Юрий Мухин - Трагедия Сталина и его сыновей

• Название: Трагедия Сталина и его сыновей
• Автор: Юрий Мухин
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-99550-606-5

Отправив на фронт обоих своих сыновей (кто из нынешних кремлевских временщиков способен на такое?!), Сталин считал, что обязан разделить с советским народом общую судьбу и жертвовать всем, даже родной кровью, ради победы…

---

Поразило еще одно — у Ивана Сергеевича оказалась полна грудь (семь или восемь) боевых орденов, среди которых орден Ленина и три ордена Красного Знамени. В откровенных беседах я убедился, что все, кроме бывших приближенных подхалимов, были такого же мнения и агрессивно настроены против него. Их можно понять, скажем, командир звена Котов Петр Михайлович начал войну под Москвой, закончил в Берлине, выполнил более 70 боевых вылетов на корректирование артогня, был удостоен только орденов Красного Знамени и Красной Звезды». Как видите, Тищенко был труслив, но орденов нахватал чуть ли не в два раза больше Василия Сталина.

А вот о своем командире полка пишет летчик-истребитель Герой Советского Союза В.Ф. Голубев: «В Охте-не же странно сочетались апломб и затаившееся где-то в глубине души, болезненно переживаемое сознание собственной неполноценности, рожденное длительным «нелетным» перерывом. В прошлом неплохой летчик, он оказался на новой должности слабым организатором. Тут у него не получалось, а летную практику он понемногу запустил и, возможно, стал страшиться неба. Чем реже летал, тем меньше был способен практически руководить комэсками. Неудачи до предела обострили самолюбие, он словно отгородился от командиров чиновной стенкой. Полк по сути лишился крепкой умной руки, трудно стало работать с командиром и штабу полка. Пожалуй, из троих командиров эскадрильи один лишь Рождественский остался на высоте, личным примером показывая подчиненным, как надо вести бои в сложнейших ситуациях». А здесь, как вы видите, трусость сидящего на земле командира истребительного авиационного полка распространилась и на командиров эскадрилий — два из трех тоже не совершали боевых вылетов.

А вот своим командиром полка возмущается трижды Герой Советского Союза А.И. Покрышкин: «Самоустранившись от выполнения боевых заданий, он совсем перестал чувствовать машину и растерял летные навыки. А когда-то, говорят, летал неплохо. Да, Краев уже не летчик. И войны с ее напряженными боями, опасностями и кровью он, по существу, не знает. Разве такой человек может руководить боевой деятельностью полка ?!»

Е. Пепеляев, сообщив, что в первом же бою с американцами 176-го гвардейского истребительно-авиационного полка один наш самолет был сбит американцами и один подбит, в итоге: «После первого воздушного боя над аэродромом некоторые летчики затосковали по Родине. Например, командир 176-го гвардейского авиаполка подполковник Кошель и некоторые другие летчики его полка под разными предлогами уехали в Советский Союз, не выполнив ни одного боевого вылета». Надеюсь, все поняли, что «затосковали» в контексте этого предложения — это «струсили»?

Но вот о своем командире полка Василии Сталине пишет летчик-истребитель, Герой Советского Союза С.Ф. Долгушин: «Василий полком командовал старательно, прислушивался к нам, более опытным летчикам. Как командир полка, он мог делать боевые вылеты и руководить ими в составе любой эскадрильи, но чаще летал почему-то в составе моей. В течение февраля-марта 1943 года с участием Василия мы сбили несколько самолетов врага. 5 марта он сбил самостоятельно ФВ-190...

Помню, однажды в бою он допустил ошибку, характерную для молодых летчиков, хотя был уже «стариком». Погнался за «фоккером», в горячке оторвался от группы, был атакован шестеркой. Всей эскадрильей мы его выручали. Вернулись на аэродром. Василий был полковник, а я капитан, он — командир полка, а я — комэск. В авиации у нас чинопочитание не очень развито. Я отвел его в сторонку и устроил свой «разбор полетов»: отматерил как следует».

Сухомлинов пишет: «В наградном листе, подписанном командующим 16-й Воздушной армией генерал-полковником авиации С. Руденко, указано, что В. Сталин сбил еще один самолет врага. Итого — два. Да плюс сбитые в группе, о чем говорит С.Ф. Долгушин. Хотелось бы, конечно, побольше, на Героя не тянет, но уж сколько есть. Для командира полка за месяц — нормально».

Спустя четыре месяца этот же генерал С. И. Руденко во время боев на северном фасе Курской битвы пошлет командирам 234-й, 273-й и 279-й истребительных авиадивизий телеграмму, в которой, угрожая командирам полков направить их в штрафные эскадрильи и расстрелять перед строем, напишет: «Так прикрывать наземные войска — преступление... Пора, товарищи летчики, прекратить позорить советских истребителей. До сих пор наши пехотинцы в один голос заявляют, что истребители их не защищают, не дерутся с бомбардировщиками, а скрываются в тыл. Те же пехотинцы восхищены смелостью и отвагой наших штурмовиков и бомбардировщиков...».

А в случае со Сталиным у Руденко была другая проблема: чем больше Василий летал, тем больше был риск, что его собьют и он попадет в плен.

Мне как-то пришлось беседовать с Героем Советского Союза летчиком-испытателем А.А. Щербаковым, сыном кандидата в члены Политбюро, начальника Главного политуправления Красной Армии А.С. Щербакова. Их, сыновей руководителей Армии и СССР, старались не отпускать на фронт, и они служили в ПВО Москвы, но когда фронт отодвинулся так далеко, что немцы до Москвы просто не долетали, то он начал проситься на фронт, и его в конце концов отпустили. Но перед отправкой его вызвал отец и в конце разговора спросил, понимает ли сын, что он не имеет права попадать в плен? Молодой Щербаков подтвердил, что понимает это, и отец его отпустил.

А Василий этого не понимал и поэтому летал и летал на задания? Понимал.

Просто Василий Сталин боевые вылеты делал без парашюта! В случае если его подобьют, он не оставлял себе никаких шансов остаться в живых. И этот факт никогда и нигде не публиковался!

И Герой Советского Союза Сергей Федорович Долгушин, сбивший 28 немецких самолетов, по поводу своего командира Василия Иосифовича Сталина подытожил разговор так: «Мы его уважали, любили и даже немного гордились, что нами командует Сталин».

В связи с последней мыслью Долгушина мне хотелось бы предложить Залесскому составить энциклопедический словарь «Империи перестройки», в котором дать биографии тех, кто будет и в будущем любить и уважать ее выдающихся деятелей, уже носящих почетные звания «Горби», «Банан», «Паша-мерседес», «Киндер-сюрприз», «Миша 2%», «Пути-пут», «Айфончик» и т.д., кто будет гордиться, что они им командовали. Первым в этом словаре будет, конечно, сам Залесский, но вот кто будут остальные — ума не приложу!

Еще подчеркну: у Залесского в распоряжении были все необходимые материалы, чтобы дать не запятнанные им биографии, а объективные, почему же он их не дал? Деньги? Ну, разумеется, деньги, хотя, если вдуматься, то какие деньги от издания исторической литературы? Это же не детективы и не порнография. А ведь оболгать сталинскую элиту было порой труднее, чем написать правду. Скажем, цитату из текста характеристики, подписанной генералом Белецким, я дал не глядя, а Залесскому надо было ее извращать, трудиться.

Ответ один — это боль плебея. Он, интеллигентству-ющее ничтожество, пишет о людях, которые действительно меняли ход истории и меняли его в сторону прогресса. А его удел — родиться, чтобы умереть. И отсюда потуги: если нельзя настоящую элиту вымазать дерьмом с ног до головы, то хоть бросить в нее кусок дерьма. Для плебея и это радость...

Однако историю Василия я дал, чтобы подчеркнуть — сегодня нельзя просто так воспринимать информацию СМИ о сталинской эпохе и о тех, кто был связан со Сталиным, — все это изолгано.

Теперь перейдем к Якову.

Яков: установочные данные

Считается, что сын Сталина Яков Джугашвили был в плену...

Мне вспомнилась реакция моего отца на вроде естественный сегодня вопрос. Где-то в начале 60-х, еще подростком, я прочел книжку о немецких концлагерях и о наших пленных там, о подпольных организациях, об их сопротивлении немцам.

По книге эти пленные были героями, и мне подумалось, дурачку, — а вдруг и мой отец был в плену и был таким же героем? Отец провоевал всю войну «от звонка до звонка», был ранен 4 раза, в начале войны из окружения, из всей дивизии он вышел в составе всего 111 человек. Я спросил отца об этом, и до сих пор помню его реакцию: «Никогда!» При этом было явно видно, что отец обижен и оскорблен самой мыслью о том, что он мог сдаться в плен и что я мог такое о нем подумать.

Но, я думаю, такому отношению к своему долгу должна предшествовать определенная жизнь, поэтому перед тем, как заняться расследованием обстоятельств «пленения» Якова Джугашвили, надо хотя бы вкратце взглянуть на его биографию.

Но тут есть трудность — Яков был менее заметен, нежели Василий, поэтому менее интересен свидетелям, и сведений о нем сохранилось не много, причем порою очень противоречивых.

К примеру, у самого Сталина не все ясно с датой рождения, и у Якова в этом нет ясности, кроме того, нет ясности, где именно родился Яков. С одной стороны, у простого народа в те времена не было в обычае праздновать свой день рождения, в связи с чем не было особой необходимости им интересоваться и его помнить. Но с другой стороны, если для самого Сталина эти неясности имеют чисто академическое значение, то для расследования судьбы Якова знание этих вещей имеет практический интерес.