет, почему бы журналисту не заинтересоваться судьбой семьи бывшего царского генерала, без колебаний перешедшего на сторону большевиков?..

Мы беседуем уже несколько часов, я старательно записываю сведения о семье Сауловых, об отце, о старшем брате Сергея Сергеевича — Глебе, почти сорок лет тому назад умершем в Берлине от туберкулеза.

Сергей Сергеевич рассказывает о жене Глеба — Вере Остальской, говорит о ней с нежностью. Она тоже умерла в 1928 году. Один раз была в Советском Союзе, а он, как назло, в то время находился в Крыму. И они не встретились. Вера Васильевна после смерти Глеба вышла замуж вторично, но это не повлияло на ее взаимоотношения с Сергеем Сергеевичем. Они по-прежнему поддерживали дружескую переписку. Да, Сергей Сергеевич и сам прекрасно понимал, что Верочка должна была выйти снова замуж: она ведь осталась с дочерью Алиной на руках. К сожалению, ему ничего не известно о судьбе его племянницы Алины. Как в воду канула, все следы затерялись в жизненном море. Да, имя и в самом деле редкое — Алина. Верочка решила так назвать свою дочь в честь бабушки, то есть своей матери. Кто бабушка? Алина Симеоновна Ферапонтова… Вообще-то непутевая была женщина. И мужа бросила и дочь. И конец ее был страшен. Дело в том, что и ее и человека, ради которого она покинула свою семью — русского богача-эмигранта Гордеева, — зверски убили в Берлине в 1932 году и ограбили квартиру.

— Полиция нашла убийц? — спросил я.

— Нет, — покачал он головой. — Подозревали, что это преступление совершили тоже эмигранты из числа белогвардейских офицеров. Даже привлекали к ответственности какого-то Маркелова, но он сумел доказать свое алиби. Я узнал об этом из газет. Мне любезно приносили немецкие и французские газеты мои юные друзья пионеры.

— Значит, Вера Васильевна и ее мать встречались, будучи в Берлине?

— Да, правда, очень редко. Я полагаю, Верочка и назвала-то дочь именем своей матери по той причине, что надеялась сблизиться с ней. Но Алина Симеоновна, судя по всему, была сверх меры занята собой… Н-да… Бедняжка Верочка… Спасибо Викентию…

Я едва не вздрагиваю, так неожиданно он заговорил о человеке, ради которого я и пришел к нему.

— Кто такой Викентий? — равнодушно спрашиваю я.

— Это мой двоюродный брат — Викентий Модестович Саулов…

И Сергей Сергеевич начинает с подробностями рассказывать о семье модного петербургского парикмахера Модеста Саулова. Я напрягаю всю свою память, чтобы не забыть ничего из этого рассказа. Я отключаю себя от всего, я, как губка, впитываю в себя каждое слово…